У русских за пазухой - Крэйг Эштон

– Переводить шестерку!

– Первый кон не переводят.

– Конь?.. О! Вот видишь, это точно про Ивана-дурака! Есть же сказка про Ивана-дурака, про конь, скатерть и рожок!

– Да не конь, а кон.

– Не понимаю. Как конь может не быть конью?

– Кон и конь – разные слова!

– Я не слышу разницу!

– Может, просто будем играть?

Все непросто в новой стране…

В дурака многие играют с самого детства. Играли на кухне с семьей, на даче с дедушкой и бабушкой, когда на улице дождь, а телевизора не было. Меня научила играть Саша из Мурманска. Помню первый раз, когда она предложила:

– В дурака поиграем?

– …Не хочу драку.

– Не драка. Дурак.

– …Я дурак?

– Ну, нет, блин, это игра в карты. Хочешь поиграть?

Я не преувеличиваю, примерно таким получался у меня каждый разговор…

Саша очень хорошо играет в дурака. Она могла одновременно играть, запоминать все карты, красить ногти, придумывать стратегию, есть семечки, говорить с подругой по телефону и учить малословесного англичанина, как играть. Не один раз я видел, как она держала 20 карт и, шаг за шагом отдавая их другому человеку, в итоге побеждала. Страшное зрелище, она все помнила, реально каждую карту… Я так до сих пор не умею, но люблю играть все равно.

В далеких и разных городах люди играют в дурака одинаково. После «Может, в дурака поиграем?» и «М-м, давай» все, что происходит, понятно всем. Любая игра – не хаотичный способ взаимодействовать с людьми, оттачивать навыки и приятно проводить время. Интересно, что в эту игру люди играют одинаково на огромных расстояниях. Человек, находящийся в 9000 км от другого, скажет с такой же интонацией: «туда же», «бита», «отбой» или «ходи по одной, не ошибешься».

Я так и не понял, есть ли связь между этой игрой и сказкой «Иван-дурак»… Но меня она точно связала с людьми. Хорошая игра.

Баня, чан, береза

Ночь, тихо, нет карканья ни ворон, ни воронов.

Я сегодня первый раз прыгал в сугроб после бани.

Точнее, упал.

Точнее-ее, осторожно лег со скоростью черепашки, паникуя, как рыба вне воды.

Но лег. Как положено. Получил новые ощущения. Не скоро забуду. Тело не скоро меня простит.

Еще в первый раз в чане сидел. Приятно. Чувствовал себя элитным пельменем в густом хвойном супе с приправами. Ромашка, лаванда, болотная мята. Вокруг тишина, темнота, красота. Река, деревья, деревянный домик. Еле слышно ноты классических русских композиторов плыли к нам по ледяному воздуху на коньках. Так тихо, только намек, что есть мир за пределами леса. Как будто ноты нашли путь к нам из прошлого, и мы слушали эхо пиано концерта Рахманинова вместе с затаившей дыхание аудиторией.

А мы пельмени в елочном супе. Когда сварились, нас пригласили в баню. Вхожу в парную, снимаю простынь, робко роняю ее на пол. Я раздет догола, до искренности.

– Ложись.

Ложусь.

Парит, парит, парит меня. Парит до костей, до костного мозга, парит, парит до дна души тяжелый пар.

Веники-веники ели вареники. Слова с баней прошлого прилетели в голову, войлоковую шапку надевай, что-то про не обжигаться, слизистые сосуды, или сосудная слизь, или сосудистые сосуды, не знал, мозг не мог помнить, не хотел; мозг на волю, хочет кислорода, почему род кислый, не знаем мы с мозгом, жарко, шарко, щаака, генералов в бане нет и англичанов тоже. Дышу, дысу, еле дыс, легкие жалуются: «Дыхода нет», – а мозг спрашивает: «Я не расплавился уже? Я еще не стал лужей расплавленной англости?» Чуть-чуть еще, и – сплуощь – я вода. Тело – 85 % – вода, и вся почти кипяток.

На краю, на грани, на границе лежу рекой, а меня спрашивают:

– Все в порядке?

Мой автоответчик отвечает:

– Да, все хорошо.

Возможно, он прав, возможно, и нет. Теперь просят сидеть, но я же уже вода и чуть ли не пар, но теперь просят встать и ходить, но только течь могу. «Норм, потечем», и я покорно стекаю туда, куда просят, на крыльцо, на улицу, мимо тихие ноты пиано концерта Николая Петрова.

– Не торопимся, Крэйг.

Не парься, парень, я не торопоспособън.

Меня ведут в снег, в ледяной снег, я за, но, блин, это снеговой лед, холодно, но я ложусь, замерзну, снова буду твердое вещество, солидный англичанин, ух-ух-ух, я в снегу, первый раз в сугробе, как настоящий русский, Кеша хороший. Я културовод, господи, какой холодняк!

Мозговой голос вернулся. Он мне срочно сообщает: «Мы в снегу. Тут минус пятьсот». Легкие пришли в разговор: «Нам тут не дышать. Вставай».

– Терпите чуть-чуть, – мне говорят.

Я мозгу сообщил, что нас попросили потерпеть. Но мозг сильнее и каркает: «Ах, не могу!» И мне дали не мочь, подняли, увели в дом.

Дальше процедура «Дедовское мытье веником».

Потом обратно в парную.

Потом он увел меня к ведрам. «Знаю я ваши ведры», – думал я, но сил не было убежать. Покорно согласился встретиться с содержимым ведер.

М-м. Да. Знаю я ваши ведры.

И наконец, Александр закутал меня, как запеленованного, зановорожденного малыша, и увел на крыльцо. Я там сидел, Царь-царевич, и старался вспомнить, как по-русски swaddled.

– Алиса, Рахманинов, второй фортепиано концерт, – сказал Александр.

Не мог понять, почему он говорил это моей жене, сидящей далеко в чане.

– Алиса, звук семь.

Только через десять минут понял, с кем он разговаривал.

Потом Александр принес мне «напиток банщика»: мед, лимон, минеральная вода с пузырьками. Сижу, пью, пар от меня исходит, я добавляю тепло к глобальному потеплению. Зимой можно.

Я теплый, чистый, я доволен. На крыльце сижу, общаюсь с ветром.

Наконец могу уже нормально ходить, ухожу в дом. Сижу. Пью чай. Говорю короткими сентенсами. В перемикску с английским.

Советские фильмы

– Крэйг, это цитата. О, и это цитата! О, и это вообще все время цитируют!

Сижу с Алисой – не прошло и 5 минут фильма, а уже записал целый список фраз.

• Не искренне говорите, а жаль.

• Хоботов, это несерьезно.

• Я вся такая внезапная, противоречивая вся.

Алиса подмечает и объясняет разные цитаты, подсказывает, когда их используют. Это добавляет как минимум один час к фильму, но это так интересно!

Можно считать ваши цитаты целой лингвистической подсистемой. В Англии мы не так много цитируем фильмы и сериалы. Помню «I have a cunning plan», «We’re gonna need a bigger boat!», «It’s alive!» и, конечно,