Сирийский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил

Олег Игоревич, с которым мы вместе прошли за короткое время огромные испытания, теперь уже не прикроет меня. Человек с огромным иконостасом медалей, настоящий командир… много чего можно было о нём сказать.

Синюгин встал со стула и направился ко мне. Пока Феликс Владимирович шёл, несколько раз поправил усы. Как он сам говорил, он так себя успокаивает.

— Пойдём, расскажу как всё было, — тихо сказал Синюгин, доставая сигарету.

Я скинул сумку и поставил вещмешок с гостинцами рядом с аккуратно заправленной кроватью. Выйдя из модуля, Синюгин не сразу начал говорить. Да мне и самому было ещё не по себе. Фразы формировались с трудом.

— Присаживайся, Саныч. Всё расскажу, — пригласил меня в беседку Феликс Владимирович.

— Как это случилось? — спросил я, присаживаясь на лавку.

Синюгин подкурил сигарету, но рассказывать не торопился.

— Саныч, так просто не расскажешь. Обстановка в Сирии…

— Пока меня это мало интересует. Как погиб Тобольский?

Замполит прокашлялся.

— Одно звено Ми-24 от эскадрильи постоянно дежурило в Тифоре. Сообщения были противоречивые, но наше командование уже говорило об опасных тенденциях на юге. Боевики сильно засели в Дейр-Зоре. Там ещё и с Израиля какая-то поддержка пошла. Скорее всего американские, якобы инструкторы.

Вновь торчат уши известной мне частной военной компании. Похоже и правда все действия на севере были направлены на отвлечение внимания. Отсюда и быстрое решение конфликта с Турцией.

— Что дальше? — спросил я.

Со стороны модуля послышались шаги. Почти весь лётный состав шёл в направлении беседки, желая послушать наш разговор.

— Комэска выполнял на Ми-24 с ведомым разведку на подступах к Тифору. Всё спокойно и ничего необычного. Тут в соседнем районе завязались бои. Они уже шли там не первый день, но не интенсивные. А тут прям всё по-взрослому.

Лётчики подошли ближе, не желая упускать ни одной сказанной Синюгиным фразы.

— Короче, садыки начали отступать. Одно из подразделений уже было отрезано от основных сил. По ним уже начали и ствольной артиллерией работать, и реактивной. Уйти некуда. Ну и тут Олег…

— Полетел на прикрытие? — спросил я.

— Да. Боекомплект был, несколько минут лёту. Сирийцы бы пока своих дождались, все бы там полегли. Короче, Тобольский с ведомым зашли на цель. Отработали первый заход, второй, третий… Тут ракета Олега и достала. Как сказал ведомый, он попробовал уйти в сторону Тифора, но его и вторая ракета настигла. Так и рухнул на позиции боевиков.

Сидевший рядом со мной старший лейтенант решил добавить, но получилось у него говорить не сразу.

— Я ещё заход сделал, но там уже спасать было некого, да и у меня самого движок повредили. Попробовал, а вертолёт никак не хочет идти на пикирование. Тут нам приказали возвращаться. Я ж ведомый. Как уходить… — сказал парень.

Чувствовалось, что он испытывает вину.

— Приказы надо выполнять, дружище. На то они и приказы, — ответил я, хлопнув по-отечески старлея по колену.

Замполит продолжил рассказывать.

— Сирийцы из окружения вышли. Их авиация начала работать, но там боевики окопались добротно. Заняли все господствующие высоты. А главное — исторический город заминировали. Короче, теперь в Хмеймиме безопаснее всего. Як-44 отправили домой. Вроде он куда-то ещё теперь отправится. Все рейсы транспортников теперь идут через нас и Дамаск.

— Всё ясно. Батыров где живёт сейчас? — спросил я.

Мои сослуживцы переглянулись, а Синюгин расстроено помотал головой. Я попытался отогнать от себя мысль, что с Димоном тоже случилось недоброе.

— К нему лучше не ходи. Он не в состоянии сейчас говорить, — сказал Феликс.

— Со мной поговорит, — ответил я.

Парни показали, где живёт Димон, и я сразу направился к нему.

— Сан Саныч, за обстановку ты ещё до конца не дослушал, — остановил меня Синюгин.

— Давай, Владимирович. Глаголь.

— Ты должен знать, что вся наша возня на севере Сирии была липой. И сбитый Су-24, и осада Идлиба оказались просто отвлечением внимания. Жопа не в этих краях. Все проспали момент, когда 10 000 боевиков собралось в окрестностях Пальмиры, — махнул рукой Феликс.

От услышанного у меня слегка мурашки пробежали по коже. Древний город, колыбель цивилизации и… ближайшая крупная агломерация к нескольким месторождениям газа и нефти в руках мятежников. Хотя, пора бы уже их называть бандитами.

— Я понял. Будем работать. Вечером ещё поговорим.

Модуль Батырова был похож на полубочку, сравнимой с той, в которой жили наши командиры ещё в Афганистане. Крыша затянута маскировочной сетью, а перед входом деревянные ступеньки из бомботары.

Сама дверь открыта настежь. Как будто Димон решил помещение проветрить. Подойдя к ступенькам, я понял, что жилище уж точно нужно было проветрить. Стойкий запах перегара, кильки и сайры ощущался хорошо.

— Димо-о-о-хо-хо! — воскликнул я, войдя через открытую дверь полубочки.

Ногой я случайно зацепил пустую бутылку, которая упала и медленно закатилась под стол.

Димон лежал на кровати с открытым ртом и протяжно храпел. Да так противно, что даже мухи, летающие над консервными банками, так не напрягали. Не знаю, когда погиб Тобольский, но Батыров в запое уже пару-тройку дней точно.

— Димон, — громче сказал я.

— Не-а. Дверь закрой с той стороны. Я устал, — медленно проговорил Батыров.

То что Димон устал, было видно отчётливо. Он даже на кровати лежал не полностью. Голова и туловище на постели, а коленями он стоял на полу. Называется, не дошёл.

— Подъём. В порядок себя будешь приводить.

— Кто… что… Саша⁈ — начал брыкаться Батыров, но его хватило только на переворот головы на другой бок.

— Да, это я. Дима, подъём. Больше повторять не буду.

— Это… мне всё равно, что ты сейчас скажешь. На всё что ты скажешь, мне абсолютно по… оу! — воскликнул Димон, когда я стащил его с кровати.

Слушать его размазанную речь я не стал. Подняв с пола, быстро нагнул моего старого друга и сунул голову под кран умывальника.

— Да ты чего! Отставить макать подполковника! — возмущался Батыров, пытаясь вырваться, но я ему не давал шанса опомниться.

— Протрезвел? — спросил я.

— Конечно… тьфу-тьфу. Я же тебе сказал, что мне сейчас хреново.

— Значит, не протрезвел, — ответил я и вывел Димона из его жилья.

Он ещё брыкался, но уже свыкся с мыслью, что я с него не слезу. Особенно, пока рядом с его жилищем стояла полная бочка воды.

Для начала я осмотрелся, чтобы рядом никого не было. Всё же, не стоит подчинённым видеть заместителя командира полка в таком виде. Особенно, когда ему устраивают такую головомойку.

— А ну отпустил меня-я-йя! — взбодрился Батыров, когда я облил его из ведра.

Судя по всему, воду только набрали, поскольку она ещё не прогрелась на солнце. Но это и хорошо.

— Теперь что скажешь, «положительный пьяница»? — спросил я.

— Хорош. Больше не буду, — утёр лицо Батыров, снимая мокрую футболку и выжимая её.

— Вот-вот, — ответил я, поставив ведро рядом с бочкой.

— А почему «положительный»? — спросил Димон

— Где положили, там и лежишь. Пошли в дом. Разговаривать будем.

Димон быстро прибрался и привёл себя в порядок. Пока разговаривали, он даже побриться успел.

— Сирийцев предупреждали, что идёт концентрация сил. Не слушали, — объяснял Батыров, вытираясь полотенцем.

— Или не хотели слушать, — добавил я.

— Вполне возможно. Но это уже прерогатива высокого командования. Лично для меня сложно было осознать гибель Олега. Получается, я ж за него ходатайствал, чтоб он остался.

Перед моим отлётом в Союз Батыров мне сказал, что Олег Игоревич будет в Сирии, пока я не вернусь. Сам же Тобольский этому был рад.

— Выходит, если бы Мулин довёл дело с отправкой Олега домой до конца, он бы не погиб, — сел напротив меня Димон, опуская голову.

— Если бы, да кабы. В нашей работе «если» можно употреблять только в инструкции экипажу. И то в разделе «Особые случаи», — сказал я, встав со стула и подойдя к кровати.