Прикосновение - Рустам Ибрагимович Ибрагимбеков

мой старший сын, чуть не умер до своего рождения. Я тогда работал начальником милиции в сельском районе. Однажды еду домой с работы, смотрю — мать Фарида, она тогда в положении была, на крыше дома стоит. Я задворками ехал — враги постреливали в меня иногда, — поэтому она меня не видит. Смотрю — вот такие (показывает) здоровенные камни над головой поднимает и на землю сбрасывает. Я кричу ей: «Что ты делаешь, несчастная? Ты что, с ума сошла?» А она мне в ответ: «От ребенка нашего хочу освободиться, осквернен он, не увидит счастья в жизни». — «Как осквернен, — кричу я, — кто тебе такую глупость сказал?» Соскакиваю с лошади — и к ней. Еле стащил с крыши. Оказывается, подсчитала она, что зачат наш ребенок в траурный месяц «магеррам», а по мусульманским обычаям это грех, и, значит, не может наш ребенок быть счастливым. Тут я совсем разозлился, я и тогда атеистом был, и сейчас атеист. «К черту, кричу, твои обычаи, ты из-за них моего первого сына загубить можешь!» (Усмехается.) Почему-то я уверен был, что сын у меня родится. Так и получилось — родился Фарид. И вырос, вопреки мусульманским обычаям, счастливым. Всю жизнь ему везло: дом родной покинул, к черту на кулички, в Сибирь, уехал, и то повезло… Честно говоря, сперва против Сибири был. Вернее, не против Сибири, а вообще против того, чтобы он из дома уезжал: что, мало у нас в Азербайджане нефти, что ли? Но он и меня не послушался, уехал. Сперва в Мулкас попал, там ничего не удалось найти, потом, через три года, в Тургут перебрался. Здесь ему повезло — нашел нефть. Много нефти. Очень много… А потом ему везде везло, где бы ни работал. Везучим он у меня оказался. Очень везучим. (Усмехается.) А жена, глупая, боялась, что он несчастливым вырастет. Чуть не погубила его. Хорошо, что я атеист. Я и тогда атеистом был, и сейчас атеист. Ни во что не верю — ни в бога, ни в черта. Живу себе своим умом. (Уходит.)

З а т е м н е н и е.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Кабинет Салаева в геологическом главке — обитая дерматином дверь, Т-образный стол с радиотелефонным пультом.

Одновременно с телефонным разговором  С а л а е в  слушает  Г о л у б о г о, очень взволнованного своим сообщением.

С а л а е в (в трубку). Да, слушаю… давай… Алло… алло…

Г о л у б о й. Обсуждение плана перенесли на четыре часа!

С а л а е в (спокойно). Завтра?

Г о л у б о й. Сегодня! Якобы потому, что Журавлев утром в Москву улетает.

С а л а е в (в трубку). Алло… Олег Иванович? Говори, я слышу тебя. (Снимает вторую трубку.) Люся, вызови мне Черкизова. (Вешает трубку.)

Г о л у б о й (в полном отчаянии). Две телефонограммы подряд пришли, такая паника, специально сделано…

В кабинет заглядывает  ж у р н а л и с т. Голубой машет на него руками.

Ж у р н а л и с т (растерянно). Мне было назначено на три.

Г о л у б о й (надрывным шепотом). Сегодня нельзя, нельзя… Потом…

С а л а е в (в трубку). Так… так… (Жестом предлагает журналисту войти, сесть.) А как себя тринадцатая ведет? В каком виде отмечались нефтепроявления? Она у тебя через буфер работает или через затрубное пространство?.. Что?..

Журналист, обойдя Голубого, укоризненно качающего головой, садится.

Что значит «черт его знает»? Ты со мной так не разговаривай! Ты там рядом сидишь… И потом — что за радиограммы ты даешь? Что значит «вышла нефть»? Ты же инженер все-таки… Вот так и пиши… открой до конца… А воду отобрали? Давай… давай… (Вешает трубку. Журналисту.) Извини. (Поднимает другую трубку.) Люся, принеси радиограммы за сегодняшний день. (Вешает трубку, улыбается журналисту.)

Г о л у б о й. Специально перенесли на сегодня. Чтобы начальники экспедиций не успели приехать. Поняли, что сейчас их поддержка, — самое главное…

Дверь открывается, входит  Л ю с я  с радиограммами, за ней — Т и м а н о в с к и й.

С а л а е в (улыбаясь, показывает на Тимановского). Один уже здесь. (Люсе.) Спасибо. (Журналисту.) Извини. (Начинает просматривать радиограммы.)

Люся уходит.

Г о л у б о й. Коробов тоже сегодня прилетит, остальные — завтра утром. Мы же всех на завтра вызвали. Откуда мы могли знать, что так получится…

С а л а е в. Ничего, не паникуй. Подготовишь к четырем часам все расчеты по всем месторождениям и все рапорты начальников экспедиций, какие есть.

Г о л у б о й. Слушаюсь. (Уходит.)

С а л а е в (Тимановскому). Садись, что стоишь?

Т и м а н о в с к и й. Правда, что ты телеграмму в Москву дал?

С а л а е в. Правда.

Т и м а н о в с к и й. Только этого не хватало.

С а л а е в (журналисту). Это начальник нашей самой северной экспедиции, хозяин тундры, неутомимый борец с кляузниками и волокитчиками товарищ Тимановский. (Тимановскому.) А это товарищ из Москвы.

Т и м а н о в с к и й (Салаеву). Что же теперь будет?

С а л а е в (улыбаясь). Поживем — увидим. Сегодня в четыре часа все выяснится… Твои дела обстоят неважно.

Т и м а н о в с к и й. Что он сказал?

С а л а е в. Только матом не ругался, и то потому, что партийным работникам это делать не полагается. А все остальное сказал… Да ты садись…

Т и м а н о в с к и й (продолжая стоять, озабоченно крутит головой). Да… а ты чего ему сказал?

С а л а е в. Я тоже много разного сказал. Сейчас еще раз позвоню. (Поднимает трубку, начинает набирать номер. Улыбается Тимановскому.) Очень он на тебя злится. Давно так не злился. (В трубку.) Алло, алло…

Слышен голос секретарши в трубке.

Г о л о с  с е к р е т а р ш и. Да… Слушаю…

С а л а е в. Тоня, здравствуй, это Салаев.

Г о л о с  с е к р е т а р ш и (много приветливее). А-а, здравствуйте, Фарид Керимович.

С а л а е в. Андрей Николаевич у себя?

Г о л о с  с е к р е т а р ш и. С Москвой говорит по ВЧ. Как раз по вашему вопросу, по-моему… (Смеется.) Паника тут из-за вас, звонки непрерывные…

С а л а е в (серьезно). Знаю. Ну ладно. Я позвоню через полчаса.

Г о л о с  с е к р е т а р ш и. Он уехать должен. Я позвоню сама, как он закончит разговор.

С а л а е в. Жду. (Вешает трубку, продолжает просматривать радиограммы.)

Т и м а н о в с к и й. Это из-за телеграммы такая паника?

С а л а е в. Да. (Журналисту.) Ну, рассказывай, что тебе от меня надо?

Ж у р н а л и с т. Честно говоря, меня интересует все про вас. Но как минимум мне нужно, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов.

С а л а е в (улыбаясь). Все ты не напишешь — испугаешься. Да и не получится — времени нет. На вопросы постараюсь ответить сегодня, с завтрашнего дня здесь такая заваруха начнется, что не до вопросов будет. Статью собираешься большую писать?

Ж у р н а л и с т. Среднюю, страниц пять-шесть.

С а л а е в. Ну ладно, валяй, на среднюю, может быть, и успеем наговорить.

Дверь открывается. Появляется взволнованная  Л ю с я.

Л ю с я. Фарид Керимович, Журавлев…

Вслед за Люсей в кабинет входит  Ж у р а в л е в. Салаев встает, все здороваются.

Ж у р а в л е в (Салаеву). Я решил, что нам следует поговорить… до совещания. Там это уже может быть поздно.

С а л а е в. Пожалуйста.

Ж у р а в л е в. Но ты занят, я вижу?

С а л а е в. Да, у нас разговор. Но мы прервемся, ребята, да? Зайдите чуть попозже.

Все уходят. Журавлев садится. На груди у него Звезда Героя Социалистического Труда. Держится бодро, хотя лет ему много. Салаев выходит из-за