За миг до тебя - Аглая Оболенская

Метрах в пяти шёл крутой трёхметровый спуск с трамплином — тремя бетонными плитами, козырьком выступающими у подножия. Заглянув под козырёк, Сергей нашёл там массивную железную дверь с хитрым замком: на самом виду банальный пудовый, со ржавой дужкой, скорей всего муляж для отвода глаз, за ним — три простые круглые дырки. В этих дырках и заключалась хитрость. Не дырка — черная дыра без намёка на резьбу или ещё что-либо. Проникнуть внутрь не представлялось никакой возможности.

В левом верхнем углу зло оскалился череп с двумя перекрещенными костями и надписью "Не подходи — убьёт" для острастки любопытных. Вполне разумное предупреждение службы энергосетей — шарнет током высокого напряжения и останутся от тебя одни дымящиеся угольки. Внимательно ощупав чуть ли не каждую пядь земли поблизости, Сергей не обнаружил больше ничего интересного, лишь с другого края насыпи, в сторону траншеи, поочерёдно, с дистанцией в десять метров тянулись металлические колышки с планками, на которых была нарисована красная молния и какие-то цифры с первыми двумя нолями. "Ноль в квадрате равняется ноль, ничто, и здесь тоже ноль, — сказал сам себе. — Такие трансформаторные будки в каждом лесу — обычное дело, ну а если это всё же бутафория, вряд ли кто-то станет объяснять причину. Очень удобно."

Спустившись в траншею, решил перекусить остатками хлеба. Погода стояла ясная: слепило солнце, без умолку трещали птицы, не нарушая, впрочем, настоящей безлюдной тишины. Сопоставив за трапезой слова старого Матвея и наблюдения Алёши со своими находками, Сергей задумался. Выходило, что деревенские правы: им собирались провести электричество от новой подстанции. И вели ведь, исправно вели, пока… пока что? Он своими глазами столбы эти видел с проводами, даже слышал — гудели они как взаправдашные. Куда же подевались? Неужели…

Чтобы проверить мелькнувшую догадку, он выбрался из траншеи и пошёл навстречу последнему столбу. Вот он, родимый, но не последний, точнее будет — предпоследний. Все до единого его собратья врыты на специально вырубленной просеке, а последыш потому и не видать, что он к лесу ближе и ростом ниже остальных. Ба-а, да и провода у него толще, видать покрыты умной изоляцией — к земле тянутся, а дальше — под неё совсем уходят. "Либо кто-то хочет спрятать концы в землю, либо… либо и под землёй им нашлось применение!"

— Два дня я плутал по лесу, но ничего подозрительного больше в глаза не бросилось. Кроме, разве что, странного колодца без воды… — Сергей умолк, молчали и все остальные. Светлана оторвалась от подоконника и стала нервно ходить по кабинету, Валерия Никитична ещё раз пощупала карман халата, лишний раз убедившись в наличии корвалола, а Зоя нерешительно мелкими шажками направилась к двери: "Я вас покину, извините. Помогу нянечкам собрать детей к обеду."

— Что мы предпримем? — обратилась Света к Инне.

— Не понимаю, при чём тут лес? Люди пропадали неподалёку от забора, следователь, ведущий это дело, даже схему нарисовал. Там три забора: старый, наш и нынешний, недостроенный. Крестиками помечены места, где их видели последний раз. Допустим, их похитили… и что, бросили в колодец? Или волокли волоком к той землянке?

— Я думаю всё проще, — вновь заговорил Сергей. — Танин отец сказал, что сначала пропала девушка. В то время, когда она пропала, подстанцию готовили к сдаче. Возможно, землянки ещё не было. Спустя год пропали два электрика, как раз после запуска её в эксплуатацию. Понимаете, здесь существует связь: электростанция — электрики.

— Точно, есть связь и она позволяет надеяться на то, что пропавшие живы. Может они даже трудятся на подстанции как рабы? — неуверенно предположила Инна.

— Нет, сумасшедшая идея! Это в наше-то время, — остановилась возле шкафа с книжками Светлана. — На государственных предприятиях такой беспредел невозможен. Тем более почти шесть лет прошло… Рабов прячут в закрытых помещениях и знает о них ограниченный круг людей. Я недавно сюжет по телевизору смотрела: двух женщин поочерёдно отловили на вокзале и заперли в подвале гаража — одного из сотни в кооперативе. Похититель, мерзавец, сначала девчонок напоил, а потом — в эту яму. Машинку швейную купил, рулон ситца — два года они халаты на продажу шили. Бесплатное производство. И бордель: у него хватало наглости принуждать их к сожительству после четырнадцатичасового рабочего дня. А самое страшное — вытатуированная печать на лбу, как в концлагере…

— Но они живы, Света, а это главное. Мне надо позвонить следователю Бестынцеву и всё подробно описать. А лучше, — она повернулась к Сергею, — лучше будет, если вы сами ему расскажете то, что рассказали нам, Сергей Али-Бабаевич… простите, ради бога, Сергей Али-Мамедович!

Сказала и осеклась, не зная как выйти из неловкого положения. Серёжа, видя её смущение, впервые улыбнулся:

— Ничего страшного…

28.

На следующий день они все в обязательном порядке должны были покинуть здание. Собранные рюкзачки и сумки сгрудились в коридоре вместе с перетянутыми верёвкой матрацами, полиэтиленовыми пакетами с постельным бельём и одеялами. Голые окна сиротливо высвечивали двор, в одночасье ставший пустым и заброшенным. Утренний апрельский воздух пропитался безысходностью.

Старый бело-синий ЛАЗ уже ждал детей у забора, водитель попался жалостливый — чтобы не прослезиться, сидел с отрешенным видом, вцепившись в руль. Из детей никто не плакал, это особенные дети, но и шумели они сейчас чуточку меньше.

Инна вчера осталась здесь переночевать и почти всю ночь потратила на то, чтобы убедить строптивую Светлану переехать временно к ним с Сашей. Своей квартиры у Светы никогда не было, а комнату в общежитии давно уже заняли другие люди. Единственным её домом был тот, который у них теперь отнимали. Ещё сложней оказалось убедить Сергея отправиться с ними. Он отнекивался, ссылался на незаконченный ремонт церкви, отложенный когда-то на неопределённый срок, на одиноких деревенских бабулек, у которых с наступлением весны обнажились огороды. Инна очень удивилась бы, узнав, как сильно хочется ему поехать с ней, прикоснуться к каждодневным вещам, хранящим её запах и тепло. Но он был непреклонен. Взяв с Серёжи слово, что он зайдёт их навестить после встречи со следователем, она сдалась.

Возле забора прощались Саша с Танечкой. Деликатная мама Марина отошла в сторонку и о чём-то перешёптывалась с красивой молодой девушкой — своей сестрой. Инна совсем не так представляла себе Эрику, когда о ней рассказывал сын и позже Саня Цепкин-Бестынцев. Она воображала её юной, тоненькой с мечтательным взглядом огромных необыкновенно-фиалковых глаз. Всё было проще и сложней на самом деле: тоненькой у девушки была разве что талия, затянутая широким замшевым пояском. Покатые плечики едва удерживали грудь четвёртого размера, рвущуюся наволю из у-образного декольте джинсового сарафана. Округлые спелые бёдра продолжались крепкими ровными коленками и хорошо развитыми икроножными мышцами спортсменки. Цвет глаз издалека определить было трудно, тем более Инна никогда не видела у людей глаза фиолетового цвета, о них больше писали в книжках. Но было в Эрике нечто такое, что притягивало взгляд без всякой надежды оторваться. Сила, цельность, законченность облика. Словом, то, что во времена высокого Возраждения воспел великий художник Микеланджело Буонарроти.