Пращуры русичей - Сергей Жоголь

Пока у кривичей воеводствовал, так там ведь всё иначе было, по-другому.

Где враг, где свои, особо думать не надобно. Дружине спуску не давай, что бы не ленились, а уж врагу и подавно. Врагов бил воевода, не щадя. Не щадил при том, ни дружину ни себя самого, а в городе что? Тут свои, как их унять? По мирному ведь надобно, тут силу не применишь. За этот неполный год, пока он в Новгороде посадником сидел, Елага истощал, осунулся, постарел и лицом и душой. Голова, напрочь, облысела, да и в бороде волоса русого не сыщешь, одна седина. Зачастую друзья да знакомцы прежние уж и не признавали сразу, в старике этом некогда грозного и могучего воина славянских земель.

А тут недавно ещё напасть приключилась. Двое племенных вождей из ильменских словен меж собой повздорили. Не то из-за того что кто-то девку из дома без согласия родичей умыкнул, не то какая другая причина была, времени на разборы у Елаги не было. Началось как всегда с мордобоя, а закончилось тем, что прибили двух мужиков до смерти, и тут пошло, взялись мужики за топоры. Кровь пролилась, сцепились не на шутку, могло всё большой бедой обернуться. Хуже нет когда род на род идёт, да к тому же вожаки ещё и всех соседей к своей разборке привлечь норовят.

Пока Елага воев скликал, что бы смуту унять, так те деревеньки боярин Вадим замирил. Хотя что говорить, не замирил, а силой унял да успокоил. У Вадима Храброго дружина своя, да такая, что покрепче городской будет, в боях проверена. Налетели на смутьянов, плетьми да конями толпу разогнали, точно баранов. Такой жути на мужиков нагнали, что те про пересуды и думать забыли. Вроде бы хорошо всё, да только у Ерги мысли закрались. Вадим ведь не только бунтарей унял, а ещё и плату с них взял, за беспорядки учинённые. Взял не только с ильменцев, но ещё и с соседей их, эстов, их тех, что собирались бунтарей поддержать. А добро, что воины его взяли не в казну городскую, а себе прибрал. Мол, дружина то моя, так и прибыль мне, войску на прокорм. Вроде бы правильно то, да только не совсем. Подати со своих брать, то княжья забота, а коли нет князя, тогда что? Елага было попытался с боярина Вадима к ответу призвать, но тот в ответ лишь посмеялся.

– Пусть подать с виновных брать и княжья забота, да только и ты, посадник, не князь. Потому уймись, и не пытайся ухватить то, что самому не поднять, – ответил воевода, и денег в казну не дал.

А разве с Вадимом теперь поспоришь? Дружина у него побольше городской, конная рать – степняки да болгары. А казна пуста, нечем ратникам платить, вот половина то из них по своим домам да огородам и разбежалась. Разве, что с Вадимом этим Лучезар потягаться сможет. У княжича приёмного тоже дружина своя, пусть не такая как у Вадима, но тоже с полсотни наберётся, в основном балты да эсты. Одним словом запутался посадник совсем, не выдержал, и, не долго думая, оставив вместо себя одного из приказчиков, сел на коня и собрался за город отдохнуть от суеты и забот.

– Не долго уж осталось, по уговору скоро срок мой исходит, – радовался Елага. – Соберём вече, и тогда пусть уж мужи сами решают, кого новым посадником ставить. А коль хотят, пусть князя выберут, хоть Вадима, хоть Лучезара, а с меня хватит, уморила меня эта служба. Отдохну недельку, а там и до назначенного срока недолго останется.

Елага, в сопровождении двух городских ратников, верхом на каурой лошадке ехал по весеннему лугу. Первые побеги пробивались сквозь плотный слежавшийся грунт, с которого только-только сошли зимние снега.

– Вот она травинка, тонкая такая, слабая с виду, а сквозь толщу земную всегда лазейку найдёт, просочиться, расправиться и станет крепнуть и стремиться к солнцу, – радовался посадник первым зелёным листочкам. – Уж и думать перестал, не вспомнить уже, когда в последний раз за плугом ходил, а ведь было время, эх, … Как сброшу с себя хомут этот, отойду от дел, так, пожалуй, заживу спокойно.

Елага подъехал к раскинувшимся средь поля постройкам. Его это земля, с давних пор ещё выкупил, так просто для души, а нынче вот и сгодилась.

– Отойду от дел, сюда жить приеду. Семью привезу, найму работников, поле засею, и заживу, – размечтавшись, Елага въехал во двор. – А пока хоть высплюсь вдоволь.

Но отдохнуть посаднику, было не суждено. В доме его уже ждали.

2

В прихожей на лавке сидели двое, крепкий старик и худощавый парень с растрёпанной шевелюрой. Оба гостя, завидев хозяина, вскочили с мест, склонились.

– Здрав будь, посадник, прости, что без приглашения.

«Говор варяжский, чужой. Где-то я его видел. Вот где?» – прикинул Елага, глядя на старшего. Позади Елаги, переминаясь с ноги на ногу, стояла челядь. Елага сел, жестом отпустил прислугу, а двум вооружённым воям кивком велел остаться, мало ли чего… Елага вздохнул, нет отбоя от ходоков. Ну, ладно, послушаем, чего эти припёрлись, буркнул:

– Ну, коль пришли, выкладывайте.

– Знаешь ли, посадник, что варяги с кораблями на Ладоге встали? Большим числом пришли, по воде. Не даны, нет. А из Балтийских руссов варяги. Про Рюрика Ютландского слыхал ли, нет? Мы его послы, – заявил старший без предисловий.

Елага дёрнулся, точно ежа проглотил. Стража по бокам попятилась.

– Чего говоришь? Корабли варяжские на Ладоге стоят, что за напасть?

– Не пугайся воевода, то не набег, – поспешил успокоить посадника пришлый старик. – Варяги эти, те самые, кого Гостомысл призвал. С миром пришли. По-праву. Три родных брата те, внуки Гостомысловы. Рюрик их старшой, ждёт теперь послов новгородских.

Елага чувствовал, как по спине, точно ледяные салазки, скользят, бегут мурашки, холодок. Варяги, большой флот… От одних недавно избавились, а тут эти. Да, конечно, этих сам Гостомысл позвал, но мало ли…

– Ну, коль с миром варяги это хорошо. Только всё это ещё обмозговать надобно, обсудить. Вече созвать, да людей достойных отрядить. А вы посланцы обождите пока, люди мои вас на постой определят, а как ответ готов будет, так я вам его и сообщу.

– Хорошо, только не тянул бы ты с ответом. Конунг Рюрик долго ждать не станет. Он сюда по праву законному пришёл, а встречать его никто не торопиться, обидется может. Крепко.

Вот он, Лейв указал на Смагу, сын Озара Гончака, они тех варягов и нашли. Парень кивнул.

Елага ещё более струхнул.

– Ну, коли так, прямо сейчас в Новгород отправлюсь, – Елага поднялся. – А что горожанам то сказать, кто вести радостные нам привёз? Не припомню я, что бы ты имя своё назвал, посланник.

– Зовусь я Лейвом, при дворе Гостомысла когда-то состоял, потом у Лучезара, приёмыша его. Теперь при Рюрике, ему служу.

Елага насупился. Не больно-то доверял посадник приёмышу. А где ель, там и шишки. Что хозяин, что слуга – одна напасть.

3

Светильник сильно коптил, и пламя, возвышавшееся над тоненьким фитилём, постоянно подрагивало от порывов ветра проникающего в комнату через открытое окно. Мужчина развалился на ложе, наслаждался вечерней прохладой. Гул за окном утих, крики смолкли, и ночь, укутала засыпающий город мягкой пеленой.

Скрип ворот и собачий лай заставили насторожиться. Сквозь растворённые ставни слышались голоса, кто-то громко бранился, и это вызывало у Лучезара раздражение. Он резко поднялся, затворил окно и плюхнулся на кровать. Весть о прибытии русов не давала покоя.

– Только этот княжий пёс, Гончак, сумел разыскать их, избороздив все воды Балтии, – ворчал он про себя, скрежеща зубами. – Почему у меня нет таких слуг, самоотверженных и преданных, готовых даже жертвовать собой? Все, кто рядом со мной, готовы прислуживать лишь из страха, или за плату.

С того дня, как Вече избрало Елагу посадником, молодой княжич не находил себе места. Поначалу он негодовал, срывая гнев на прислуге, затем выдумывал разные способы, что бы что-то изменить, но всё было тщетно. Тогда он решил затаиться и ждать своего часа. Лучезар успешно вёл торговлю и благодаря прибылям сумел пополнить дружину, обзавестись верными людьми среди горожан. Теперь он знал всё, точнее очень многое. Поняв, что Елага оказался никудышным правителем, так как постоянно шёл на поводу у новгородских бояр да богатых купцов, Лучезар поначалу возрадовался. Он лелеял надёжду, что новгородский люд вспомнит героического княжича, спасшего город от захватчиков варягов, и изберёт себе более достойного правителя. Но этим мечтам не суждено было сбыться. Смуты и раздоры не прекращались, бояре богатели, народ подвергался гонениям, ремесленники теряли прибыль, земледельцы оставались с пустыми карманами, сбывая зерно за бесценок. Самому Лучезару конечно было грех жаловаться на отсутствие богатств, дела шли в гору, но заветная цель о княжеской власти по-прежнему оставалась недосягаемой. Во многом виновником этого Лучезар считал Вадима.

Бывший воевода болгарского царя, тоже имел своё маленькое войско. Он сумел организовать несколько удачных походов к враждебно настроенным соседям, взять там добычу, и после этого устроил несколько бурных праздников с гуляньями и застольем. На пир приглашались все желающие и любившие повеселиться за чужой счёт новгородские мужики, не упустили своего шанса. Вадима любили за щедрость, за весёлый нрав и многие видели именно в нём своего нового князя и заступника. Лучезар решил пойти тем же путём, но его экспедиция оказалась неудачной. Он напал на эстов, но вместо того, что бы вернуться победителем, получил жёсткий отпор, да такой, что пришлось уносить ноги. К тому же новгородское вече, осудило действия неуёмного княжича, и что бы примириться с соседями повелело ему выплатить пострадавшим большой откуп. Лучезар в результате этого остался почти без средств. Так, что на момент прихода русов, честолюбивый приёмыш остался почти без средств, и находился на грани отчаяния.