Моше и его тень. Пьесы для чтения - Константин Маркович Поповский

Авраам: Зачем?

Предводительница: Он думает, что это смешно.

Авраам: Мяукать или кашлять?

Предводительница: Да.

Из-за ширмы на четвереньках показывается Йахве. Медленно подползает к Аврааму, кусает его за ногу и лает. Авраам молча отодвигается. Короткая пауза.

Йахве (поднимаясь на ноги): Что, не смешно?

Авраам: Нет.

Йахве (Предводительнице): Тебе тоже?

Предводительница виновато приседает.

Понятно. (Аврааму). Дай-ка я сяду. (Спихнув Авраама со стула, садится, положив на колени справочник). Что ж, прекрасная работа, Авраам. Не придерешься. Сдается мне, что он умер сразу и без мучений, так что можно сказать, что смерть наступила, так сказать, внезапно и преднамеренно, вследствие известного стечения обстоятельств, смысл которых известен только посвященным. (Негромко посмеиваясь). То есть нам с тобой, сынок. Поэтому мы можем теперь с чистой совестью посидеть здесь в тени, поболтать, пошутить, как будто у нас тут случилось что-то вроде веселой вечеринки, а впереди еще целая куча времени, которое принадлежит только нам… Может, хочешь что-нибудь сказать? Так не стесняйся. Тут все свои.

Предводительница (предостерегающе): Авраам…

Йахве: Не мешай. Пускай говорит себе на здоровье, что хочет. (Аврааму). Давай, сынок. Мне кажется, что ты хотел рассказать нам что-то интересное.

Авраам: Боюсь, это будет совсем не то, что вы ждете.

Йахве (снисходительно): Ну, разумеется, то, сынок. Потому что если ты хочешь напомнить нам о награде, которую ты заслужил, то можешь быть уверен, что она не заставит себя ждать слишком долго.

Авраам: Но я хотел сказать совсем не о награде.

Предводительница (тревожно): Авраам!..

Йахве (Предводительнице): Тш-ш-ш…

Авраам: Я хотел сказать о том, что случилось сегодня на той лесной поляне, на которую ты меня послал… О том, как земля и камни стали мягкими и податливыми, а воздух вязким и липким, словно кровь… Как будто Небо и Шеол поменялись местами, а дневной свет обернулся тьмой, чтобы легче можно было разглядеть таящуюся в нем смерть и навсегда потерять всякую надежду. Я хотел сказать об этом, и еще о том неизбежном, что уже стоит у ворот, протягивая к тебе руки и примериваясь, как бы покрепче схватить тебя за горло.

Йахве (Предводительнице): Может, я, конечно, ошибаюсь, но только мне кажется, что было бы гораздо лучше, если бы он все-таки говорил о награде. Потому что у меня все время такое чувство, будто он постоянно чем-то недоволен. Словно внутри у него находится какой-то плохо смазанный механизм, который все время скрипит и мешает своим скрипом всем окружающим! (Повернувшись к Аврааму, сердито). Ну, что такого особенного могло произойти, когда ты махал на поляне своим тупым ножом и нюхал нашатырь, чтобы не упасть в обморок от запаха крови? Что еще там могло случиться, кроме того, что уже случилось? (Не дождавшись ответа). Ну, что, что, что?.. Да говори же, наконец!

Авраам (негромко): Время, господин. (Подняв к небу указательный палец и понизив голос почти до шепота). Оно вдруг тронулось со своего места, никого не предупредив. Словно человек, который вдруг собрал свои вещи и пустился в путь, ни с кем не попрощавшись… Послушай сам.

Йахве: Не говори глупости, Авраам. Это шумит ветер. Или ты думаешь, я поверю той чепухе, которую не постыдился сообщить нам твой глупый язык? Да с какой стати, Авраам?

Авраам: И все-таки оно тронулось, господин.

Йахве: Время?.. Вот так вот ни с того ни с сего? Не разбирая дороги, словно пьяный сапожник? Шатаясь и рискуя каждую минуту свалиться в яму?

Авраам: Да, господин.

Йахве: Распевая непристойные песни и требуя, чтобы ему уступили дорогу, да еще грозя при этом привести в ближайшем будущем целую кучу таких ублюдков, каких еще не видел свет?

Авраам: Ты прав, господин. Целую кучу.

Йахве: Всех этих Зиббелей, Пертусиков и Хрусть-Томпсонов, у которых только одно достоинство, что все они рано или поздно умрут, но которые думают, что им принадлежит весь мир?

Авраам: Да…

Йахве: И все это, как я понимаю, из-за какого-то грязного мальчишки, который даже толком не умел играть на флейте? Я правильно понял тебя, человек?

Авраам (кричит почти восторженно): Да! Да! Да!.. Всего лишь из-за какого-то грязного мальчишки, который даже толком не умел играть на флейте! (Повернувшись, идет в противоположную сторону, затем остановившись, негромко). Я говорю тебе, потому что видел это своими глазами. Оно тронулось, как трогается со своего места поезд, как трогаются перелетные птицы, когда настает время покидать место зимовки. Как трогаются сонные лепестки бутона, еще скрывая спящий цветок… (Издали, глухо). Когда его кровь побежала по камню, мне сначала показалось, что я потянул за медное кольцо и сдвинул с места Землю. А потом, мне почудилось, что я уперся плечом в край горизонта, чтобы положить начало движению хрустальной сферы со всеми ее звездами, большими и малыми. Если бы ты только знал, как это было тяжело… Почти так же, как запрячь Млечный путь, как погасить плевком солнце, которое вдруг оказалось не больше нового обола, на который нельзя купить даже пучок редиса. (Глухо). Я слышал там, далеко, как трещат столбы небесного шатра, и качается основание Земли, и как мертвые кости шевелятся в песке, желая вернуться назад… Может, все это покажется тебе глупыми фантазиями, но я и сейчас еще чувствую, как дрожит у меня под ногами камень и осыпается земля.

Йахве (быстро вскочив со стула, театрально озираясь и подпрыгивая): Где? Где? Где ты видел, чтобы основание Земли качалось, словно его изготовил пьяный мастеровой?.. А где ты видел, чтобы Млечный путь скакал, словно бешеная лошадь, которую заели слепни?.. Да ты просто сумасшедший, Авраам! Поди, спроси кого хочешь! Любой Зиббель скажет тебе, что Земля неподвижна, потому что ей некуда спешить, а Время всегда топчется на одном месте, потому что ничего другого оно не умеет, и это так же верно, как и то, что иссохшие кости так навсегда и останутся иссохшими костями, пока не рассыплются в прах, потому что человек, слава Всевышнему, смертен и этому можно только радоваться, потому что это действительно устроено и мудро, и дальновидно!.. (Вновь опускаясь на стул, почти кричит). И изволь, наконец, называть меня «господин», тупица! (Раздраженно принимается листать справочник).

Короткая пауза.

Предводительница (выступив вперед и проходя мимо сидящего Йахве, негромко декламирует):

В ярости страшной обрушил воитель удар стопудовый, смертельный,

Панцирь дамасский его раскроивши до самого сердца железом.

Наземь упал он уже бездыханный, взыграли на павшем доспехи.

И быстрокрылая тень его птицей помчалась к Аиду.

Йахве (вяло): Умолкни.

Предводительница (отходя): Это было иносказание, господин. Посредством него мы узнаем, как обстоят дела на самом деле.

Йахве: Я сам разберусь, как они обстоят. Сгинь. (Аврааму). И ты тоже. В конце концов, я не обязан целый день смотреть на ваши постные рожи и выслушивать всякие глупости!