Моше и его тень. Пьесы для чтения - Константин Маркович Поповский

больше. В конце концов, Судьба могла выбрать вместо него какого-нибудь жалкого актеришку, который сыграл бы все это в наилучшем виде, вместе со всеми этими, воплями, причитаниями и прочувственными монологами. Или какого-нибудь очередного Зиббеля, который с удовольствием придушил бы всех своих детей только бы ему попасть в вечерние новости. Но эта дура почему-то выбрала его. И вот теперь он идет, чтобы принести себя в жертву, как будто за это его ждет, по крайней мере, Нобелевская премия. Дурак… (Неожиданно громко). Ох… (Приседает, схватившись за живот).

Предводительница: Что с тобой?

Йахве: Мне кажется, он всадил в себя нож.

Предводительница: Авраам?

Йахве: Ох… (Сгибается). И притом – прямо в сердце.

Предводительница: Бедный.

Йахве: Не претворяйся, что тебя это заботит! Уж я-то знаю, какой кусок льда можно найти у тебя в груди вместо сердца. (Дергаясь). Ох… А теперь, если тебе это интересно, он перерезал себе горло… Мне больно! Больно! Больно!

Предводительница: Потерпи. Это сейчас пройдет.

Йахве: Терпи сама. (Согнувшись, медленно идет по сцене). Больно. (Монотонно) Больно. Больно. Там. Тут. Везде. (Медленно ковыляя, добирается до стула). Отдает в колено, давит в груди, стреляет в затылке…

Короткая пауза.

Господи, как же я устал. (Садится на стул, сидит, согнувшись, держась руками за живот). Хочешь все сделать как надо, а тебе за это норовят перерезать горло или воткнуть в живот нож – и все потому, что ты пытаешься делать то, что должен и ничего больше. (Подняв лежащий на полу Справочник, медленно распрямляется, негромко). Сто миллионов лет растишь траву и сажаешь деревья, а потом приходит какой-нибудь Зиббель и швыряет на землю свои окурки и бутылки и превращает все вокруг в сраный пустырь, на котором уже никогда ничего не вырастет… И откуда они только взялись, Господи, эти Зиббели!.. Зиббель – парикмахер, Зиббель – садовник, Зиббель – философ, Зиббель – президент. Пять миллиардов одних только Зиббелей, пропади они все пропадом. Иногда мне кажется, что даже Бог у них тоже должен быть каким-нибудь Зиббелем, – Зиббель Всемогущий. Зиббель Милостивый. Зиббель Всевидящий. Этакий розовощекий дурачок, который сидит на облаке и поощряет праведников раздачей дешевых сувениров. (Бормочет). Уж он-то не будет водить их по пустыне и обещать в награду какой-то драный клочок земли. Этот сразу отдаст им на съедение весь мир, – все, куда они только смогут дотянуться своими грязными ручонками. (Быстро поднявшись со своего места). Тихо! (Прислушивается, озираясь).

Предводительница: Что?

Йахве: Он возвращается.

Небольшая пауза. Предводительница смотрит в сторону нарисованного на ширме леса.

Слышишь?

Предводительница: Нет.

Йахве: Уже близко. А самое смешное, что я почему-то ждал сегодня чего-то похожего. Какой-нибудь дешевый водевиль в одном действии. Бродячий цирк. Акробаты, фокусники, флейтистки… (Быстро). Не слышишь?

Предводительница: Нет.

Йахве (напряженно прислушиваясь, негромко): Идет. Идет. Идет… Но это еще полбеды. Гораздо хуже, что он смеется… (Резко). Ты уверена, что он мертв?

Предводительница: Смотря, что ты имеешь в виду. Если называть мертвым того, чьи глаза не отличают свет от тьмы, то можешь даже не сомневаться.

Йахве (сквозь зубы): Дура. Тебя послушать, так можно подумать, что все человечество давно и основательно умерло… (Резко). Меня нет! (Быстро повернув стул, садится спиной к сцене и делает вид, что читает Телефонный справочник).

Почти сразу из-за ширмы показывается Авраам. Негромко посмеиваясь, медленно идет прямо к Предводительнице. Та пятится назад.

Авраам (негромко): Цып, цып, цып, цып…

Предводительница (отступая, неуверенно): Цып, цып, цып…

Авраам: Ну и где твой петушок, курочка? Что-то я не слышу в твоем кудахтанье ни капли настоящей страсти. Или ты уже забыла, как это бывает?.. На насесте, второпях, оглядываясь на дверь и кусая губы, чтобы они не закричали?.. (Кричит). Цып, цып, цып, цып!..

Предводительница: Цып, цып, цып…

Авраам: Ты ведь помнишь, да? Ночью, днем, под утро, на сеновале, в лесу, в машине, в гостинице, в лифте, на земле, на парковой скамейке, под тиканье будильника, под музыку из соседней форточки, под шум дождя, под чьи-то голоса за стеной, под стук колес…

Предводительница (слабея): Авраам…

Авраам: В поту, в крике, в невнятном шепоте, в прерывистом дыхании, во всем том, что под силу даровать нам одной только смерти, потому что только смерть в состоянии уберечь то, что не подвластно той потаскушке, которую мы называем временем. (Кричит). Цып, цып, цып!

Предводительница: Цып, цып, цып…

Авраам (негромко): А теперь внимательно посмотри на меня, женщина. (Негромко смеется, поворачивается и проходит перед Предводительницей). Видишь?.. Я мертв. Мертв. Как скорлупа сожженного в печи ореха. Как слова, потраченные на дураков. Ну, разве это не прекрасно, курочка моя?.. (Кричит). Цып, цып, цып!

Предводительница: Цып, цып, цып…

Авраам (идет по сцене): Ах, если бы ты только знала, как я мертв, женщина… Мертвы мои мысли, мертвы все чувства, все воспоминания и все надежды. Мертв даже мой язык, а это значит, что он никогда уже не сможет никого обмануть. (Негромко смеется). Язык, который всегда говорит только правду, – разве ты можешь похвастаться, что видела когда-нибудь что-нибудь подобное?.. Или ты хочешь узнать, на что это было похоже? Чем пахла эта ночь, которая не знает рассвета?.. Ах ты, любопытная курица…

Предводительница молчит. Йахве продолжает неподвижно сидеть, повернувшись спиной и уткнувшись в Телефонный справочник. Небольшая пауза, в продолжение которой Авраам некоторое время разглядывает затылок сидящего, затем вновь возвращается к Предводительнице.

(Негромко). Это было похоже на сон, в котором я висел, высоко над землей, раскинув руки. На сон, в котором мне было так хорошо и покойно, как бывает только в детстве, которое не знает ни тревоге, ни телефонных счетов, ни пустых разговоров… Словно птица, которая поднялась в небо и расправила крылья, чтобы сделать весь мир своим гнездом… (Оборвав себя, резко). Может, скажешь мне, наконец, что-нибудь?

Предводительница: Конечно, Авраам. Ты сегодня прекрасно выглядишь.

Авраам: Не уверен, чтобы это было именно то, что я хотел от тебя услышать. Может, попробуешь еще раз?

Предводительница: Хорошо… (Немного помедлив). Мне кажется, что ты что-то от нас скрываешь. (Поспешно). Только не думай, пожалуйста, что я обижаюсь. Совсем нет. В конце концов, каждый имеет право хранить в тайне свои секреты даже от близких друзей.

Авраам: Думаешь, мертвым есть что скрывать? (Негромко смеется). Может быть, вот это? (Приложив палец к губам, едва слышно). Т-с-с-с-с… (Осторожно ступая, подходит к сидящему Йахве и, наклонившись к нему, неожиданно громко кричит). А-а-а-а!

Вздрогнув, Йахве втягивает голову в плечи, но продолжает сидеть не оборачиваясь.

Что, не смешно?

Йахве (не оборачиваясь): Нет.

Авраам: Тогда, может быть, ты повернешься, чтобы я мог, наконец, посмотреть на твое лицо, благодетель человеков?.. Да, не прячься, не прячься. Я все равно тебя вижу.

Не поднимаясь со стула, Йахве неохотно и поворачивается к Аврааму. Чуть наклонившись, тот молча рассматривает Йахве. Небольшая пауза.

(Негромко). Ну, что ж. Я