Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей - Ольга Абрамовна Деркач

гимназистов и студентов – запретил. Мало? Так еще и агентов-большевиков вычистил: например, депутата Госдумы Малиновского. Опять недовольны? Ну, вот вам последнее доказательство честности и незаурядной отваги Джунковского: в июне 1915 года он лично представил царю доклад, уличающий в неблаговидных делах его любимца Распутина. За что немедленно поплатились – и Распутин, удаленный от двора, и Джунковский, уволенный без объяснения и так понятных причин. Знаете, что Владимир Федорович сделал? Добровольно отправился на Западный фронт. Те, кто еще не упал со стула, могут представить себе любого большого начальника, отбывающего в горячую точку немедленно после отставки.

В ноябре 1917-го Джунковского… ну конечно, арестовали, но, что удивительно, выпустили. Потом по ошибке, приняв в сумятице 1918 года за другого, забрали снова. Но уже не выпустили – пришили ему дело первой русской революции (не в смысле, если кто не понял, ее организации, а в смысле, наоборот – удушения). К счастью, в расход не пустили и через три года освободили. Позже он написал ценные воспоминания – в 1934 году Бонч-Бруевич купил их для Государственного литературного музея аж за 50 тысяч рублей. Но потратить деньги автор не успел. Полюбившие, вслед Создателю, троицу чекисты снова взяли Джунковского в 1937 году. И на этот раз довели до стенки.

Дом на набережной

Имя из книги

Театр эстрады, кинотеатр «Ударник», супермаркет, сотни жилых квартир и более десятка мемориальных досок – и все это в одномединственном доме. А еще отделение связи, прачечная, отделение Сбербанка, фонтаны во дворе… Дом этот называется «Дом на набережной». Именно так озаглавлена статья о доме с адресом улица Серафимовича, 2/20 в энциклопедии «Москва». Неизвестно, гордится ли дом этим именем (а дома наверняка многое чувствуют), но никуда ему теперь не деться. В 1976 году Юрий Трифонов написал повесть с таким названием о доме своего детства и его обитателях. Вот такая сила слова у мастера, что канули в небытие названия Дом ЦИК и СНК (под каким он возводился по мощному проекту Бориса Иофана) или более нейтральное – Дом правительства. Но Дому, скорее всего, не до имени – слишком много криков, стуков и плачей эхом проносятся по его закоулкам. Ведь никакие должности и былые заслуги не могли защитить от ночных визитов конца тридцатых, а, наоборот, притягивали черные крылья и когти «воронков», разлетавшихся по воле Хозяина по всей стране. И по концентрации таких визитов «на душу населения» Дом на набережной несомненный рекордсмен. А люди там до сих пор живут. Люди везде живут.

Дорогомилово

Дорогой дальнею, дорогой милою

Простой вопрос для начинающих краеведов: где в Москве в XIII веке находилась местность под названием Дорогомилово? Что за странный вопрос? – ответите вы. – Там же, наверное, где и сейчас: в районе Киевского вокзала и в начале Кутузовского проспекта. Нет, промазали: теперича, как шутят, не то что давеча – давеча, семь веков тому как, Дорогомиловым называлась вотчина Ивана Дорогомилова в районе нынешней Плющихи на противоположном, левом берегу Москвы-реки.

Что случилось с дорогомиловским владением за долгие три века – знают, может, только узкие, как средневековые улицы, специалисты по русскому Средневековью. Но из реки времени выныривает в середине XVI века уже не имение бояр Дорогомиловых, а Благовещенская и Дорогомиловская слобода ростовских архиепископов – вот оно как! Выходцы из этой слободы форсировали в конце того же XVI века реку Москву и основали на другом, правом берегу Дорогомиловскую слободу. А тут как раз к ним ямщиков из подмосковных Вязем переселили – и получилась Дорогомиловская ямская слобода с главною дорогой, которая сначала называлась Смоленской, раз вела в город Смоленск, а после, к XVIII уже веку, получила прозвище Большой Дорогомиловской улицы.

Впрочем, эксперт в вопросах старомосковской жизни Кондратьев в Ивана Дорогомилова, равно как и в Дорогомиловых с другими именами, не верит: русский человек, считает Иван Кузьмич, любит давать клички по каким-нибудь событиям. Таковым событием он счел ровность и гладкость смоленской дороги, отчего ее будто бы прозвали дорогой и милой. Как не согласиться с известным знатоком старины: гладкая дорога и сегодня событие в столице экстраординарное! Для тех, кому не нравится ни одно из приведенных объяснений, у Кондратьева припасена еще третья версия: брали, пишет он, ямщики из Дорогомиловской слободы с седоков дорого, но везли споро и по дороге приговаривали: «Дорого, да мило!»

Свою лепту в путаницу вокруг Дорогомилова вносит «Исторический путеводитель по знаменитой столице государства Российского» от 1831 года: честно признаваясь в отсутствии сведений о происхождении названия, он пишет про слободу, что «…оная существовала уже во времена Великого князя Иоанна III Васильевича». Учитывая, что упомянутый князь жил в середине XV века, а слобода, как ее описывает путеводитель, находится на нынешнем ее месте, то каша в голове заваривается крутая. Путеводитель 1907 года издания в проблемы происхождения названия не углубляется и о времени основания молчит – сообщает только, что «…разветвляясь у Смоленского рынка, Арбат продолжается налево Плющихой, а направо Дорогомиловской, которая через Бородинский мост ведет по ту сторону реки в Дорогомилово…»

Вот про мост как раз очень интересно: дело в том, что он тут не первый. Брод на этом месте существовал с незапамятных времен, в конце XVIII века на месте брода соорудили деревянный Дорогомиловский мост. Очень, надо сказать, кстати – как раз по нему прошла к Кремлю армия Наполеона. А к 100-летию Бородинской битвы на месте Дорогомиловского моста, ставшего к тому времени металлическим, архитектор Клейн с инженером Осколковым построили мост-памятник победе русского оружия в Отечественной войне 1812 года – Бородинский мост, о чем мы уже писали.

И совсем уж ничего ни об истории самой Дорогомиловской слободы, ни о ее названии не пишет путеводитель по Москве 1980 года издания. Единственное, что может узнать из этой книжки любознательный читатель: на месте бывшей Дорогомиловской заставы теперь высится обелиск, воздвигнутый в честь присвоения Москве звания «Город-герой». Честь-то высока, но отдавали ее сомнительно – памятник в виде 40-метровой стелы, увенчанной Золотой Звездой и окруженной фигурами солдата, рабочего и колхозницы, вышел настолько бездарным, что мигом заработал меткое прозвище: «бутылка на троих».