Кэш - Артур Батразович Таболов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По тому, с какой быстротой растет плотина, начальство оценивало работу строителей. Растет – передовики, не растет – чем вы там, вашу мать, занимаетесь?! Так было везде, к такому порядку привыкли и удивлялись, когда читали о том, как строят на северах на загнивающем Западе: сначала комфортабельные жильё для рабочих, дороги и инфраструктуру, потом все подготовительные работы и только после этого приступают к основным сооружениям. Нам это ни к чему, и так сойдет. Сходило, но не всегда, здесь не сошло.
Нижне-Кутская ГЭС планировалась сравнительно небольшой мощности, около 400 мегаватт, раз в десять меньше Братской ГЭС. Но она была очень важна для северного Урала, задыхавшегося от недостатка электроэнергии. Поэтому стройку объявили комсомольской ударной, но не всесоюзной, а областной. Это решило проблему кадров, комсомольцев-добровольцев набралось достаточно…
В советские времена я без малого двадцать лет проработал в молодежных газетах и журналах и наездился по таким стройкам по самое никуда. В Дивногорске видел, как с огромных самосвалов сбрасывают в воду бетонные кубы с надписью «Покорись, Енисей!», жил в первых палатках притрассовых поселков БАМа, ездил на его первых медленных поездах. В отличие от многих коллег-журналистов, людей профессионально циничных и считавших молодых строителей безмозглым рабочим скотом, которого власть использует в своих целях, я так не думал. Эти ребята и девушки возводили не великие сибирские ГЭС и не «дорогу века» строили, они решали свои проблемы – безденежья, одиночества, гнета перенаселенных городских коммуналок, родительского диктата. Они решали их сами, не надеясь ни на кого. Они боролись на свою свободу. Нелегкий труд и неустроенный быт был их платой за свободу. За свободу всегда приходится платить несвободой.
Этим же всю жизнь занимался и я, писал очерки и книги о молодых строителях. Я тоже боролся за свою свободу – за свободу не вскакивать по будильнику, не просиживать штаны в пыльных конторах с девяти до шести с перерывом на обед и не писать статей за комсомольских и партийных функционеров. Сегодня я боюсь перечитывать эти книги. Не то чтобы в них не было правды жизни, она была, но в гомеопатических дозах и глубоко запрятана, как изюминка в пышной и пресной булке. Единственная книга, которая как-то оправдывает мое существование как писателя – книга о новочеркасской трагедии 1962 года, к рождению которой был напрямую причастен Георгий Гольцов.
Не знаю, чем Гольцов руководствовался, когда при распределении выбрал Нижний Кут. Возможно, тем, что стройка молодежная, а у него уже был большой опыт работы с молодыми строителями, все пять лет он ездил со студенческим стройотрядом МИСИ, зарабатывая на жизнь. Может быть, решил, что на небольшой стройке легче проявить себя, чем в огромных коллективах на какой-нибудь Красноярской или Саяно-Шушенской ГЭС. Если бы это было возможно, я спросил бы его, чувствовал ли он, что его поступками руководит та невидимая сила, которую мы называем судьбой. Есть люди, которые упорно сопротивляются ей и потом горестно недоумевают, почему их жизнь не сложилась. А есть люди, которые умеют расслышать ее зов и следуют ему безоглядно, не просчитывая выгоды и невыгоды. Таким, как мне кажется, был Георгий Гольцов.
Но у него уже ничего не спросишь.
Как молодой офицер после военного училища начинает с должности командира взвода, так и выпускник строительного института всегда начинает с мастера. Многие на этом и заканчивают, переходят в техотделы или на любую канцелярскую работу, на которой не нужно вкалывать по десять, а то и по двенадцать часов, собачиться с начальством и с работягами, а вечером приползать в свой вагончик и валиться без сил, едва успев сбросить робу и сапоги. Через полгода Гольцов стал прорабом, а еще через полтора года начальником участка. Вот тогда судьба и преподнесла ему первый царский подарок. Вернее, так: она дала ему шанс. И он его не упустил.
Зимы на северном Урале всегда морозные, а зима 84-го года была и наредкость снежной. Синоптики еще в январе предупреждали, что снежный покров в горах достигает трех метров, и в случае ранней весны паводок на Нижнем Куте может быть такой, какого не было за всю историю метеонаблюдений. На стройке на эти предупреждения не то чтобы совсем не обращали внимания, но отмахивались. Не до этого. По графику высота плотины должна быть уже 22 метра, а на деле едва достигала отметки в 17 метров. Наверстывали, опасаясь не начальственного гнева, а того, что все останутся без квартальной премии. Спохватились только в конце марта, когда стало ясно, что весна обещает быть ранней, срочно перебросили всю технику на прокладку водоотводного канала, но было уже поздно.
На небольших реках вроде Нижнего Кута, как мне объяснили гидростроители, такие каналы являются вспомогательными сооружениями и нужны только до тех пор, пока не будут возведены плотина и дамбы и не начнется заполнение водохранилища. Искусственное русло, в которое раньше отвели реку, не могло выдержать сильного паводка. К тому же оно было покрыто метровым льдом, который при ледоходе полностью его закупорит. Через месяц авральных работ в три смены стало ясно, что до паводка канал не будет прорыт. Начальник стройки поспешно ушел на пенсию, оставив вместо себя главного инженера, опытного гидростроителя, много чего повидавшего на своем веку. К нему и пришел Георгий Гольцов.
– Не успеваем, – сказал он.
– Не успеваем, – согласился и.о. начальника. – И без тебя знаю. Это всё, что ты хотел мне сказать?
– Не всё. Есть предложение.
– Излагай. Хорошая идея нам сейчас очень не помешает. Что ты предлагаешь?
– Снять всю технику с канала и укрепить плотину. Пропустим паводок через нее.
И.о. начальника даже привстал в кресле.
– Да ты представляешь, что говоришь?! Через недостроенную плотину! Рухнет к такой матери!
– Если рухнет, она и так рухнет.
– Запомни, Георгий, что я тебе скажу, пригодится в жизни. Если я буду рыть канал до последнего дня, но не успею и паводок пойдет через плотину, у меня будут крупные неприятности. Но не смертельные. Стихийное бедствие. А если сниму технику с канала, как ты предлагаешь, а плотина не
