Кэш - Артур Батразович Таболов

– Мужик, тебе куда? – подкатился к нему малый в китайском пуховике и роскошной лисьей шапке.

– В лагерь. Знаешь где?

– У нас тут три лагеря. Тебе в какой?

– В ИК-6.

– А, в «шестерку»! Триста. Годится? Учти, автобус на «шестерку» будет только завтра утром.

– Поехали.

– Не против, если я еще кого-нибудь прихвачу?

– Против.

– Тогда пятьсот.

– За двадцать километров? – удивился Панкратов. – У вас тут цены покруче московских.

– Так ведь какая дорога! Это же мудовые рыданья, а не дорога! Полдня потом под машиной лежишь!

– Ладно, уговорил. Где твоя тачка?

– Сейчас будет!

Малый кинулся к легковушкам и вскоре подкатил к пассажиру на потрепанной «Ниве».

– Полярные Зори – это что? – поинтересовался Панкратов.

– Атомград, жемчужина Заполярья. Кольская атомная станция – слышал?.. У тебя в зоне-то кто?

– Знакомый.

– Чтобы к знакомому ехали – редкость. Все больше к сыновьям, к мужьям. Видел теток с сумками? Везут подкормить своих. «Шестерка» считается ничего. А на «трешке» и «восьмерке» – там, говорят, народишко воет.

Темная узкая дорога, вся в рытвинах, заставила водителя примолкнуть. Через час «Нива» остановилась на краю деревни с тускло освещенными узкими окнами. В стороне, за черной озерной протокой, ряды фонарей и прожекторов рисовали контур зоны.

– Тебе куда? – спросил водитель.

– Есть здесь какая-нибудь гостиница?

– Тут, мужик, не Москва. Но приезжие на улице не ночуют. Зона всех кормит. Я знаю, куда тебя пристроить. К бабе Фросе. У неё чисто. И отдельная горница найдется. И что характерно – клопов ну совершенно нету. Тараканы, правда, есть, но они в темноте не мешают.

Отдельная горница у бабы Фроси, рослой мужеподобной старухи, обошлась Панкратову еще в восемьсот рублей. Сколько-то из них переместилось в карман водителя – комиссия за выгодного постояльца. Зона всех кормит. Всю ночь он проворочался на пышных перинах в жарко натопленной горнице, заснул только под утро. С облегчением покинув странноприимный дом, вышел на улицу и понял, что опоздал. На его глазах из автобуса выгрузилась целая толпа теток с сумками и тележками, человек тридцать, и выстроилась в очередь к административному корпусу лагеря.

Удостоверение полковника ФСБ, хоть и в отставке, могло бы здесь помочь. Но встреча с начальником лагеря, который был нужен Панкратову, сразу приобрела бы официальный характер и никакого толку от нее бы не было. Поэтому он решил зайти с другой стороны: пристроился к очереди с видом обычного посетителя, который приехал навестить томящегося в узилище родственника. Очередь почему-то двигалась очень медленно, только к обеду Панкратов оказался в зале с длинным столом, на одном конце которого за компьютером сидел пожилой прапорщик, а на остальном пространстве стола с десяток надзирателей и надзирательниц потрошили содержимое сумок и тележек приезжих. Перерезали вдоль батоны колбасы и булки хлеба, ломали сигареты, перерубали пополам шоколадные конфеты прямо в фантиках. Тележки развинчивали, дули в полые алюминиевые трубки.

– Это зачем? – удивился Панкратов.

– Положено, – ответил прапор. – Всё пытаются пронести – наркоту, деньги. Вы к кому?

– Мне нужно встретиться с одним знакомым.

– Разрешение есть?

– А как же? – Панкратов подсунул прапору паспорт с вложенной в него стодолларовой купюрой.

– Трудно, – вздохнул прапор.

– А так? – спросил Панкратов, добавив еще одну купюру.

Доллары исчезли, как их и не было.

– Фамилия заключенного? – деловито спросил прапор.

– Гольцов Георгий Андреевич. Статья 282-я, срок восемь лет.

Толстые пальцы прапора забегали по клавиатуре и тут же остановились, словно бы клавиши заклинило.

– Какой Гольцов? – изумился он. – Гольцов откинулся больше года назад!

– Как откинулся? – в свою очередь изумился Панкратов. – Ему еще три года сидеть!

– Вышел по УДО. Освободился условно досрочно. Вы не знали? Надо же. Приперся человек из Москвы, а куда приперся, не знает. Ну, люди!

– Этого не может быть! – заявил Панкратов. – Могу я поговорить с начальником лагеря?

– А он что, другое вам скажет?

– Прояснит детали.

– Только время у людей отнимаете! – проворчал прапор. Но вспомнил, видно, о долларах и снизошел. – Пойдемте, провожу. Семенов, замени!

В сопровождении прапора Панкратов поднялся на второй этаж. Возле обитой железом двери с табличкой «Прокопенко И.И.» прапор велел подождать, деликатно постучал и вошел в кабинет. Через несколько минут вышел и кивнул:

– Заходите. Его зовут Иннокентий Иванович.

Кабинет начальника тюрьмы был обставлен добротной, хоть и не очень изысканной мебелью, сработанной, скорее всего, в лагерных мастерских. Сам начальник, подполковник внутренних войск Прокопенко Иннокентий Иванович, был изготовлен в тех же мастерских – кряжистый, тяжелый, с большой бритой головой, с загорелым лицом и бледным черепом. Линия загара проходила по лбу, по обрезу фуражки. К церемониям он не привык, предпочитал сразу брать быка за рога.

– Мой сотрудник сказал мне, что вы интересуетесь Гольцовым. Это так? – спросил он, разглядывая необычного посетителя с простодушным интересом.

– Так.

– Вы кто?

– Да такой же служивый, как и вы. Только бывший.

Панкратов показал удостоверение. Не так, как обычно показывают кагэбэшники – издали и не давая в руки. Он небрежно бросил его на стол перед начальником, словно показывая, что оно уже не имеет никакого значения.

– Полковник ФСБ, – прочитал подполковник. – Ух ты, не проста сопля, с пузырьком!

– В отставке, – уточнил Панкратов.

– А мне до отставки еще пахать. Ладно, Михаил Юрьевич, это ты перед моим прапором можешь дурочку валять, а передо мной не надо. Никогда не поверю, что ты не знал, что Гольцов откинулся.

– Конечно, знал, – с усмешкой подтвердил Панкратов. – Мне нужно было увидеть тебя. Принял бы ты меня с парадного хода?

– Ну до чего же хитрожопые вы, москвичи! – восхитился подполковник. – Принял бы. По предварительной записи. Примерно через неделю.

– Вот! А Гольцова я видел перед отъездом. Он просил передать тебе привет и небольшой презент.

Это был рискованный шаг. Но расчет Панкратова оказался верным. О гибели Гольцова в авиакатастрофе в газетах ничего не было, по телевизору не передавали, а если о событии пишут в газетах и не передают по телевизору, то никакого события и не происходит.

Панкратов извлек из кейса фирменную коробку, в которой бережно, в рисовую бумагу, как хрупкая елочная игрушка, была упакована семисотграммовая бутылка армянского коньяка «Ной».

– Смотри-ка! – уважительно оценил её подполковник. – Это же сколько тут звездочек?

– Если считать по годам выдержки – двадцать.

– Никогда такого не пил!

– Я тоже, – признался Панкратов.

– Сейчас исправим! Сержант Лялина, тотчас мне хрустали и порезанный лимон с сахаром! – скомандовал он по интеркому. – Сахару много не сыпь.

Появилась очень симпатичная сержант Лялина с расписным жостовским подносом, на котором стояли два граненых стакана и блюдце с лимоном.

– Меня нет, я на объекте. Свободна, – отпустил её подполковник, откупорил бутылку и разверстал коньяк по