Год гражданской войны - Иван Бочарников

нём клетка и человек за ней. Нарисовано неплохо, в духе реалистов. Видна спина адвоката. Решетка отсюда кажется расплывчатой, как бы символизируя, что может все-таки отпустят. Бюджета, видимо, не хватило на судебных приставов и массовку. Было бы интереснее.

Юра и другие возвращаются, над чем-то смеются. Кажется, они с Германом (если это его настоящее имя) поладили. Возвращается и судья. Начинаются прения. Я ничего не понимаю, только изредка говорю, что всё, что сказано в мой адрес – враньё. Евгений Семенович никаких взяток не брал, землю не скупал, живёт на зарплату и доходы от банковских операций. Сделка действительно имела место, но она была одобрена на заседании депутатов городской думы и комиссией по землепользованию и захоронению соотечественников. Следователь настаивает, что я ввёл комиссию в заблуждение, чтобы с некими бизнесменами завладеть землёй. Мой адвокат настаивает, что никакой элитной гостиницы рядом с кладбищем я строить не собирался. Инвестор на законных основаниях хотел построить там базу отдыха. Следователь рассказывает о том, что оценочная стоимость земли была максимально занижена, продана и передана третьим лицам.

Была бы у меня жена, она бы тут сидела, оказывала бы мне поддержку. Странно, что никто из коллег Евгения Семеновича или однопартийцев за него не заступился. Мне стало как-то очень грустно. Я готов был защищать свою честь и достоинство, но вдруг впал в уныние. Я присел на скамейку. Дальнейшие разговоры и допрос одного свидетеля я как-то пропустил. Услышал только краем уха, что у меня бизнес с некими людьми – доля в сети ресторанов, а раньше я был известным в городе застройщиком. Полный мужчина кавказской наружности подтвердил некоторые нелицеприятные факты моей биографии. Он заявил, что имел со мной бизнес и что я не раз пользовался служебным положением, чтобы развивать свой бизнес. Мне показалось, что этого кавказского мужчину я уже где-то видел. Особенно когда смотрел на него через решетку. Меня вдруг начало трясти.

Евгений Кудряшов так нервничал, что бросился на решетку. Юра испугался. Лера подняла голову.

– Отпустите меня.

– Что, простите? – спросила судья.

– Я ни в чем не виноват. Пожалуйста. Отпустите меня. Ведь я ни в чем не виноват. Я не хотел никому зла. Я не убегу. Я никуда не убегу. Готов принять любое наказание.

Юра и Лера переглядывались. Никто, кажется, не понимал, что происходит. Судья покраснела, стукнула молотком и велела мне сесть на место и замолчать. Лера показала ей пальцем, что пора закругляться.

– Так, обычно приговор можно читать долго, но мы ограничимся какой-нибудь цитатой, – Лера даже встала. – Есть там какой-то интересный кусок про приговор? Решение готово?

– Приговор готов, – подтвердил следователь.

Судья взяла бумагу, которая лежала у нее на столе все это время. Она начала читать.

– «Евгений Семенович Кудряшов признан виновным в совершении мошенничества в особо крупной размере с использованием служебного положения. Суд назначает подсудимому меру наказания в виде лишения свободы сроком на 4 года».

4 года? Мне дали всего 4 года? За особо крупное мошенничество, преступление против государства и вообще. В Китае меня бы расстреляли. 4 года? Адвокат говорит, что будет обжаловать приговор. Судья удаляется.

– Не волнуйтесь, – подходит ко мне Герман. – Мы подадим прошение об амнистии, его удовлетворят, и вы выйдете через два месяца. Только потерпите.

– Откуда вы знаете, что его удовлетворят?

– Так всегда так делается. Тихо выйдете на свободу через два месяца. Главное, ведите себя хорошо. Начальник тюрьмы в курсе, как с вами надо обращаться. Если вовремя заносить, то у вас не будет никаких нареканий. Я думаю, что это победа.

Герман улыбнулся и ушёл раздавать интервью. Я взялся за дверь клетки и понял, что она не заперта. Я вышел на свободу. Никто меня не остановил. Следователь собрал свои бумаги в портфель и ушёл. Секретарь тоже смылась, бросив свои бумаги. Я сделал робкий шаг вперед. Затем ещё один. И ещё один. Меня никто не остановил. Значит, надо держаться тихо. Я прошел к Лере.

– И что теперь?

– Не знаю. Надо это все смонтировать. Да ещё так, чтобы это по времени казалось долгим. За пару дней сделаем. Черт, у тебя пиджак один и тот же на всех съемках. Ладно, кто на это смотреть будет. А если что, скажем, что это архивные кадры. Пойдем уже.

Мы пошли прочь из зала суда. Я думал о том, почему Лера меня не сдала. Мне хотелось думать, что она каким-то образом почувствовала, что я защитил её в той ситуации с Интернетом и вернула мне долг. На самом деле, если бы она сказала, что видела меня той ночью, ей пришлось бы признаться в том, что она нарушала комендантский час. Да ещё и не одна. Своего парня тоже пришлось бы сдать.

Когда мы вышли из здания, меня ослепило яркое солнце. После того, как мои глаза привыкли к свету, я увидел на тротуаре напротив высокого мужчину в твидовом пиджаке. Это был сигнал. Он ничего не обязан был мне передавать, он сам был посланием – надо зайти к Матвею Александровичу. Когда он понял, что я всё понял, то сразу удалился.

Ближе к вечеру я пошел пешком до здания ЗУБРа, попутно обдумывая то, что я собираюсь сказать или как оправдывать свое поведение. Мне казалось, что меня разоблачили. Скорее всего, они арестуют меня на входе, но Матвей Александрович ещё должен со мной пообщаться. Значит, меня будут ждать на выходе из его кабинета. Я представлял себе как дерусь с полицейским спецназом, прорываю их блокаду, поднимаюсь на крышу и спускаюсь по проводам благополучно вниз на улицу. Затем мимо меня проезжает автобус – и я исчезаю. Но это была фантазия. В реалистичном варианте я получал несколько пуль в спину под грустную музыку. В замедленной съемке я падал на пол в коридоре или вылетал из окна, после чего слышался глухой удар об асфальт. А в самом реалистичном меня вырубали первым же крепким ударом по голове. Затемнение. А в самом-самом реалистичном сценарии я просто сдавался. Даже без грустной музыки.

Матвей Александрович как всегда заставил меня немного подождать. Ровно столько, чтобы я поволновался, но при этом расслабился от рутинной обстановки. Он указал мне на кресло. Я сел. Матвей Александрович был очень официален.

– Я хотел бы поговорить с вами о том планшете, что вы нам дали. Как, вы говорите, он к вам попал?

– Аркадий забыл его на диване в гостинице. Я нашел его утром, когда проснулся.

– Выходит, вы спали не в своем номере. Так часто бывает? А зачем