Год гражданской войны - Иван Бочарников

пыль, которая лезла в глаза и ноздри. Я громко чихнул ему в лицо, а затем увидел кирпич в свете фонарика. Я отпустил его горло, быстро схватил кирпич и ударил Аркадия им по голове ещё раз. Развернуться там было особо негде, так что удары были несильные. После всего нескольких толчков, я выбился из сил и отбросил кирпич в сторону.

Аркадий не подавал признаков жизни. В темноте я мог разглядеть лишь его белую рубашку. Перед тем, как выползти из-под труб, я выглянул наружу и убедился, что рядом никого нет. Я взял из кармана Аркадия красную карточку, а также прихватил с собой его планшет, выключив фонарик.

Вокруг было очень тихо. Даже если нас кто-то слышал, то никто не решился бы сейчас что-то предпринять. И в мирное время в таких случаях обычно никто не лезет, а во время войны, трупов на улицах и разъезжающих повсюду военных тем более.

Я пошел в сторону отеля. Можно было бы пойти по улицам, но даже с красной карточкой мне не хотелось попадаться на глаза патрулям. Поэтому я выбрал путь наискосок, через небольшой сквер. Я решил сократить путь и перелез через трубы отопления, а затем сиганул в проем между бетонным забором, которым пользовались все местные, судя по ведущей к нему тропинке. Оттуда я вышел на детскую площадку и застал там целующуюся парочку.

Они посмотрели на меня. Я на них. Это была Лера и ее солдат.

– Доброй ночи, – сказал я.

– Доброй, – ответил солдат. Лера кивнула головой.

Я надежнее укрыл планшет под курткой и поковылял дальше. В гостиницу я попал через заднюю дверь. Я догадался, что Лера пользуются именно ей, чтобы сбегать по ночам. В тусклом свете лампочки я увидел, что моя одежда испачкана землей. Мне пришлось отряхнуться. Я поднялся на свой этаж и не решился войти в номер. Что-то меня удерживало. Я уже взялся за ручку двери, но у меня не было никакого желания и сил входить. Вместо этого я добрался до вестибюля и плюхнулся на кожаный диван, на котором я буквально полчаса назад застал Аркадия. Рядом с ним стоял огромный фикус, разросшийся в разные стороны. На подоконнике ещё были кактусы. Я переложил пропуск в карман брюк, чтобы он не выпал. Планшет пришлось убрать между подлокотником и подушкой. Поначалу мне казалось, что за мной вот-вот придут, что меня кто-то видел, что Лера уже доложила обо мне патрулям, но ничего этого не произошло. Никакой погони, никаких сирен. Я лёг и устроился поудобнее. Мне показалось, что я слышу чьи-то шаги, но мне было уже все равно. Было слишком поздно что-то предпринимать. Вместо этого я просто потерял сознание.

Глава 19: Суд

Скамья подсудимых не такая удобная, как я себе представлял, но хотя бы не заставляют все время стоять – это было бы совсем унизительно. Мне жарко, постоянно приходится стирать пот со лба, сальные волосы вот-вот завьются крючком. Секретарь суда – на вид несовершеннолетняя девушка в майке с совой – пытается совладать с пультом от кондиционера, но у нее не получается. К ней на помощь приходит прокурор, но и у него не выходят настройки. Через несколько минут у них, совместными усилиями, получается включить эту штуковину.

В зале что-то пустовато, но это понятно. Друзья познаются в беде, а сейчас никто со мной связываться не хочет. По версии следствия, я замешан в крупной мошенничестве с кладбищенской землей. Меня обвиняют в том, что я с некими партнёрами приватизировал кусок земли под захоронения с целью построить там гостиничный комплекс. Игорь даже камеру пока не включал, ждет судью. Юра постоянно зевает.

– Они настоящие? – спрашиваю я его.

– Не знаю, честно. Выглядят настоящими.

Ради того, чтобы отпустить трехдневную щетину, мне потребовалась неделя. Наконец, в зал суда входит судья. Это некая женщина средних лет с «химией» по фамилии Попова. Юра включает камеру. На скамейке для зрителей сидит Лера, которой явно скучно. Она что-то рисует в тетради, может, взяла на себя роль судебного художника.

Судья спрашивает меня о том, где я живу, и всё такое. Звучит и говорит профессионально, не подкопаешься. Следователь просит приобщить к делу. Он рассказывает, что я совершил преступление, направленное против государства, а значит, ко мне должны быть применены самые строгие меры.

– Какой-то затянутый сценарий, – бурчит Юра.

– Аркадий, видимо, очень старался.

Юра хочет что-то ответить, но Игорь машет ему рукой, чтобы тот отошел от клетки, потому что сейчас будут снимать Евгения Кудряшова. Я стараюсь вести себя с достоинством руководящего чиновника. Вроде бы под следствием, вроде бы пойман с поличным, но вроде бы не виновен и вообще человек хороший.

Я пропустил большой кусок прений, когда мой адвокат говорил о моих заболеваниях и каких-то иждивенцах. Когда у меня появилось и то и другое, я не помню. Судья остаётся непреклонной. Её не смущает ни то, ни другое. Следователь говорит, что я опасен – значит, так оно и есть. Меня велено поместить в СИЗО. Судья удаляется. Лера поднимает голову.

– Так, снимем ещё немного допроса, я пару страниц сценария выкинула, там какая-то фигня. Надо бы поскорее с этим заканчивать. Юра, тебе как?

– Нормально. Народу только мало.

– Заявление адвоката писать будем? – спрашивает адвокат.

Мой защитник – косоглазый парень в очках. Он, кажется, просто рад быть здесь. Не знаю, насколько он настоящий, но учитывая как он просит об интервью с ним, скорее всего, он такой же член массовки. Я тоже примерно так начинал. Молодец, старается не упустить своего.

– Да, давай сейчас запишем, пока народ готовится ко второму акту.

Юра, Игорь и адвокат Герман уходят. Герман заявит о том, что мера наказания была чрезмерной, что я объявил о своей невиновности, что дело политизировано и правду будет устанавливать справедливый суд. На мой взгляд, неплохо сказал.

Илья периодически фотографирует. Он просит меня ещё раз стереть пот со лба, ему никак не удается поймать хороший свет. Но я уже не так сильно потею, спасибо кондиционеру. Кажется, я должен воплощать в себе все пороки пойманного чиновника. В сценарии даже было подчеркнуто слово «пойманного».

– Как работа? – спрашиваю я.

– Нормально, я раньше не снимал в залах суда. Тут какая-то особенная атмосфера, почти как в церкви.

– Даже у судьи фамилия Попова.

Илья улыбнулся.

– И чего я в художку не пошла, – сокрушается Лера. Она что-то там нарисовала в своем блокноте и очень этим довольна.

– Покажи.

Валерия показывает нам с Ильей рисунок, выполненный ручкой. На