Избранное - Александр Оленич-Гнененко

Через перевал с Умпыря на Закан протянулись свежие следы двух медведей. В обратном направлении прошел олень-рогаль. На тропе, по которой мы сходим в долину Закана, видны следы волков.

Перевал, оказывается, очень оживлен, как перекресток всех звериных дорог.

Тропа вьется среди пихт, сосен и елей. Выходим на большую поляну. В центре ее стоит несколько огромных пихт. В стороне от них расположен имеретинский кош. На жердях ограды распластана бурка и подвешены сумка с припасами и ведра. С горы доносится свист: на скале неподвижно стоит пастух в широкополой войлочной шляпе и с длинной палкой в руках. Кругом, рассыпавшись в кустах, пасутся лошади.

За поляной начались лиственные леса. Под крутым берегом мчится Закан. Гремящий, пенный, он скачет с утесов по уступам, выбитым его стремительным падением. Он скрежещет и грохочет в каменном ложе, передвигая тяжелые круглые голыши. Быстрина во многих местах перегорожена наносами гальки, вырванными с корнем и добела обточенными водой деревьями. Упругая струя бьет через преграды взмыленными водопадами.

Еще за два-три километра от Закана появляются сплошные фруктовые сады. Они сопровождают нас до самого кордона. На ветках — золотое изобилие груш, кислицы и алычи. Плоды алычи исключительно разнообразны по цвету: от янтарно-желтого до несколько ослабленной буроватым оттенком синевы садовой сливы, и по вкусу: от нестерпимо кислого, сводящего рот оскоминой, и до более сладкого, чем у культурного плода. Не грех бы нашим ученым-садоводам забраться сюда в период созревания плодов. Мне же эти сады еще и еще раз говорят о человеке, который, быть может, сотни лет, тому назад умными своими руками взращивал и лелеял одичавшие теперь деревья.

Мы проезжаем мимо лагеря геологов в устье реки, раньше безыменной и только в этом году нанесенной геологами на карту и получившей название Хвойной. Поворачиваем по дороге, построенной леспромхозом. Она частью прорублена в скалах, частью пролегла по мочагам змеящейся лентой поперечных деревянных плах, скрепленных по краям железными скобами.

Переправившись несколько раз через пенящийся Закан и его притоки, вступаем в похожий на парк высокоствольный лес. Он очень отличается от лесов северного; и южного склонов. Главные древесные породы здесь граб, клен, ясень, карагач, ильм, медвежья груша.

В одном месте, где под старым карагачом поставлена волчья ловушка, мои спутники сходят с лошадей, и Пономаренко долго и обстоятельно объясняет Летягину, как правильно устраивать хитрый механизм, обрушивающий сорокапудовый груз бревен на схватившего приваду волка. В доказательство, что ловушка устроена не так, как надо, он быстрым движением срывает с упора настораживающий брусок, и бревенчатый навес не падает. Проделав свой фокус, Пономаренко неодобрительно глядит на Летягина, который растерян и смущен, как провалившийся на экзамене школьник.

Сразу же при выходе из лесу, у подножья гор, раскинулась светлая поляна — кордон Карапырь. Отсюда видны хребты Загедана, Дамхурца, Закана. Они охватывают поляну полукольцом. На горах лежит густая синева, смешанная с пурпурными красками заката.

Старший наблюдатель Никита Степанович Летягин работает на кордоне Карапырь четыре года. Он вырос в здешних лесах и хорошо знает зверей и их повадки.

— Я шел зимой, — рассказывает он, — по берегу Малой Лабы. Вскоре я заметил след оленя. Через несколько десятков шагов появились следы восьми волков. Оленья тропа была обрызгана кровью. По следам на снегу видно, было, что волки погнали оленя к реке. Олень забежал в воду. Часть волков перешла на другой берег, а часть осталась на этом берегу. Олень пошел вниз по течению, не разбирая, где буруны, где камни, В местах, где сближался намерзший у обоих берегов лед, волки попробовали схватить оленя, «танцевали». Весь снег тут был истоптан волчьими следами. Олень шел по быстрине километра четыре. Там на реке стоял балаган старателей. По воде стлался дым. Олень не испугался дыма и около балагана выскочил на берег, а волки повернули назад.

Один из младших наблюдателей вспоминает похожий случай:

— Это было на Третьей роте зимой. Стояла лунная ночь. Начали брехать собаки. Я вышел из балагана, смотрю: к моей кочевке, куда был загнан, скот, мчится ланка. Она просунула через ворота голову и шею: видно, хотела проскочить за ограду. Со мной была собачонка, она подняла лай. Ланка покружилась и бросилась дальше. Следом из лесу выбежал волк и снова погнался за ней.

Никита Степанович продолжает:

— Как-то летом и шел по тропе выше кордона Черноречье. Сел передохнуть, начал закуривать, слышу — сзади кто-то мурчит. Я обернулся: и нескольких шагах за моей спиной стоит медведица с двумя медвежатами. На морде — пена. Медведица подвигается ближе и ближе, то поднимается на дыбы, то падает на все четыре лапы. Я взялся за ружье, и тогда она ушла.

В августе я встретил перед вечером в кустарнике куницу-желтодушку. Тут же были две маленькие куницы. Они играли, прыгали, ловили жуков. Маленькие, — заметив меня, быстро поднялись на пихту, а старая куница побежала кустами: стала отводить.

В другой раз я видел, как ветер свалил пихту. Потом на моих глазах к этой пихте подкралась куница и начала выбирать из дупла пчелиные соты. Она, должно быть, раньше знала, что тут мед. Это была куница-желтодушка.

У другого младшего наблюдателя также было немало интересных встреч.

— Я видел на реке Дамхурц, — говорит он, — старую выдру с двумя маленькими. Выдра ныряла, как рыба, в большом затоне. За ней нырял один выдренок, а другой сидел на карче. Они меня заметили и ушли в карчи. Это было, зимой, в декабре.

В мае мне попалась выдра на Малой Лабе. Выдра плавала в заросшем ольхой заливе. Она держала в зубах выдренка и вместе с ним плавала и ныряла. Она играла с маленьким, переворачиваясь с боку на бок и колесом, через голову. Детеныш был величиной с котенка…

Раз мне пришлось видеть бой оленей во время ревки. Смотрю — олень ревет и рогами сбивает ветки, а около него стоят три лани. В то же время за хребтом заревел другой олень. Через несколько минут гляжу — он идет по направлению к первому оленю. Этот заметил соперника и бросился наперерез. Олени сошлись метров на десять. Второй рвется к ланкам, а первый все не пускает. Второй олень ходил, ходил, не выдержал (он был больше) и бросился прямо на первого. Тут они и сцепились. Раздался частый треск и стук рогов. Ланки испугались и отскочили. Бой продолжался около часа. Меньший, который был с ланями, сбил противника, тот с ревом уходит, а победитель гонится за ним и тоже ревет. Гнался он метров тридцать и потом вернулся к ланкам.

Выехал вдвоем с Пономаренко из Карапыря на Псебай. Дорога идет берегом Большой Лабы вниз по течению. Справа нас провожает хребет Загедана, величественный и скалистый. Он покрыт мощными лесами.

По пути минуем прииск Рошкоа. Это целый золотопромышленный городок. С гор к галечным террасам опускаются сооружения для промывки золотоносной породы сильным напором водяной струи. Вдоль берега, здесь и там, работают старатели-«золотничники». Поселок освещается электричеством. Дома рабочих окружены огородами.

В нескольких километрах от прииска, в поселке Теплом, живет бывший егерь Кубанской охоты Алексей Власович Телеусов, знаток мест, где раньше охотились великие князья, а теперь создан Кавказский государственный заповедник.

Я давно уже хотел увидеться с Телеусовым, и вот мы сидим у него в доме. Алексей Власович угощает нас парным молоком и рассказывает о делах минувших дней, о привычках и хитростях разного лесного зверя.

Маленький старичок, с седоватой острой бородкой и закрученными усами, сохранил до сих пор особую охотничью сноровку. Глаза его смотрят внимательно, и зорко. Алексей Власович говорит:

— Не люблю пустых разговоров. Что знаю, то знаю. Я в здешних лесах тридцать лет проработал и выдумывать или понаслышке болтать всякую всячину не хочу. Есть у нас такие: здесь, говорят, было до тысячи зубров, а мы, егеря, сами считали их не больше трех сотен.

В своем справочнике «Рекорды крупной дичи», изданном в Лондоне в 1910 году, Хора сообщает об очень крупных размерах кавказского зубра самца, убитого охотником-«джентльменом» мистером Литтлделем в лесах великокняжеской охоты. Длина этого быка от носа до корня хвоста была свыше десяти футов, высота в плечах-почти пять с половиной футов.

Телеусов вместе с другим егерем был прикомандирован к мистеру Литтлделу и подводил его к этому зубру: бык оказался действительно гигантом. С тем же Литтлделем Алексей Власович и его товарищи разыграли такую шутку. Им не понравилось высокомерие англичанина. И однажды во время охоты на туров в снежниках, когда Литтлдел ночевал в спальном мешке у костра, они, сговорившись, столкнули его в лежащие пониже сугробы. Пролетев изрядное количество метров по крутому обледеневшему скату, англичанин еле выбрался из мешка. Подоспевшие егери объяснили ему, что это пришлось сделать для его же опасения: спальный мешок будто бы готов был вспыхнуть.