Кони - Сергей Александрович Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Служивший после окончания Училища правоведения в полиции следователем князь Владимир Петрович Мещерский пытался было по ничтожному поводу заставить Овсянникова явиться к нему в участок на допрос, но потерпел полное фиаско. П. А. Шувалов, любимец Александра II, бывший в те годы обер-полицмейстером, посоветовал Мещерскому самому «заглянуть между делом» к Степану Тарасовичу. Мещерский отказался — молодая кровь взыграла. А некоторое время спустя его пригласил к себе по какому-то незначительному поводу сам Шувалов. «Случайно» у него оказался и Овсянников.
— Господа! — улыбаясь, сказал граф. — У вас есть вопрос, требующий разрешения?
Дело было улажено.
Кстати, в своих воспоминаниях Мещерский привел любопытное свидетельство того, как вели себя в те годы (конец пятидесятых) чиновники: «Я знал, что следственный пристав и его письмоводитель могли брать взятки… что управа благочиния, начальство следственного пристава брала взятки…» Но тут же сделал удивительный вывод о том, что уголовное следствие тогда велось лучше, так как не было отделения власти судебной от администрации. А ведь именно средоточие всей власти — судебной и административной в одних руках порождало беззаконие. Выводы Мещерского, безусловно, продиктованы его классовыми интересами. Но к тому прибавилась еще и правовая безграмотность выпускника Училища правоведения. Он сам писал о том, что «в особенности хромали мы, если можно так выразиться, общественным образованием… Например, иностранное государственное право нам совсем было незнакомо, в истории политической мы были донельзя слабы, история цивилизации нам была совсем незнакома и т. д.».
…В 1874 году жители Петербурга были поражены грандиозным пожаром, случившимся на мельнице Овсянникова. Граф Пален, проезжая вечером по Измайловскому проспекту, стал свидетелем разбушевавшейся стихии огня. Утром следующего дня Пален поинтересовался у Кони подробностями происшествия.
…В первом коротеньком сообщении полиции говорилось, что «признаков поджога, вызвавшего пожар мельницы коммерции советника Овсянникова, не оказывается». «Что это? — подумал Кони. — Небрежно проведенный осмотр места происшествия? Некомпетентность? Или полицейские чины уже получили взятку?» Анатолий Федорович хорошо знал, что на Овсянникова уже заводили в разные годы пятнадцать уголовных дел и все они потом закрывались «за недоказательностью».
Посланный Кони на место пожара товарищ прокурора А. А. Марков поздно вечером «привез целую тетрадь осмотров и расспросов на месте, из которых было до очевидности ясно, что здесь имел место поджог. Собранные на другой день сведения о договорных отношениях, существовавших между известным В. Л. Кокоревым и С. Т. Овсянниковым по аренде мельниц, указывали на то, что именно Овсянникову мог быть выгоден пожар мельницы, и что есть основание сказать: «Js fecit cui prodest»[17].
Анатолий Федорович решил начать следствие и предложил следователю по особо важным делам Книриму немедленно произвести обыск у Овсянникова.
Привыкший к безнаказанности, миллионер никак не ожидал вторжения в свой дом чинов судебного ведомства. Он даже не потрудился уничтожить или спрятать очень важные для следствия документы и в том числе именной список некоторых чинов главного и местного интендантских управлений с показанием мзды, ежемесячно платимой им.
Кони очень живо описывает неподдельное изумление Овсянникова, узнавшего, что его собираются взять иод стражу:
«— Господин Овсянников, — сказал я, усаживаясь сбоку стола, на котором писал Книрим, — не желаете ли вы послать кого-нибудь из служителей к себе домой, чтобы прибыло лицо, пользующееся вашим доверием, для передачи ему тех… распоряжений, которые не могут быть отложены.
— Это еще зачем? — спросил сурово Овсянников, высокий старик, с густыми насупленными бровями и жестким взором серых проницательных глаз, бодрый и крепкий, несмотря на свои 74 года.
— Вы будете взяты под стражу и домой не вернетесь.
— Что? — почти закричал он. — Под стражу? Я? Овсянников? — И он вскочил с своего места. — Да вы шутить, что ли, изволите? Меня под стражу? Степана Тарасовича Овсянникова? Первостатейного именитого купца под стражу? Нет, господа, руки коротки! Овсянникова! Двенадцать миллионов капиталу! Под стражу! Нет, братцы, этого вам не видать!
— Я вам повторяю свое предложение, а затем как хотите, только вы отсюда поедете не домой, — сказал я.
— Да что же это такое! — опять воскликнул он, ударяя кулаком по столу. — Да что я, во сне это слышу? Да и какое право вы имеете? Таких прав нет! Я буду жаловаться! Вы у меня еще ответите!»
В сознании богатых купцов и входивших в силу промышленников, привыкающих считать себя «опорой и надежей» встававшей на капиталистический путь развития России, не укладывались воедино два понятия: капитал и уголовная ответственность. Им казалось — и правильно казалось, — что «миллионы все спишут». Даже за границей не хотели верить, что миллионера осудят. В немецком сатирическом журнале появилась карикатура с подписью, что если «двенадцатикратный миллионер Овсянников» и мог быть арестован, во что верится с трудом, то в ближайшее время «одиннадцатикратный миллионер Овсянников» будет выпущен на свободу.
Но на этот раз Овсянников на свободу не вышел, а отправился в Сибирь. Убедившись, что следствие располагает вескими уликами против «первостатейного» и «именитого», Кони постарался сделать все, чтобы суд состоялся, несмотря ни на откровенным нажим, ни на скепсис печати по поводу исхода судебного разбирательства.
Анатолий Федорович должен был обвинять Овсянникова на процессе и уже готовился к этому, но последовало назначение его вице-директором департамента министерства юстиции. Несомненно, это было серьезное повышение по службе, только обвинять Овсянникова пришлось другому — товарищу прокурора В. И. Жуковскому.
Кони отзывается о Владимире Ивановиче Жуковском, как о талантливом и тонком судебном ораторе, «внесшем в свою речь свойственный ему глубокий и неотразимый сарказм, так соответствовавший его наружности, в которой было что-то мефистофельское».
На процессе Овсянникова Жуковский оказался «на высоте». Гражданские истцы — Кокорев и Спасович, выступающие от лица страховых обществ, детально разобрали причины преступления Овсянникова. Было неопровержимо доказано, что непосредственно поджигали мельницу приказчик Левтеев и сторож Рудометов. На судебном заседании — редкий случай по тем временам! — демонстрировалась специально изготовленная большая модель мельницы и были показаны ее отделения, где огонь вспыхнул одновременно.
В. Д. Спасович убедительно охарактеризовал всю систему подрядного дела, конкуренцию между подрядчиками и прочно вошедший
