Маджонг - Алексей Никитин

В обед, в самый разгар рабочего дня, красный «Панамера» и следовавший за ним черный «Гелендваген» медленно пробирались среди автомобилей попроще, кое-как припаркованных вокруг рынка. Как ни старалась Рудокопова приехать на Петровку незаметно, это, конечно же, ей не удалось. На красно-черную парочку обратили внимание все: и те, кому положено было по долгу службы, и те, кто фиксировал все необычное просто потому, что к этому приучила их жизнь на Петровке. А яркий спортивный автомобиль в сопровождении джипа охраны среди книжных рядов появляется у нас не так часто и потому немедленно попал в разряд необычного.

По дороге Рудокопова еще раз внимательно выслушала историю Енота о том, как он лишился папки в павильоне Бидона. Потом Малевич в двух словах рассказал ей, кто такой Бидон, как он попал на Петровку и как с ним следует себя держать. Впрочем, как правильно вести себя с Бидоном, толком ей никто бы посоветовать не мог, потому что Бидон непредсказуем и его нужно чувствовать. Как ломоту в костях накануне перемены погоды. Об этом аккуратный Виталий Петрович тоже предупредил Рудокопову, но она его слова посчитала разновидностью старческого ворчания, очередной жалобой на здоровье и пропустила мимо ушей.

У входа в павильон Бидона болталась картонка с надписью «Закрыто», но и Енот, и Виталий Петрович были уверены, что Бидон там.

— Стеллажи собирает, — предположил Енот. — Я там побушевал немного.

— Да и куда ему деваться? — согласился с ним Малевич.

— Сейчас увидим, — Рудокопова взяла альбом акватинт, попросила ребят из охраны постоять у входа, чтобы не мешали случайные покупатели, и отправилась к Бидону.

В павильоне было пусто, и сперва ей показалось, что там вообще никого нет, но из дальнего угла, где пару часов назад смерчем прошел разъяренный Енот, послышались голоса. За столом, составленным из сдвинутых деревянных ящиков, покрытых старым пластиком, сидели два немолодых обитателя Петровки и Бидон, немедленно опознанный Рудокоповой по пылающей шевелюре.

Это были Борик и Жорик. Именно их позвал Бидон на подмогу против ужасного Енота. Борик и Жорик не отказали. Они и не могли отказать, потому что Борик был тем человеком, который несколько лет назад устроил Бидона на Петровке и помог здесь обжиться. Он знал папу Бидона, они вместе учились в Политехническом институте, и маму его тоже знал. Борик исходил из того, что окружать нас и в бизнесе, и в повседневной жизни должны люди непосторонние и, по возможности, лично преданные. Таким он пытался воспитать Бидона, так же вел себя и сам.

В прошлом Борик был Борисом Константиновичем, заведовал лабораторией вычислительной техники в отраслевом институте, а выходные проводил на книжных рынках. Петровки тогда еще не было, книжников гоняли, задерживали, и личные отношения между надежными покупателями и проверенными продавцами значили много больше случайной пятерки, срубленной с залетного лоха. Жорик поставлял Борику уголовно наказуемый тамиздат: «Ардис», «Посев», журнал «Нью-Йоркер» с американскими рассказами Довлатова.

В девяносто втором лабораторию Борика сократили. Институт постигла та же участь двумя годами позже, в девяносто четвертом, но Борик в доле с Жориком к этому времени уже открыл первую точку на Петровке. Он не стал налаживать контакты с московскими оптовиками, не захотел возить в поездах из Первопрестольной баулы, полные книг. Борик пошел другим путем. У него можно было купить европейские антикварные издания, разрозненные английские, итальянские, французские тома авторов восемнадцатого, иногда и семнадцатого века. Покупателей у Борика никогда много не водилось, но это были надежные, проверенные снобы, время от времени приводившие друзей, таких же снобов. Они, как правило, не читали ни на одном из европейских языков, исключая разве что английский, но обладание изданием, возраст которого вот-вот перевалит за три сотни лет, укрепляло их уверенность в собственной исключительности. Борик драл с них невозможные деньги. Если постоянному покупателю Борика случалось пройти по набережной Сены и расспросить о ценах на раскладках парижских букинистов, то он с изумлением обнаруживал, что за томик итальянского издания «Декамерона» середины восемнадцатого века им было заплачено почти втрое больше того, что пришлось бы отдать в Париже.

Борик знал свое дело. Увидев Рудокопову, осторожно пробирающуюся через завалы книг по павильону Бидона с альбомом акватинт в руке, он почуял добычу. Этот альбом заинтересовал Борика немедленно, едва он его заметил. Рудокопова заинтересовала тоже.

— Смачного вам, — пожелала приятного аппетита вежливая Рудокопова. — Вы ведь Кирилл? — просияла она глазами Бидону. — У меня к вам дело.

Что бы ни говорили ей о Бидоне Енот и Малевич, как бы ни предупреждали, что ей предстоит иметь дело с человеком необычным и, вероятно, не вполне здоровым, все это даже в малой степени не могло сделать ее общение с Бидоном проще.

Потому что Бидон не выносил женщин. Он не знал, как с ними говорить и о чем. На третьей-четвертой минуте разговора Бидон начинал им хамить, а потом просто убегал, прервав на полуслове разговор, если он по каким-то причинам к тому времени еще не перешел в яростную свару.

Если бы не Борик с Жориком, Бидон немедленно бы дал понять этой дамочке, что ее присутствие в столь трагический для него день здесь неуместно, но, опередив Бидона, первым Рудокоповой ответил Жорик.

— Конечно, — радостно заулыбался он пастью, полной черно-желтого гнилья, — нашей мужской компании не хватало дамы.

Жорик метнулся за стулом, аккуратно установил его возле ящиков и предложил Рудокоповой. Она рассчитывала поговорить с Бидоном наедине, но тут решила, что присутствие людей, доброжелательно настроенных к ней, может помочь делу.

— Коньячку? — предложил галантный Жорик.

«Видно, судьба мне пить сегодня всякую дрянь», — вспомнила она отвратительный кофе у Малевича и, выдержав небольшую паузу, согласилась.

Перед ней немедленно появился стакан с коньяком, несколько кружков «Краковской» колбасы на тарелке и квашеная капуста в чашке.

— За знакомство, — поднял свой стакан Жорик. — Меня, кстати, Жорой зовут. Это Борис, Кирилл.

— Лена.

Борик, Жорик и Рудокопова выпили.

Бидон не терпел спиртного и не пил ни при каких обстоятельствах. И пьяных посиделок он не любил, но в этот раз отказать Борику с Жориком не мог — он позвал их на помощь, они пришли, а то, что Енот сбежал раньше, это же не их вина.

— Я хотела вернуть вам альбом, — протянула Рудокопова Бидону акватинты. — Он попал ко мне случайно, но также я узнала о том ужасе, который произошел здесь несколько часов назад, и немедленно поспешила сюда.

Бидон мог взять альбом. Бидон хотел его взять. Но только не у женщины. Он пожал плечами и глянул в сторону входной двери.

— Вообще-то я не работаю сейчас. Мне надо тут все убрать. Сложить. Я не могу его купить у вас сейчас.

— Я не предлагаю вам его купить. Он ваш.

— Позволите? — Борик взял альбом.

В начале, когда Бидон с громадными глазами прибежал звать их на помощь, он не успел спросить, что произошло и кто обрушил стеллажи. И почему это случилось. Позже Бидон отделался общими словами: «пришел», «я его почти не знаю», «начал драться», «все поломал»… Потом они пили коньяк, и Бидон вообще молчал, а говорил Жорик. Лишь теперь, открыв альбом, Борик понял, что Бидон использовал их втемную. Тут что-то происходило, что-то интересное и пока непонятное. Такие альбомы на Петровке появляются раз в год, если вообще появляются. Они стоят столько, что продаваться должны совсем в других местах. И вдруг в закрытом павильоне Бидона появляется эта… кто она, кстати, такая?.. и «возвращает» ему альбом, который стоит раз в десять, да нет — в десятки раз дороже всего того хлама, которым торгует Бидон. Возвращает. А Бидон отказывается его взять.

Между тем Рудокопова, не услышав возражений Бидона, решила, что тот согласился взять альбом, а значит, пора аккуратно переходить ко второй, более важной части.

— Кирилл, — осторожно начала она, — я хотела бы поговорить с вами.

— Нет! — взвизгнул вдруг Бидон так, что тихо дремавший Жорик дернулся и опрокинул стакан с остатками коньяка, чему очень огорчился. — Я ни о чем не буду говорить с вами! Уходите! Уходите!

Даже не этот истеричный крик, а темное, бездонное отчаяние, плеснувшее во взгляде Бидона, мгновенно отрезвило Рудокопову. С предельной ясностью она поняла, что все ее усилия напрасны, никакого разговора с Бидоном у нее действительно не получится, Бидон не сможет и не захочет ее слушать.

Рудокопова испуганно и растерянно посмотрела на Борика и Жорика. Жорик не следил за разговором, он огорченно прикидывал, как бы утилизировать пролитый коньяк. Борик поймал ее ошарашенный взгляд и успокаивающе кивнул.