Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда, наконец, все покинули комнату молодого господина и голоса стихли во дворе, а дом погрузился в темноту, только тогда Соджун отодвинул ширму и открыл дверь шкафа. Елень, сморенная усталостью, спала, уткнувшись лбом в подтянутые к груди колени. Капитан потянул женщину к себе, и она едва не выпала из шкафа. Вскинулась во сне, заметалась, Соджун поймал ее и привлек к себе.
— Тихо! Перебудите всех, — прошептал он.
Елень, чувствуя горячие ладони на своей талии, замерла, а потом отстранилась.
— Я… я пойду, — сказала она еле слышно.
Он чувствовал, как она отстранилась, словно отдалилась на недосягаемое расстояние. Казалось, что между ними пролегли непреодолимые горы и реки. Такое же расстояние отделяет раба и свободного человека: не перейти, не переплыть, не перелететь. От этого на душе стало тоскливо.
— Дома я буду звать вас по имени, постараюсь не навредить вам. Но завтра, как только отец уйдет во дворец, вы должны съездить со мной.
— А как же работа?
— Анпё поможет, и в телегу запрягут лошадь, это мое слово господина!
Елень подняла на него глаза. Пламя огромной свечи, стоящей на полу у постели, на таком расстоянии больше прятало, чем освещало. Тени, блуждающие по лицу господина, Елень прочитать не смогла.
— Я вам клянусь, вы не пожалеете об этом!
— Куда вы…
— Завтра, как только рассветет, отец уедет во дворец. За вами придет Анпё. Он принесет мужскую одежду.
Елень вскинула голову.
— Зачем?
— Затем, что женщина верхом вызовет подозрения у стражи на воротах в город!
— Куда…
— Доверьтесь мне!
Елень молчала. Одно она могла сказать точно — капитан просто так ничего не делает. Значит и завтра…
— Хорошо, господин, — ответила она. — Вот только госпожа Микён…
— Она не станет больше докучать вам, и о завтрашнем не проболтается, — ответил Соджун, — она на нашей стороне.
— Как вы…. — начала было Елень, но замолчала. Ей ли не все равно, как господин договорился с кисэн?
В конце концов, она выскользнула из комнаты молодого господина и прокралась к себе. Соджун проводил ее глазами и стал укладываться спать. Боль в руке притупилась, а потом и вовсе отошла на задний план. Капитан закрыл глаза и скоро провалился в глубокий сон.
Глава одиннадцатая.
Лошади фыркали. Облачка пара, вырывавшиеся из ноздрей, оседали на мордах серебристым инеем. Соджун сам их оседлал, сам подтянул подпруги. Солнце еще пряталось за линией горизонта, и только небо, светлеющее на востоке, предрекало скорый рассвет. Старый политик уехал в паланкине во дворец, можно было без опасения отправляться в дорогу. Соджун подвел лошадей к воротам, когда к нему вышла Елень. Костюм сидел на женщине как влитой. Она даже на мужской манер завязала волосы в пучок на макушке. Со стороны ее можно было принять за стройного тонкокостного юношу, который в силу возраста еще не успел раздаться в плечах. Она поклонилась господину, тот хотел поклониться, но осекся. Подвел лошадь, придержал за удила. Елень легко села в седло, переняла поводья. Соджун последовал ее примеру, и вдвоем они покинули двор.
Город еще спал. Лишь кое-где в домах зажигались огни. Сумрак понемногу рассеивался. Небо с каждым мгновением все больше светлело. Соджун ехал впереди, иногда оглядываясь назад, потом свернул на рынок, где были еще затворены лавки и склады, и направился к таверне, откуда долетал, смешиваясь с дымом печи, густой вкусный запах готовящегося обеда, спешился у коновязи и зашел внутрь. Оттуда сразу раздался бодрый радостный голос хозяйки. Что говорил капитан, разобрать было невозможно. Его едва слышимый голос, казалось, тонул в пару и дыму. Хозяйка перестала щебетать, выскочила из дома и, как белка, засуетилась по двору, не обращая внимания на Елень. Соджун вышел из таверны с котомкой, прикрепил ее к седлу. Женщина, наблюдая за хозяином, промолчала.
Она молчала всю дорогу до ворот. Соджун еще пару раз оглядывался, а потом просто ехал вперед. Ехали шагом, так как в городе только гонцам было дозволено скакать верхом.
Когда подъехали к воротам из города, Соджун показал свою бирку стражникам. Те, тут же вытянулись по стойке и пропустили путников. Капитан проехал еще немного и остановился, дождался, когда Елень сравняется с ним.
— Вы не устали? — спросил он.
— Как ваша рука? — поинтересовалась женщина. От ее взгляда не ускользнуло, как он берег руку. Наверняка, скачка болью отдается в руке.
Соджун усмехнулся.
— Путь неблизкий, нам нужно успеть вернуться до приезда отца. Микён его отвлечет, да и Чжонку тоже, но зачем дергать тигра за усы? — сказал он. — Выдержите?
— Я больше беспокоюсь за вас, — призналась Елень, придерживая лошадь, которая, предчувствуя свободу, не стояла на месте.
— Тогда едем, — и с этими словами Соджун толкнул пятками своего скакуна. Тот будто только этого и ждал — рванул с места так, что снег брызнул из-под копыт. Елень припустила за ним.
Солнце еще не встало, но дорога была хорошо различима в отступающих сумерках. Лес становился все прозрачней, будто чья-то невидимая рука медленно, но настойчиво, стягивала с него темное покрывало ночи. Очертания гор стали четче, а потом вершины зазолотились: вставало солнце. Склон, оставаясь во власти тени, почернел, когда из-за горы вверх брызнули лучи. Небо утратило голубизну, променяв ее на практически белый наряд. Снег заискрился серебром, рассыпанным щедрой рукой. Елень сильнее склонила голову вниз, прижимаясь к крупу пышущего жаром коня. Плетеная грубая шляпа, надетая поверх шапки, прятала лицо от солнечных лучей, но не защищала от ослепительного блеска снега: на глаза навернулись слезы.
Путники въехали в перелесок, дорога запетляла, но одно было хорошо: здесь снег не так слепил. Вершины сосен загудели над головами. Голые ветви лиственных деревьев, казалось, царапали обнаженное небо. Наверно, поэтому там, в вышине, не было ни облачка. Лошади, подчиняясь рельефу, перешли на шаг. Елень крепко держала поводья и поглядывала на качающуюся перед собой широкую спину господина. Он смотрел на дорогу и не оглядывался. Женщина хоть и терзалась неведением, все же ни о чем не спрашивала, радуясь тому, что ей
