Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

Глава десятая.

Елень столкнулась с няней во дворе. Она едва переставляла ноги, а тут старуха ей преградила путь.

— Елень, вынеси-ка воду из купели, — приказала бабка.

Женщина вскинула глаза.

— Пусть кто-нибудь…

— Молодой господин Соджун вернулся. Странный такой, нет бы в купели откиснуть, так нет! Он сначала на стуле помылся, а потом только в купель залез. Только воду переводит, — проворчала няня и хитро улыбнулась. Елень моргнула, а потом просияла.

— Купель? Горячая?

— Только вылез, видела его во дворе, — усмехнулась старуха.

— А старый господин?

— Еще не вернулся. Он сегодня поздно будет.

— Сейчас, няня, сейчас, — Елень бросилась в свою комнату.

— Да куда ты, заполошная? На, вот чистое на вас, а детей я уже отправила в купельную.

Елень улыбнулась. Чумазое лицо осветилось улыбкой.

— Я б вас обняла…

— Давай, давай, да пошустрей, — напутствовала старуха.

Женщина пересекла двор и влетела в купельную. Хванге стоял у купели и смотрел на воду, исходящую паром и ароматом трав. Елень подбросила дров в печь, вытащила два корыта, поставила их по разные стороны купели и налила в них воды.

— Смывайте грязь, шустрей! А потом в купель! — приказала она.

Женщина быстро помыла сначала Хванге, а потом и Сонъи. Вода в купели остывала, но она все же была горячей, и ее было много. Хванге заскочил на кухню, увидел там чан с горячей водой, но набрать не смог. Вернулся в купельную. Мать как раз намывала Сонъи. Увидев брата, девочка взвизгнула и скрылась под водой.

— Там еще есть горячая вода, но мне не принести! — протараторил Хванге.

— Хорошо, — только и сказала мать.

Мальчик убежал. Через несколько минут Сонъи, замотав волосы в тряпку, выбежала из купельной. Она с ведром заскочила на кухню, но увидела там господина Соджуна. Он, узнав девочку, улыбнулся. Та поклонилась и поставила ведро, сделав вид, что именно за этим и приходила сюда. Мужчина сначала посмотрел на девочку, затем на ведро. А Сонъи, еще раз поклонившись, вышла за дверь, где столкнулась с няней.

— Ступай, я вам уже отнесла еды, — проговорила старуха ей. Та так же безмолвно поклонилась и убежала. Няня что-то забормотала, потом увидела ведро. — А оно здесь откуда взялось?

Соджун рассказал о поведении Сонъи.

— Им не часто приходилось мыться, как следует, а тут купель горячей воды, да хозяина дома нет. Так что…

Соджуна будто оглоблей огрели.

— Они моются в той грязной воде? — изумился он.

Няня вытаращила глаза.

— А чего ты хотел? Где это видано было, чтоб рабы в купели мылись? А вода после тебя чистая совсем. Ты ж как твоя мать, сначала в корыте, а уж потом в купель лезешь. А им самое главное, чтоб горячая была… Да куда там? Если дети намылись, а Елень еще нет, значит она в остывшей купели…

Но Соджун не дослушал, он вылетел из кухни и почти бегом бросился к купельной. Дернул на себя дверь. Облако холодного воздуха вошло вместе с ним, раздался плеск воды.

Когда облако осело, Соджун увидел Елень. Та глядела на него и молчала, держась обеими руками за край купели. Мужчина шагнул к ней. Она не стала нырять, а просто повернулась к нему спиной, прижавшись грудью к деревянной стенке. А Соджун подошел вплотную и, подобрав рукав, опустил руку в воду, сквозь толщу которой угадывались очертания обнаженного женского тела. Вода была мутной и едва теплой. Мужчина, глядя на затылок Елень, выдернул руку и вышел. Он вернулся на кухню, подчерпнул одно ведро из чана, потом второе. Рука заныла, но эта боль казалась такой пустяковой, что и говорить не стоит. Над чаном висела холщовая простыня, Соджун сдернул ее, перебросил через плечо и вновь отправился в купельную.

Он протянул простынь сидящей в купели Елень и даже отвернулся.

— Я вам воды принес горячей, — только и сказал мужчина.

Женщина молча взяла простынь. Мокрые пальцы на мгновение коснулись его пальцев, всего лишь на миг, но сердце вспыхнуло. Он слышал плеск воды, слышал ее дыхание, и собственная душа трепетала. Она кашлянула. Соджун подхватил ведро, скривился от боли, и это не ускользнуло от Елень. В купельной окна были очень высоко, дабы скрыть господ от любопытствующих глаз челяди. Когда мылся Соджун, солнце еще не полностью село, а сейчас на дворе стоял глубокий чернильный вечер. Свет уличных фонарей, которые зажигали у главного входа в дом, едва проникал в небольшое помещение. Фонарь, который принесла с собой Елень, освещал в радиусе метра. Но даже этого скудного света хватило, чтоб она рассмотрела бледное, исхудалое лицо господина и как оно изменилось, когда он поднимал ведро.

Соджун на нее не смотрел. Опрокинул содержимое второго ведра и только тогда поднял глаза. Женщина стояла в каком-то шаге от него. Ее мокрые длинные до покатых бедер волосы облепили тело, к груди она прижимала простынь, что принес Соджун. Она не догадалась в нее замотаться, просто прижала к груди. Ткань намокнув, местами прилипла к телу, открывая взору то, что обычно пряталось под одеждой. Мужчина отвел взгляд и направился к двери.

— Спасибо, господин капитан, — поблагодарила его в спину Елень. Он замер, только хотел ответить, как вдруг на дворе раздался громкий крик отца:

— Я вас спрашиваю, где он?

Какие-то неясные ответы, а потом вновь вопль старика:

— И куда он ушел, если еще не виделся со мной? В купельной, что ли?

Соджун переглянулся с Елень. Ее лицо мгновенно залила мертвенная бледность. Капитан соображал лучше. Он схватил с пола ее брошенную одежду, а сам, увлекая женщину за собой, успел спрятаться в крохотный закуток. Тот был настолько мал, что ладони Соджуна, лежавшие на женской спине поверх волос, тыльной стороной коснулись ледяной стены. Елень, видимо, прижавшись к ней, дернулась обратно. Соджун подхватил, прижал женщину к себе так крепко, как только мог, моля Небеса лишь об одном, чтоб отец не заметил его ханбок. Шелковые рукава, закрыв Елень до ягодиц, из-за распущенных волос стали мокрыми насквозь. Мужчина чувствовал, как шелк вбирает в себя влагу