Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон

Рундук со стопкой книг, навигационных инструментов и карт помешал мне покинуть каюту тихо: верхняя книга упала, и этот звук, на удивление тихий по сравнению с другими звуками движущегося корабля, заставил Леонарда проснуться.

– Миссис Фр… миссис Малкольм! – поднял он голову, хлопая заспанными глазами. – Вы что-то хотели?

– Извините, я не хотела нарушать ваш сон. Спирт, мне нужно больше спирта. Я могу ограничиться бренди или крепким ромом при условии, что вы пресечете попытки матросов пить спирт, нужный мне в медицинских целях. Повлияйте на них как-то, придумайте что-нибудь, не знаю. Я исчерпала свои возможности, а между тем они умирают от спиртного, находят его и пьют в непомерных количествах. Да, и больше воздуху в лазарет.

Выпалив все это одним духом, я сообразила, что после крепкого, хоть и чуткого сна капитан Леонард не сможет понять, чего я хочу. Он был взъерошен, а поскольку спал, положив голову на руку, на его щеке остались следы от пуговиц.

– Ага. – Капитан собрался с мыслями. – Я понял вас. Что мы можем сделать… Откроем все люки, дабы обеспечить должный доступ воздуха. Спирт… я не знаю наших запасов, так что посоветуюсь с мистером Оверхолтом.

Леонард, судя по всему, намеревался вызвать эконома немедленно, но стюард, как и все, был в лазарете. Зазвонил корабельный колокол, и капитан сказал:

– Простите, миссис Малкольм. Уже полдень. Я должен подняться наверх, чтобы определить, где мы находимся. Если вы будете любезны подождать, эконом сам придет сюда, я распоряжусь.

– Благодарю вас, капитан.

Подобно моей каюте на «Артемиде», капитанская каюта имела только одно свободное место – стул. Юноша оправил свой шитый галунами мундир с чужого плеча и собрался выполнять такие трудные и такие важные обязанности.

– Простите… капитан! – позвала я, удивляясь самой себе.

– Мэм?

– Простите меня, но сколько вам лет? – виновато улыбнулась я.

Он сжал зубы, но честно сказал:

– Девятнадцать. К вашим услугам, мэм. Мне пора.

Господи помилуй! Я не могла поверить. Он был молод, но… Бедный парень, никогда, по-видимому, не бывший толстым, осунулся, а его лицо обветрилось. Я давала ему двадцать пять, но…

«Ведь это ребенок!» – вскричала во мне мать.

Он ровесник моей дочери, подумать только! И уже вынужден принять на себя командование целым кораблем с огромной командой на борту. Военного корабля. Моряков на котором скосила зараза, продолжающая косить уцелевших. Четверть экипажа умерло, а командный состав полностью отправился на небеса. А тут еще губернатор! Теперь я начинала понимать, что стояло перед этим мальчиком. Он не был высокомерен или невежествен, он просто был ребенком, рано, очень рано возмужавшим и еще раньше постаревшим от переживаний.

Не знаю, как бы я поступила на его месте, но моим оправданием служило то, что мое присутствие хоть как-то обнадеживало его и было каким-никаким подспорьем в нелегком капитанском деле. И я думала оставить его наедине с брюшным тифом, с кровавым поносом и бессильными матросами, подвешенными в гамаках к потолку!

Он уснул на судовом журнале, на котором осталось пятнышко от слюны. Господи, этот мальчик – да, все-таки мальчик – пускает слюну во сне! Как же он уязвим и беззащитен…

Перевернув скорее страницу, я бегло просмотрела записи в журнале и похолодела, вспоминая его первые слова. Он обратился ко мне, назвав мое настоящее имя! Леонард вовремя исправился, но он узнал меня и запомнил, что я – миссис Фрэзер, а не Малкольм. И в судовом журнале тоже содержалась запись с указанием имени «Фрэзер»! Значит, кто-то раскрыл нашу с Джейми тайну! Но кто?

Дверь была раскрыта – ни я, ни Леонард не заперли ее, но сейчас я исправила эту оплошность и села читать судовой журнал.

Прежде всего меня интересовало, что было написано о встрече с «Артемидой», ведь если упоминать о Джейми, то, скорее всего, в связи с кораблем, суперкарго которого он являлся. Да, сведения о нашем корабле были зафиксированы в журнале, но в целом капитан Леонард – я увидела различные почерки в журнале и могла сравнить манеру заполнения документа разными капитанами или теми, кто выполнял капитанские обязанности, – писал короткими фразами и упоминал только самые важные факты, как то координаты, курс и навигационные данные.

«3 февраля 1767 года. По пути следования «Дельфина» около девятой склянки встретилась «Артемида», маленький двухмачтовый бриг с флагом Франции. Мы запросили помощи. На борт нашего корабля поднялся корабельный врач «Артемиды» К. Малкольм, до сей поры помогающий бороться с эпидемией».

Интересно: просто «К. Малкольм», никаких лишних слов. «Корабельный врач «Артемиды». Почему нет указания на мой пол? Леонард придерживается прогрессивных взглядов или не хочет вызывать подозрений у читателей журнала и предпочитает умолчать, коль это возможно?

«4 февраля 1767 года палубный матрос Гарри Томпкинс известил меня, что ему известны некоторые факты о суперкарго означенной «Артемиды», являющегося преступником Джеймсом Фрэзером, известным под именами Джейми Рой и Александр Малкольм.

Это опасный бунтовщик и к тому же предводитель контрабандистов, которого разыскивает королевская таможня, обещая награду за его поимку. Матрос Томпкинс отправился на «Артемиду» и узнал мятежника Фрэзера среди команды корабля. Мы не могли преследовать «Артемиду» по причине того, что имеем на борту пассажира и должны в кратчайшие сроки попасть на Ямайку, однако у нас на борту их судовой хирург. Арест Фрэзера может произойти, когда мы вернем их врача.

Два человека нашей команды умерли от эпидемии. Врач с «Артемиды» полагает, что это брюшной тиф. Джо Джасперс, палубный матрос, СС. Гарри Кеппл, помощник кока, СС».

Все остальное меня интересовало мало, поскольку дальше не было сведений ни об «Артемиде», ни о Джейми, что был естественным в условиях, когда корабль с шотландцем был далеко. Дальше были новые записи о смерти матросов от тифа, и все содержали пометку «СС», не совсем понятную мне. Заслышав шаги за дверью, я быстро отперла ее и увидела на пороге эконома. Он извинялся, что долго возился на кухне и не смог быстро прийти, но мне было не до него.

«Кто такой Томпкинс?» – вот какой вопрос мучил меня. Как для обычного моряка он знает слишком многое. Откуда он все это знает и кому еще рассказал? Или кто рассказал ему?

– … порции грога сделать еще меньшими, чтобы вы могли получить бочонок рома? – сетовал мистер Оверхолт. – Матросы не будут рады этому нововведению. Впрочем, с учетом того, что до Ямайки осталась всего неделя…

– Скажите им вот что: если они не отдадут мне ром, грог им уже не понадобится – его будут пить на их поминках, причем пить буду я, потому что никто из команды не доживет до того светлого дня, когда мы доберемся до суши.

Эконом вытер пот со лба.

– Хорошо, мэм, – покорно согласился он, вспотев от одной мысли, что придется сделаться громоотводом между мной и разъяренной командой, лишавшейся последнего развлечения.

– Отлично, – мстительно заулыбалась я. – Погодите! – Он собирался было идти на растерзание трезвым, а потому злым матросам.

– Да, мэм?

– Скажите… В судовом журнале есть пометка «эс-эс» против фамилий. Что это значит?

Мистер Оверхолт блеснул глазами.

– О, мэм, неудивительно, что вы заинтересовались этим. Видите ли, это означает, что эти люди умерли – «списаны в связи со смертью». Правду говоря, это один из самых верных способов навсегда расстаться со службой, и многие им пользуются довольно успешно.

Томпкинс, Томпкинс… Черт побери! Он не выходил у меня из головы, пока я смотрела, как вверенные мне матросы пьют подслащенную воду и кипяченое молоко и как обмывают умерших.

Все, что я знала о нем, – это его голос, который я, конечно, запомнила. Но как узнать, кто говорит таким голосом, если я каждый день видела десятки матросов, мелькавших на реях, пока я дышала свежим воздухом, или пытавшихся справиться с тем, с чем с трудом справляются двое или трое.

Он определенно здоров, иначе я бы запомнила его, как запоминаю всех больных – по имени и в лицо. Сидеть сложа руки было нельзя, значит, не ждать, пока он заболеет, а самой искать его, расспрашивать тех, кто может что-либо знать. Если он в курсе того, кто я, что за беда, если доброхоты передадут еще и то, что я открыто интересуюсь им?

Начать можно было с Элиаса, благо он всегда был рядом, а его природное любопытство заставляло предполагать, что он наверняка сможет кое-что поведать. Стоило разве подождать, пока он устанет как следует и не удивится моему вопросу.

К счастью, Паунд довольно быстро предоставил интересующую меня информацию.

– Знаю, мэм, это матрос из полубака.

– А когда он присоединился к команде «Дельфина»?

Я поступила мудро, решив задавать вопросы в конце дня, иначе бы Элиас не преминул спросить, отчего мэм интересуется каким-то матросом.

– Хм, я не помню точно… Спитхед, наверное. А, нет – Эдинбург! – Парень провел по носу, чтобы скрыть зевок. – Его тоже завербовали, но он тогда поднял бучу, мол, он служит Персивалю Тернеру, то есть таможне и акцизникам.