Путешественница. Книга 2. В плену стихий - Диана Гэблдон

Когда капитан спускался в люк, я встретила его вопросом, для которого будто бы и поднялась снова:

– Капитан, а что насчет провизии? Как питаются матросы? Не думаю, что молоко входит в ваш провиант, да только…

– У нас есть молоко! – радостно выпалил Леонард, неожиданно просветлев. – Вы можете себе представить: у нас на борту есть шесть молочных коз! Да-да, ими занимается супруга канонира, миссис Йохансен. Я скажу, чтобы она пришла к вам, когда вы поговорите с экономом.

Итак, мне предстояла встреча с экономом, мистером Оверхолтом, получившим приказание всячески содействовать мне в моей деятельности. Он оказался толстеньким и низеньким, да еще и лысеньким – чисто Шалтай-Болтай. Первое, что я услышала от него, были слова об истощении припасов («поскольку плавание подходит к концу»), но эти слова произнес бы любой человек, ведающий провиантом. Честно говоря, тогда я не особо вслушивалась в его лепет, потому что мои мысли были заняты прежде всего тем, что я услышала, стоя на трапе.

Мистер Томпкинс… Я не знала, кто этот человек, и не слышала ранее ни его голоса, ни чего-либо о нем самом. Зато он что-то знал о Джейми, и я терялась в догадках, что же это были за таинственные сведения. Капитан не очень хочет заниматься этим делом, но когда-нибудь же узнает…

Я раздумывала о неизвестном матросе и одновременно общалась с мистером Оверхолтом. Это не было обременяюще, потому что эконом больше жаловался, чем говорил дельные вещи, а мои тягостные раздумья насчет мистера Томпкинса и его информации относились скорее к гаданиям, нежели к зрелым размышлениям.

– Солонина не пойдет ни в коем случае. Сухари только размоченные в молоке, не иначе. Так хоть как-то можно будет восстановить силы больных. Но если поскоблите с них плесень, – заметила я.

– Ну тогда только рыба, – протянул эконом. – У Карибских островов водится макрель и тунец, их косяки встречаются тем чаще, чем ближе к суше. Возможно, их удастся поймать на наживку. – Правда, тон мистера Оверхолта не внушал надежды в успехе рыбной ловли.

– Ну хотелось бы верить, что это возможно. Поначалу обойдемся молоком и кипяченой водой, но этого будет недостаточно, когда больные пойдут на поправку – тогда им потребуется суп или что-то в этом роде, такое, что было бы легко готовить в больших количествах и что было бы полезным. Рыбный суп был бы отличным подспорьем. Но неужели нет ничего, кроме сухарей?

– Есть… – эконом порозовел. – У нас есть десять фунтов сахара, кофе, сушеная рыба, неаполитанское печенье – этого всего понемногу, – и большая бочка мадеры, но мы не имеем права прикасаться к этим продуктам.

– Что значит – не имеете?

Мистер Оверхолт отвел взгляд.

– Это пища для нашего пассажира.

– А что за это пассажир? – не унималась я.

Теперь пришла очередь эконома удивляться.

– Капитан Леонард не поставил вас в известность, что мы везем на Ямайку нового губернатора? Потому-то мы так и спешим, хотя, конечно, есть и другие причины. – Он облизал губы.

– Мое мнение таково: солонину отдать губернатору, а его провизию – команде. Если у него все в порядке со здоровьем, он сможет спокойно питаться так несколько недель, а матросам нужна полноценная пища. Пожалуйста, доставьте мне вино, я хочу приступить к работе.

Меня сопровождал невысокий крепыш Паунд – один из немногих гардемаринов, оставшихся в живых. Он объяснял всем недоумевающим, в числе которых были повара, плотники и матросы трюмных и палубных команд, что все мои приказы нужно выполнять, поскольку так распорядился капитан Леонард. За этот час я превратилась в фурию, нагоняющую страх и внушающую удивление, отбиравшую провизию и отрывавшую здоровых людей от работы.

Перво-наперво требовалось установить карантин. Пока больных моют наверху, нужно проветрить и вымыть межпалубное помещение, где висели гамаки, но прикрепить их так, чтобы они располагались не впритык. Это требовало больше места, значит, здоровые матросы будут спать на палубе, где им выдадут туалетные принадлежности. Чтобы проделать все это, мне нужно было много воды, и я решила задействовать здоровенные котлы из кухни, правда, на этот счет следовало поговорить с коком. Очень может быть, что он откажется делиться предметами из своего святилища, относясь к ним так же ревностно, как и Мерфи. Значит, в мой список добавился еще один пунктик – «поговорить с коком».

Голова Паунда, похожая на курчавую шерсть барашка, нырнула в трюм: я только что потребовала тряпок, и мы решили пустить на них старые паруса. Парусина была надежным, крепким материалом, так что в прочности можно было не сомневаться. Пока я спускалась, успела забыть о незнакомом матросе и была всецело поглощена новыми заботами. Что стало толчком к распространению эпидемии? Сальмонелла, возбудитель инфекции, попадает в организм посредством грязных рук. Кто-то, кто контактировал с мочой или с фекалиями, не вымыл руки и взялся за еду.

В матросской среде к гигиеническим процедурам относились спустя рукава по понятным причинам. Стать разносчиком заразы мог каждый, но готовил и раздавал пищу не каждый. Круг подозреваемых сужался. Кок, кто-то из помощников или кто-то из стюардов, скорее всего, один из двух. Осталось узнать, кого допускали к котлам, кто подавал на стол и кто занялся этим четыре недели назад. Впрочем нет, не четыре – пять: поветрие началось месяц назад, а нужно было учесть инкубационный период.

– Мистер Паунд!

На мой зов появилась круглая мордашка.

– Мэм?

– Скажите, каким именем вас нарекли при крещении?

– Элиас, – отчего-то смутился парень.

– Можно, я буду называть вас так? Нам ведь еще очень долго работать вместе.

Я подкрепила свою просьбу улыбкой, и Элиас тоже расплылся в улыбке:

– Мэм… Видите ли, я не против. Но у нас, на флоте, так не делают. Капитан может дать нагоняй.

Я видела, что Элиасу около восемнадцати, а капитану Леонарду немногим больше. Но морской этикет властно требовал, чтобы эти молодые люди называли друг друга на «вы».

– Ну хорошо, если кто-то будет стоять неподалеку и сможет услышать нас, я буду говорить вам «мистер». Но вообще я бы хотела называть вас по имени.

Я прекрасно знала, что нас ожидает: бессонные дни и ночи, когда нет ни малейшей возможности отдохнуть и когда организм работает на пределе своих возможностей, гонимый инстинктом, неумолимой необходимостью и неутомимым лидером. Ощущения притупляются, и человек, подгоняющий всех, является единственным средством, влияющим извне, которое заставляет держаться на ногах.

Не могу сказать, что у меня были задатки такого лидера, скорее всего, их не было, но следовало поддерживать реноме виртуозного врача, иначе команде пришел бы конец, даже тем, кто еще не успел заболеть. Капитан Леонард поручил Паунда моим заботам, значит, я была обязана сделать его своим помощником, глазами и ушами, даже клоном, если потребуется.

– Элиас, с какого возраста вы ходите в море?

Парень возился под низкой платформой с лежавшей на ней цепью. Ее звенья были размером с два моих запястья, не меньше.

«Стало быть, якорные цепи выглядят так», – подумалось мне, хотя я не была уверена, что это именно цепь от якоря. В случае необходимости такая махина смогла удержать бы и лайнер «Королева Елизавета», следовательно, на этот счет не стоило беспокоиться.

– Впервые я вышел в море, когда мне было семь. – Элиас вытащил из-под платформы сундук. – Дядя был капитаном «Тритона», поэтому я поначалу ходил с ним, а теперь сам. Но из Шотландии я отплываю впервые – раньше я не работал на «Дельфине».

Оказывается, сундук предназначался для меня: там были хирургические инструменты и разнообразные баночки, флаконы и бутылочки. Элиас Паунд утер пот и протянул мне сундук. Инструменты были заржавлены. Я не хотела думать о том, что это может быть, если не ржавчина.

Все содержимое сундука было засыпано каким-то порошком, напомнившим белую пудру из Парижа, а рядом лежали осколки разбитой банки.

– Это вещи нашего умершего хирурга, мистера Хантера, мэм. Вы сможете воспользоваться ими?

– Пока не знаю, мне нужно изучить, что здесь есть. – Я бросила беглый взгляд на пузырьки. – Попросите, чтобы кто-то из матросов отнес сундук в лазарет, хорошо? А мы тем временем пойдем поговорить с коком.

Матросы отчищали пространство между палубами, а я предавалась невеселым размышлениям.

Ситуация была довольно тяжелой, но не безнадежной. У нас имелись средства, чтобы сразиться с тифом, но болезнь уже забрала жизни некоторых людей. Когда заболевших переносили наверх, двое из них умерли, будучи крайне истощенными и страдая от обезвоживания. Их положили на кормовую палубу в самый дальний угол, а мастер по шитью парусов сооружал для них импровизированные гробы, намертво зашивая гамаки. Эти подвесные койки с пушечными ядрами в ногах покойников, брошенные в пучину, должны были служить местом последнего упокоения для несчастных. Скольким еще предстояло так закончить земной путь? Около сорока человек были у меня на руках, и у всех них были разные шансы на выздоровление. Если я успею и смогу, можно будет спасти хотя бы половину из них, но сколько людей инфицировано и не знают об этом?