Сын негодяя - Сорж Шаландон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, спустя столько лет, я лучше понимаю гнев деда. Ты выбрал «не ту сторону» и позорил его в течение всей войны. Да и позже. Французская полиция рылась в его вещах, в его чувствах, в его убеждениях. Ему пришлось предъявлять доказательства, как будто он должен был искупить твое поведение. И да, дед долго молчал. Молчал, когда я пересказывал ему байки о твоих героических похождениях, о Зюйдкоте, о бомбе в лионском кинотеатре для немцев. Крестная подкладывала мне пюре, сердито на него поглядывая, а он только пожимал плечами в ответ. Ну а в тот четверг, в 1962 году, я, наверно, сказал что-то совсем уж несуразное. Не помню. И у спокойного деда лопнуло терпение, он вытянул в мою сторону руку с лопаткой чуть ли не угрожающим жестом. В одной фразе прорвалась наконец его злость на тебя за все, что ты натворил. И за все, что ему пришлось вынести, чтобы тебя защитить. Он лгал немцам, лгал французам, лгал самому себе, а теперь передавал эстафету мне. Потому что война давно закончилась, все осталось далеко позади, и теперь пришло время, когда он может протянуть мне лопатку черного угля.
Отец негодяя сообщил внуку, что отныне эта ноша переходит к нему.
* * *
Читаю дальше твой рассказ. Итак, ты снова в бегах. Садишься в трамвай, потом в поезд на Шарле-руа, автостопом добираешься до границы в Жемоне, а дальше идешь пешком, выходишь к какой-то ферме в окрестностях Экля и просишь стакан молока у вышедшей навстречу девушки. Ее зовут Нелли. Комиссар выстукивает имя в протоколе. Ты говоришь, что дезертировал из немецкой армии и ищешь связь с французским Сопротивлением. Выкладываешь все это молоденькой девчушке по имени Нелли посреди северофранцузских пашен. Девчушка приводит какого-то человека, который уводит тебя и тоже где-то в поле представляет трем другим. А те ведут тебя в какую-то будку. Там тебя поджидает полевой сторож. Тебя расспрашивают, выслушивают твои ответы и верят тебе.
«С того дня я стал членом отряда FTP в Сольр-ле-Шато, который действовал в лесах Авенуа в предгорьях Арденн», – заявляешь ты 18 ноября 1944 года комиссару Арбонье и инспектору Бо.
Всего лишь несколько часов назад в их кабинет ввели предателя, 22-летнего дезертира, обвиняемого в сотрудничестве с врагом. Обычное дело. Таких на письменном столе лежит целая стопка. Молодой парень, бывший солдат побежденной армии, прельстился блестящими сапогами победителей. Едва усадив тебя на стул, полицейские, должно быть, уже были готовы вызвать следующего.
И вдруг – нате! Им попался оборотень. Какой-то ловкий акробат. Они слушают тебя и балдеют. Мальчишка-неуч, нерадивый подсобный рабочий, едва умеющий читать и писать, ведет их по всем фронтам. Сидя рядом с тобой – один напротив, другой сзади, – они присутствуют при грандиознейшем в своей жизни спектакле. Ты – герой этого блистательного дефиле, а они зрители. Вот ты французский солдат в Сент-Этьене с эмблемой 5-го пехотного полка на воротнике шинели. Потом ты дезертир, и тут же на тебе берет петеновского «Триколора». И снова дезертир, а вскоре – в немецких сапогах и коричневом кителе NSKK, с повязкой-свастикой на левой руке. «Лжец, наделенный недюжинным воображением», – запишет ведущий допрос комиссар. Конечно. Но ты и в самом деле разыскивался за дезертирство из 5-го пехотного. И в самом деле сидел в вишистской тюрьме после побега из «Триколора». И немцы в самом деле заперли тебя в Монлюке, за то что ты хотел удрать из нацистской армии. За четыре года ты успел сменить три мундира. А теперь ты, антикоммунист, который якобы мечтал сражаться до последней капли крови с Советами и защищать бункер Гитлера, – ты преспокойно говоришь им, что примкнул к FTP на севере страны?
Мне ты чуть ли не со слезами на глазах рассказывал, как храбро воевал в рядах дивизии SS «Шарлемань» и бился за Берлин, а тут оказывается, что ты доблестно боролся с врагом бок о бок с французскими коммунистами?
Я чуть не задохнулся. Но ничуть не удивился. А только нервно засмеялся.
«С того дня я стал членом отряда FTP в Сольр-ле-Шато». Я сотню раз перечитывал эти слова. Читал их вслух довольно долго, сначала тихо, потом громко. Расхаживал по номеру гостиницы и декламировал на все лады, смеясь и плача, как Фернандель в «Шпунце»[27] со своим приговоренным к смерти, который будет обезглавлен. Как, интересно, воспринял это открытие комиссар Виктор Арбонье?
Ты сидел перед полицейским. И что, принял вдохновенный вид? «С того дня…» Или произнес это шепотом, чтобы полицейские изумились и переспросили? У тебя были с собой какие-нибудь записки? Хотя бы карточки?
На чем же я остановился? Ты меня запутал. Солдат, легионер, нацист… А, вот! Партизан! Только этого не хватало.
Может быть, полицейские прервали допрос, чтобы прийти в себя?
Или отметили это коленце как очередной сюжетный поворот?
Ты продолжил давать показания. Дознаватель стучал по клавишам.
«Когда немцы стали отступать, я вместе с товарищами по отряду неоднократно принимал участие в нападениях на них, в частности в акции 6 сентября 1944 года на ферме Кольсонов, в местах, которые прозвали «экльскими Елисейскими Полями»».
Я распахнул окно. Вдохнуть поглубже, умыться холодной водой – надо прийти в себя. Я снова подошел к столу. Потеряно столько лет, я так надеялся наконец-то узнать правду, а ты все водишь меня за нос, как и всех остальных. Меня трясло от злости. Твои россказни после слов Лизы Лезерв – нестерпимо! Я стыдился тебя, стыдился за тебя. Наконец я сел и разложил материалы в хронологическом порядке: показания моего деда, твоей подружки Полетты, заверения твоих друзей детства, подозрения соседей, письмо генерала де Латтра, запросы о розысках, следственные поручения, постановления о помещении под стражу, повестки из комиссии по чистке, твои рукописные обращения к следователю.
Прежде чем закрыть синюю папку, я все же посмотрел, что там дальше. Показания некого Сильвена Леклерка, Поля, Рюгена, супругов Кольсон и две твои фотографии в облике партизана.
У меня снова перехватило дыхание. Но на этот раз я не смеялся. С ума сойти.
Да, ты и в партизанах побывал.
