Портреты и прочие художества - Вячеслав Малежик

Мы прилетели из Москвы на Ту-154, и среди нас были члены правительства, «знатные» шахтеры, нефтяники и газовики, и даже священники. Олег, как потом выяснилось, был генеральным директором «Арктикморнефтегазразведки» и, судя по разным косвенным признакам, был в авторитете в «высших эшелонах власти». Шахты на Шпицбергене – в Баренцбурге, да и Пирамида, были убыточными, но их поддерживало государство, так как по условиям договора, заключенного еще в царское время, эта земля наша до тех пор, пока на шахтах добывается уголь. И если наша шахта перестанет функционировать, то территорию выкупят, к примеру, США и построят рядом с Россией либо станцию слежения, либо ракет навтыкают (Шпицберген – свободный архипелаг, находящийся под юрисдикцией Норвегии).

А вот в «столице» Шпицбергена Баренцбурге живет 1000 человек, из них 700 мужчин и 300 женщин. Их забрасывают на остров в начале сентября, и год они живут и работают там до следующей смены. Баренцбург – резервация «совка» – на 1000 человек построен концертный зал, рассчитанный на 700 зрителей, громадный бассейн, школа и детский сад, в которых учились и проводили время около десяти мальчиков и девочек. Пили? Не знаю, наверное, пили. А что касается аморалки, то эта проблема стояла в полный рост.

– Слушай, а у вас при таком соотношении мужчин и женщин до дуэлей дело не доходит? – спросил я одного из своих новых знакомых.

– До дуэлей нет, но бабы творят здесь черт те чего. Приезжают с одним мужиком. Потом от него уходят к другому. Потом возвращаются, и мужики это все глотают.

– Да… А чем тут занимаются зимой?

– А ты знаешь, что у нас средняя зимняя температура минус 5 градусов?

– Нет, не знаю. А летняя?

– Плюс 3 градуса. Так вот, ты про досуг? Ну, у нас тут с этим вольготно. Знаешь, какой у нас бассейн? А спортзал? Завтра в концерте с тобой будет наша самодеятельность. Ты послушай.

И я послушал… И был приятно удивлен. А потом удивлен был, когда разговорился с конферансье концерта, который со своей семьей – женой и ребенком восьмую зимовку проводил на архипелаге.

– Куда нам возвращаться? Кто нас там ждет? А здесь у нас есть жилье, работа, а телевизор и здесь принимает пару программ.

И у нас были застолья и экскурсии. Осознание того, что через два дня домой, позволяло взахлеб восхищаться удивительными видами. И не успели мы, экскурсанты, «поехать крышей» от полярного дня, как поехали в аэропорт, и наш Ту взял курс на Москву. Мы с Мнацаканяном весь полет проторчали в секции, где располагались стюардессы. Он включил микрофон, и я с гитарой горланил песни, а весь лайнер дружно мне подпевал.

И мы с Олегом уже не расставались. Я его чаще встречал в Москве и Мурманске, чем многих своих друзей. И тогда я придумал термин «коррумпированный артист». Мы не жалели друг для друга ни чувств, ни эмоций. Я пел всегда столько, сколько он слушал, а он выпивал за меня столько, сколько было сил. А удар он умел держать.

Незаметно пролетели пять лет, и мы снова летим на юбилей – уже n + 5 лет шахте на Шпицбергене. Мы прилетаем в аэропорт, где принимали большие лайнеры, и дальше мы должны были лететь на вертолете до Баренцбурга. Вертушка, как челнок, должна была тремя рейсами отправить нас к месту назначения. Но почему-то… Вообще, я знаю, почему все решили полететь третьим рейсом. Все объяснялось просто: магазины продавали, и в частности спиртное, за «смешные» цены, и все решили зависнуть до вечера на территории суверенной Норвегии.

Я, моя жена, Олег и Андрей Бобров, пресс-секретарь «Арктикморнефтегазразведки» зашли в местный шоп, не супер, а просто шоп. Я обнаружил залежи «кальвадоса», и мы почувствовали себя героями «Трех товарищей» Э. – М. Ремарка. На капоте машины, которую мы зафрахтовали, устроили столик – нарезали колбаску, сыр, хлеб, разлили волшебный напиток. Застолье удалось. Жаль, укрепить дружбу русского и норвежского народов не получилось – наш шофер отказался наотрез составить нам компанию. Ну и пусть, сейчас, небось, жалеет… А мы, закончив трапезу, пошли грузиться на борт вертолета.

Я так никогда не летал. Вместо восемнадцати в воздушное судно набилось сорок восемь пассажиров.

– А мы взлетим? – спросил я летчика.

– Взлетим, не впервой. У вертушки тройной запас прочности.

– Что вы говорите? Самолеты падают.

На другой день мы летали на ледник и на шахту-город Пирамиду. Единственная в мире шахта, где уголь добывают не под землей, а на горе. Потом был, как у импрессионистов, «Завтрак на траве», хотя, может, это была и не трава, а карликовые березки, и посещение Дома-музея русского первопроходца И. Русанова. Мне там удались стихи, которые я написал в «Книгу отзывов», а жена их сфотографировала, чтобы не переписывать, и мы их уже с фотографии снимали, как музыканты свою партию в оркестровке. Город Пирамида оставил двоякое ощущение. С одной стороны, добротные здания для жилья, библиотека, музей, а с другой – пустой город. Город, в котором никто не живет, так как закрыли шахту. А посередине по улице течет бурная река, прорвавшая дамбу. Что-то там сейчас?

Мы вернулись в Москву, и вскоре Олег, обычно веселый и оптимистичный, все чаще стал уходить в свои мысли. На вопрос «что случилось?», отвечал:

– Все в порядке, я сам разберусь.

У меня вышла пластинка «Здравствуй», которую я посвятил своим друзьям из Мурманска. Это были все друзья моего стойкого армянского товарища, они стали и моими друзьями.

Я знаю, Олег ее часто слушал, и я понимал, что слова «ты решительно шел на „вы“, презирая борьбу под ковром», попали в цель и помогают ему бороться. Но он никого не грузил – ни жену, ни друзей. Веселый и жизнерадостный, лишь иногда мог улететь в свои мысли. И он придумал еще одну поездку. Поездку на остров Колгуев, что чуть южнее архипелага Новая Земля. И мы – я, Серега Шитов, Витя Козодов – полетели на Колгуев спеть ребятам, которые вахтовым методом добывали нефть. Конечно, Колгуев не Шпицберген, такой красоты, таких гор, ледников и моря нет, но зато это практически птичий базар. Утки, гуси, лебеди и еще какие-то водоплавающие и перелетные птицы прилетают туда выводить и выращивать птенцов, чтобы к осени снова лететь на юг. Борьба за существование идет непрерывная. Альбатросы пикируют на гусят, гусаки вступают за детенышей в бой. В общем, парк Юрского периода.

– Вы что хотите съесть? – спросил меня начальник экспедиции Саша Мирошниченко. – Пить нельзя – у нас сухой закон, но если вы…

– Нельзя так нельзя. А съесть? Может, как Паниковский, мы закажем гуся?

– Нам запретили отстреливать птиц – птичий грипп… – сказал он и после паузы: – Слава, но если они сюда долетели, то значит, они здоровы?

– И я говорю…

Концерт прошел успешно, ужин успешно, а на следующий день мы улетели в Мурманск, а затем в Москву.

А Олега Самвеловича «сожрали»… Как говорят, «питерские». Все это было похоже на рейдерский захват. И нет больше во главе «Арктикморнефтегазразведки» веселого, доброго человека и отличного, как утверждают все специалисты, руководителя. Я не буду влезать в это дело, чтобы не грузить вас, мои дорогие читатели, а главное, чтобы не навредить своему другу, который не сломался, несмотря на все сложности и наезды. Он по-прежнему излучает энергию, освещая нам жизнь.

– Слава, меня ведь согнуть нельзя, а если я сломаюсь, то тогда кирдык. Вот так. Вот такой мой Север, который я люблю и который отвечает мне взаимностью.

А недавно затонула платформа, принадлежащая «Арктикморнефтегазразведке», в Охотском море. Олег сказал, что он плакал, когда ему сообщили об этом, а газеты написали о вопиющем непрофессионализме руководства компании.

Песни петь до утра полярною ночьюДело хитрое, хоть водки вагон.А весною ночи короче,И шикарно звучит «Rolling Stones».

«Satisfaction» получишь ты полный,Коль всю ночь ты со мной просидишь,Ну а утром обещано, помню,Двадцать восемь, плюс-минус один.

А потом ты на вахту газ добывать,Я в Москву в Домодедово рейсом.Ты работать, я отдыхать,Будут песни мои, словно добрые вести,А увидимся снова – как знать.

Первый день войны

14 августа 1994 года мы с женой проснулись в деревне Эста-Садок (вторая бригада). Так мудрено называлось поселение на левом берегу Мзымты, напротив Красной Поляны. Тогда это местечко еще не облюбовала зимняя Олимпиада и, несмотря на относительную близость города Сочи (каких-то 50 км по узкой горной дороге), оно было достаточно глухим и незатоптанным. Как рассказывали немногочисленным экскурсантам, когда-то при царе-батюшке, а может, даже при царице-матушке, трудолюбивым эстонцам предложили это место в долине Кавказских гор для обживания. И неторопливые прибалты выкорчевали лес, построили дома и посадили сады. Эстонские Сады – так стоит расшифровывать название трех деревень в окрестностях Красной Поляны. А, кроме того, занялись переселенцы земледелием и скотоводством. До «радостного» события – выбора Сочи местом проведения Олимпиады 2014 было еще далеко. Светловолосые крестьяне обживались настолько успешно, что не тяготились своим расставанием с исторической Родиной. Тем более никто не мешал им сохранять свою культуру и язык. Более того, во времена «парада суверенитетов» (это уже постсоветские времена) эстонцы Поляны и Эста-Садка попробовали добиться автономии. Но инициативу быстро затоптали, и школы, с преподаванием на эстонском языке не состоялось. Русские по численности были в этих краях третьими, а второе место уверенно держали греки. Армяне и традиционные кавказские народности были этакими вкраплениями в национальной палитре Поляны.