Не уймусь, не свихнусь, не оглохну - Николай Чиндяйкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Копался в своих бумажках. А потом устроился на диванчике и читал речи Цицерона. Ох, какое славное это занятие! Вот мысль, которая пришла мне сегодня в голову: чем больше читаешь, тем больше остается непрочитанного.
Вчера прилетел из Москвы Боря. Вдруг, на поклонах, увидел его среди зрителей. Естественно, пили чай, опять допоздна, и разговаривали обо всем.
24 марта 1985 г.
Приехал Южаков ставить «Эксперимент». Лет 12 назад он поставил у нас «Вкус черешни», так что небезызвестный в этих краях. Переменил кое-какие назначения на роли: например, меня с рабочего Зарудного перевел сразу в министры, и т. д. Впрочем, незначительные перемещения, в основном все то же. На репетициях буду не скоро, т. к. мой эпизод в самом конце 2-го акта.
Все эти дни запарен депутатскими делами. Оказалось очень много дел, намного больше, чем мог предположить. Сегодня вот буквально весь день потратил на обход ветеранов, которые живут на моем участке.
Очень много наблюдений. Интересных. Вообще походить, посмотреть, как живут люди, полезно, мне кажется. Хотя, наверное, не всем. Кому-то это, может быть, просто не нужно. А мне полезно, чувствую.
Вышел спектакль «Последняя женщина». Приезжал Жуховицкий и весь синклит. Успех! Опять! Спектакль средний, по-моему. Одна Таня поняла и делает этот материал — как надо. Вокруг много нелепицы. Но… всем нравится.
6 апреля 1985 г.
Мы (артисты, режиссеры) хотим все больше и больше убедиться в реальности, насладиться реальностью «нашего мира» — мира театра, поэтому и совершенствуем его постоянно, тут-то и лежит залог подлинности, залог постоянного роста правды, или того, что мы называем правдой театра.
9 апреля 1985 г.
Сейчас репетирую в народном театре Вершинина. Слезно просили сыграть с ними спектакль, согласился. Смотрю на этих мальчиков и девочек и все думаю, думаю… И очень много вспоминаю свою, свою любительскую юность. Что меня тогда вело, давало силы работать — вот так же ежедневно, на износ прямо-таки, возвращаться ночами пешком через весь город домой, чтоб утром вскочить и бежать на работу? Теперь мне все это представляется каким-то сном, но ведь все это было, и было именно так. Мы репетировали даже ночами, и самые тяжелые минуты, помню, были — это минуты расходиться! На улице мы долго еще стояли на перекрестке и целовались. Да, да — все перецеловывались. И только тогда каждый шел в свою сторону. Мы так любили друг друга и, наверное, боялись, что когда-нибудь расстанемся навсегда. Нет, наверное, мы не думали об этом… Но вот так определить словами, что же это такое было, что нас так до боли связывало, что радовало и не разлучало, — просто невозможно. Хороший писатель, конечно, придумал бы такие слова, и они походили бы на правду, и почти были бы правдой, но, убежден, только почти… только почти… Правда тут какая-то невыразимая, не оформляемая в слове.
Танюша была три дня в Москве на пленуме творческих союзов. Вернулась очень веселой и хорошей. Наговорили ей там кучи комплиментов, а девушки так любят комплименты.
И вообще настроение у нее хорошее. А вчера играла «Вирджинию», и пришлось прервать спектакль: с балкона выводили человек восемь хулиганов, которые просто орали и… На удивление она спокойно перенесла этот ужас. Хотя, когда уходила со сцены, говорит, на миг все помутилось и способна была упасть.
Я помню, такой случай со мною был в Ростове, — это жутко.
12 апреля 1985 г.
Интересные всякие отношения у нас складываются с А.И. Тут как-то ночь целую просидели мы у нас (после банкета «Последней женщины»), выпили почти литр спирта (!) и проговорили обо… обо… всем. На следующий день только в 11 разошлись.
А вчера вот уже он утащил меня к себе и опять ночь просидели… Он — нормальный парень, и, конечно, положение начальника (а он мой ровесник) проводит какую-то черту между ним и людьми, которую ему, очевидно, хочется (по крайней мере с кем-то) переступить. Уверен, что тут, в дружбе с нами, ни с его, ни с нашей стороны никакой «стратегии» нет. Наоборот даже, определенную ответственность накладывает.
Поразил нас его многодетный дом.
Что еще? Ну, вот, кстати, это он еще в гостинице «Маяк» сказал при московских гостях, что вопрос с моим званием решен, и предложил за это выпить. Может быть, уже в этом сезоне начнется оформление — меня, Ицика и Вал. Алекс. Со Светой Ставцевой тоже, как он сказал, вопрос решен.
Ну, что ж! Дай-то Бог, а то такое ощущение, что только посмертно можно надеяться.
Таня верно говорит, что это хитрый татарин почувствовал, что пахнет жареным, и решил немного «задобрить» ситуацию. Вполне могу с этим согласиться.
Домой приехали под утро. Долго спали. Потом копался по дому с удовольствием, готовил и вместе обедали и т. д. Хороший день. А завтра Пасха. Красил яйца в котле луковой шелухой и забыл про них, они даже стали лопаться, зато оставшиеся были красивые, бурые прямо.
Вот вспомнил случай в Москве… Нос к носу столкнулся с Жоркой, прямо на пороге театра Маяковского, он теперь артист этого театра. Импозантен и красив до невозможности, подъехал на своей новенькой тачке и т. д. Ахи, охи… Сколько не виделись!!! Это же надо, как жизнь, и т. д. Ну, нет, надо встретиться, выпить и поговорить от души. Тут же назначаем точное время встречи, и Жора (как всю предыдущую жизнь) клянется, что вот, мол, точно, обязательно.
Прождал его минут 20, даже больше. Конечно, Жора не пришел. Нельзя сказать, чтобы я сильно огорчился. Слава богу, сколько уж лет я его знаю, 20, что ли.
А вот теперь вдруг думаю: для чего притворяться, только время зря тратится на все эти «неотложки».
13 апреля 1985 г.
Сегодня моей сестричке исполняется 40 лет! Вчера вечером позвонили с Танюшей в Днепр. Грустно, — говорит, — не заметила, как жизнь пролетела. И мне невозможно никак поверить в это. Я-то ее помню только девочкой в малиновой шляпке с ленточкой, каком-то легком пальтишке с портфельчиком — отличницу, нашу Леночку, любимицу черновской школы. Когда я говорю «Леночка», только и представляю ее такой… Даже когда разговариваю с детьми ее, это не помеха. Они уже какие-то другие люди, из другого времени. А мы — там… мы — маленькие черновские дети.
Сегодня неожиданно — буря. Жуткий ветер, снег. Так не хочется выходить на улицу. Сидели вчера с Сашей В. у нас на кухне целый вечер. Слушали Утесова. Я почти плакал. Не могу сказать, что это такое, я люблю его болезненно и точно знаю, что он Великий Артист. Могу слушать его бесконечно, и все время болит душа, даже когда невероятно смешно, все равно слезы близко. У нас в России он, пожалуй, один такой, во всяком случае, в том жанре, что у нас называют эстрадой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});