Информационно-семиотическая теория культуры. Введение - Ольга Николаевна Астафьева

Однако только у человека социальность обрела особые измерения. Это культура (прежде всего) и уникальная способность творить информацию в неограниченном количестве и в самых различных формах, а также опираться на это творчество в своем бытии. В этом смысле только у человека культура стала формой бытия, в рамках которой все отношения с миром и все аспекты жизнедеятельности строятся не на инстинктах или бихевиористских реакциях (т. е. природных основаниях), а на базе неких «эфемерий» информационных обменов: смыслов, идей, принципов, ценностей, проектов, программ и моделей, которые способны существовать и быть действенными только в интер-субъективных процессах, актах коммуникации и интеракции, т. е. на основе многообразных знаково-символических (информационных) систем, что находит выражение и закрепление, прежде всего, в естественном языке.

В этом контексте язык, как уже подчеркивалось, является основой, ключевым элементом и ядром культуры, посредством которого и бытует вся система информационных процессов по имени «культура». Иначе говоря, язык, будучи уникальной информационной системой, как нельзя лучше демонстрирует информационную суть культуры (на что мы уже указывали).

В то же время, язык выступает также и как способ мышления и, наконец – как универсальный механизм социальной (социально-культурной) коммуникации. В этом плане обширность номинативно-семиотического арсенала языка и детальность его соотнесенности с реалиями мира (природного, социального, ментального) являют собой меру развитости культуры, а также гарантию эффективности интерсубъективных отношений в социуме. Неудивительно, что лексический арсенал наиболее развитых языков приближается к миллиону единиц [6], а Сепир и Уорф всерьез утверждают, что естественный язык, которым пользуется человек, не только «открывает» мир человеку, но и может навязать «субъективное видение объективно сущего мира», доступное только носителям данного конкретного языка [7] – так язык выступает еще и как особая «культурная оптика» видения мира.

И самое главное здесь (когда язык предстает как информационный процесс) заключается в том, что он универсален – его распространение среди носителей не требует особой кодировки и сложных приемов декодирования информации, поскольку основной способ кодирования информационных потоков в данном случае – это устная и письменная речь, что, как правило, носит общедоступный характер внутри каждой социальной общности и носителей конкретного языка. С этими особенностями естественных языков связан и широкоизвестный факт культурного бытия – наибольшую распространенность и массовость в нашем мире имеют именно вербальные формы культуры (речевые, текстовые формы информационных фреймов).

Между тем, существуют и такие формы культуры (соответственно, информационные процессы и формы), функционирование которых требует особых способов и форм кодирования и декодирования информации. Речь идет, прежде всего, о музыке. Создатель музыкального произведения кодирует его на основе нотных знаков, которыми люди, увы, не владеют так массово, как знаками письма. Естественно, что мы сталкиваемся с определенными проблемами, когда пытаемся декодировать музыкальную информацию – услышать музыку. Ведь для этого необходимы определенная музыкальная грамотность или слух и голос, которые в данном случае выступают в роли декодирующих устройств. Нелишне заметить в этом плане, что глубокие и оригинальные музыкальные произведения характерны именно тем, что с ними могут справиться, т. е. способны их декодировать аутентично и перевести из нотно-информационной формы в мелодические звуки лишь люди с выдающимися музыкальными способностями – с широким голосовым диапазоном и тренированным слухом.

Ситуация еще сложнее, когда мы имеем дело с инструментальной музыкой: здесь в роли декодирующего устройства в руках исполнителя выступает музыкальный инструмент. Проблема в том, что одно и то же музыкальное произведение допускает широкий спектр вариантов и вариаций «декодирования – прочтения» на основе использования самых различных декодирующих устройств (музыкальных инструментов – от балалайки, скрипки или рояля до уникальных по составу оркестров). К тому же звуки, их тональность и тембр зависят от свойств инструмента – физических (из каких материалов изготовлен инструмент) и геометрических (конструкция и дизайн инструмента), т. е. от свойств декодирующего музыкальную информацию устройства. Таким образом, вариантов декодирования, не посягающих на смысловую и тематическую аутентичность замысла композитора, оказывается множество: все зависит от многообразия декодирующих устройств. Так мы сталкиваемся с принципиально важной особенностью информационных процессов культуры по имени «музыка». Речь идет о том, что декодирующее музыкальную информацию устройство само становится формой культуры, механизмом культуры (примеры: музыкальный инструмент, музыкальное исполнительство), обеспечивая многообразие явленности форм культуры, приращение культуры.

Ситуация обретает новый уровень сложности, когда мы имеем дело с такими формами культуры, как «театр» или «кино». Здесь процесс декодирования исходной текстовой информации (драматургической, сценарной) и ее перевод в доступные аудиовизуальные формы требует привлечения множества средств, механизмов и способов оперирования информацией, а также создания технологической инфраструктуры «кодирования-декодирования», начиная с подбора актеров и развития техники их игры, кончая архитектурой и дизайном сценического пространства, системой музыкального обрамления, способами «управления окружающей средой» (погодой, ландшафтом, временами года) и даже «ходом истории» (декорационная смена эпох, цивилизаций, планет и созвездий обитания). А это, в свою очередь, порождает целый спектр форм, сфер, направлений культуры и видов искусств: сценографию, искусство и инженерию театральной декорации, звукорежиссуру, архитектуру и дизайн театра. Что касается кино, оно изначально было «синтетическим искусством» в самом широком смысле, поскольку объединяет в себе не только различные виды искусства, но и самые различные отрасли инженерной культуры – от классической точной механики до современных достижений электроники и голографии (виртуалистики), искусственного интеллекта.

Таким образом, сам процесс кодирования и декодирования смысло-несущей информации, а значит – оперирование фреймами культуры (т. е. информационный процесс), одновременно выступает и как форма культуры, и как механизм ее развития. Все это вновь и вновь демонстрирует сложность культуры и лежащих в ее основе информационных феноменов, но явно проявляя информационную сущность культуры.

Здесь цели нашего дискурса требуют вновь вернуться к музыке.

Дело в том, что музыка с особой наглядностью демонстрирует информационную природу и сущность культуры. С одной стороны, едва ли кто-либо усомнится, что именно музыка способна наиболее адекватным образом выразить дух человека и культуры – от дерзновений мысли человека и его великих свершений до тончайших нюансов чувств/переживаний. В то же время, музыка подчиняется практически всем принципам и канонам информационных систем. Более того, музыкальная форма информации даже чем-то схожа с генетической информацией. Так, для записи генетической информации используются всего четыре базовых знака. Но при этом природа виртуозно использует различные сочетания этих знаков («аккорды»), а также принципы симметрии и асимметрии знаковых структур, механизмы их рекурсии и, наконец, целую систему алгоритмов. Нечто подобное наблюдается и в бытии музыкальной формы информации (музыки) – она выразима в формально-математических описаниях октав, в ритмических и мелодических моделях. Например, давно известно, что любая нота одной октавы ровно вдвое выше по частоте соответствующей ноты предыдущей октавы.