Информационно-семиотическая теория культуры. Введение - Ольга Николаевна Астафьева

художественные образы; ритуальные и обрядовые церемонии, совершаемые по особому сценарию; особые смысловые конструкции философии и религии (культурные коды и универсалии, например). И, тем не менее, именно естественные языки являют собой наиболее полное и адекватное выражение культуры и ее смыслового мира. Поскольку, таким образом, культура и язык составляют сложную и единую целостность, определяя друг друга в бесчисленных связях и отношениях, изучение этих феноменов в равной мере активно строится как «от культурологии» [1], так и от лингвистики и филологии [2–3].

Язык – сложнейшая, многофункциональная, открытая и развивающаяся знаково-символическая система, которая выполняет в бытии человека и социума обширный набор жизненно важных функций. При этом все многообразие существующих в социально-культурном обиходе языков принято делить, прежде всего, на три группы:

• естественные – это основное и первичное средство познания и коммуникации, другими словами, это – языки повседневного тотального общения (русский, английский, китайский, испанский, французский и др.);

• искусственные – это языки науки (математические знаки и формулы, символические системы наук; языки программирования, а также языки условных сигналов – азбука Морзе, дорожные знаки);

• вторичные – это коммуникативные структуры, которые надстраиваются над уровнем естественных языков (мифы, религия, искусство и т. д.).

Понятно, что естественный язык является первоосновой и объединяющим началом всех прочих типов языка. Он (естественный язык) в отличие от искусственных формализованных языков способен к неограниченному развитию; именно он аккумулирует в себе все смыслы культуры, релевантно отражая, таким образом, культуру и переплетаясь с ней в процессах развития.

Функции языка в социокультурном бытии чрезвычайно обширны:

• коммуникативная (или функция общения) – это основная функция языка, суть которой заключается в использовании языка и его арсенала для накопления, структурирования и передачи информации;

• номинативная (означивание, фиксация);

• конструктивная (или мыслеформирующая) – формирование (конструирование) форм и способов мышления индивида и общества;

• когнитивная – ментальная репрезентация реальной действительности в образах, символах и прочих формах информации и знания; аккумуляция всего этого в памяти;

• эмоционально-экспрессивная – выражение чувств и эмоций; их передача от человека к человеку, трансляция в социум;

• волюнтативная (или призывно-побудительная функция) – функция ориентирующего воздействия на «другого»;

• метаязыковая (металингвистическая) – разъяснение, описание, репрезентация и интерпретация средствами языка самого языка (бытующих языков). В этой роли, как нетрудно понять, выступают наиболее развитые естественные языки;

• фатическая (или контакт-устанавливающая) – использование языка для установления психологического контакта в социуме;

• омадативная (или формирующая реальность) – создание, конструирование реальностей (в том числе сценических, виртуальных);

• коннотативная – передача информации, представлений, стереотипов, формирующих и поддерживающих пространство интерсубъективности (без чего невозможно выполнение прочих функций языка);

• аксиологическая (этическая, эстетическая) – системы и нормы оценочных суждений «хорошо – плохо», «прекрасно – безобразно» и т. д.;

• референтная (или отражательная) – функция языка, заключающаяся в том, что язык является средством накопления социального и индивидуального опыта.

Очевидно, что все (или абсолютное большинство) функции языка, так или иначе, проявляются в коммуникации и реализуются на ее основе. В этом смысле трудно переоценить коммуникативные функции языка, на основе которых и выстраивается социальная интеракция, обеспечиваются интер-субъективность в социуме, формируется и поддерживается весь спектр типов социальности, форм и механизмов социальной активности и субъектности в культуре. Таким образом, главное в бытии языка заключается в том, что он (язык) выступает, с одной стороны, как наиболее полное выражение культуры и средоточие ее смыслового мира, с другой – как глобальная информационно-семиотическая система социума, обслуживающая все виды и формы социальной практики: познание, деятельность, общение, управление [4].

Так что, социальное бытие, культура и язык не только органично слиты, но и взаимообусловлены, что нашло выражение в известном тезисе Сепира-Уорфа, согласно которому язык – это не просто инструмент для воспроизведения мыслей. Напротив, язык сам формирует мысли человека; более того – мы видим мир так, как говорим, так, как устроена языковая картина мира, т. е. мы видим мир, «как велит язык» [5]. Язык фактически служит основой, носителем и интерпретатором картины мира, которая складывается в каждом социуме как некий суммарный итог его социально-культурного развития, приводя в порядок множество предметов, фактов, явлений и феноменов, в образе коих нам явлена реальная действительность. В этом смысле он – не только средство коммуникации или выразитель эмоций и «зеркало бытия» – он и «конструктор» социокультурной действительности. Хрестоматийными стали яркие специфические особенности видения тех или иных аспектов реального мира в рамках отдельных языков. Так, в саамских языках существуют около 180 слов, описывающих снег и лед в разных состояниях. У бедуинских кочевников такое же обилие слов, номинирующих верблюда на различных возрастных этапах. Так язык выделяет то, что является особо важным в бытии той или иной культуры.

К приведенным примерам, затрагиваемым довольно часто, добавим еще один, который пока не получил активного хождения в нашей культурологии и лингвистике. Речь идет о том, что в ряде кавказских языков, в частности – кабардинском, сложился такой семантико-грамматический строй, что на основе одного слова выражается целый сюжет коммуникации, интеракции, управления. Например, слово «укрезгаджащ» означает следующее: «Я направил к тебе человека, чтобы он пригласил тебя на эту встречу со мной». В этом же (кабардинском) языке существуют также необычные, так называемые «многоличностные глаголы» и своеобразные формы дейксиса. А в целом особенности кабардинского языка таковы, что придают ему явно выраженную коммуникативную и командно-управленческую направленность [6]. Иначе говоря, этот язык и его строй куда эффективнее в ситуации социальной и культурной самоорганизации в рамках ритуала (скажем, встречи гостя), нежели для аналитического описания и осмысления окружающей среды.

В общем же, именно благодаря языку возможна культура как накопление и аккумуляция смыслов, знаний, форм деятельности и механизмов общения, а также их передача от поколения к поколению, из прошлого в будущее. В этом контексте сознание каждого человека формируется как под влиянием его индивидуального опыта, так и в результате инкультурации, в ходе которой он овладевает языком и культурным опытом предшествующих поколений [7].

Однако проблема соотнесения и соотнесенности феноменов «язык» и «культура» далеко не исчерпывается приведенным очерком, а тем более не сводится к нему. Дело в том, что язык является одновременно и частью культуры, и ее «внешней формой»: системой знаков и символов, подчиненных формальным правилам. К тому же, существуют сложные, взаимообусловленные связи между языком и сознанием – категории сознания реализуются в языковых категориях и одновременно детерминируются ими, что, как известно, является предметом изучения когнитивистики, психологии, нейролингвистики, информатики, пересекающихся, так или иначе, с современной культурологией. В итоге язык, мышление и культура настолько тесно взаимосвязаны, что практически составляют единое целое.

Подобное представление вовсе не ново – оно сложилось давно. Новое заключается в другом: ныне (и в нашем дискурсе) и язык, и культура понимаются как информационные системы (информационная сущность),