Недиалог - Надя Алексеева

сам в школу из школы ходил. Я все боялась, что отдубасят его за жадность. Бывало в садике весной льдин себе нагребет и никого не подпускает: «Мое!» Это в три-то года. А в семь, в школу пошел, вредный стал: «Не стану руки мыть, и все». На работу ведь мне бежать. Ну я его в ванну затащила как-то да намылила силком. С работы иду, на аллейку к дому свернула, а плечи все ниже и ниже падают. Стыдно, значит, домой идти. Ему и так несладко выпало.

Пищит сигнал.

(Вздыхает, читает.) «Ребенок у витрины магазина закатил истерику: „Купи игрушку!“ – что вы сделаете?» Не сталкивалась. Девчонкам депутата по две тыщи давали на карман, они уже никаких игрушек не хотели. Шесть лет я с ними пробыла, младшая при мне родилась. Они на Кипр переехали, даже открытку мне прислали. (Поправляет очки, читает.) «Нина, тут пальмы и бассейн, много платьев. Скучаем». Не знаю, чего уж они там заскучали, но как прощались, обе в рев. Мать их оттаскивает от меня, а они повисли каждая на руке, как на ветке, не развернуться. И я носом шмыгаю. Драку их бывает полотенцем разобьешь, младшая языкастая, ей больше доставалось. Но матери не жаловались ни разу. Не игрушки детям нужны, вот что. И сигнала-то нет… (Читает следующий вопрос.) «В каких случаях вы били детей? Как именно это было?»

Пищит сигнал.

Не била я. Не била. Дальше что там? (Ищет на листке.) Ага, «Какие образовательные методики используете? Мон-мон-сон-тес-сори, Зайцев, Штайнер?» Про Зайцев не знаю, у меня сова была. Перчаткой. Ой, прям выручала. Данечка был, первый мой, воспитанник. Или как назвать? Мальчишка шустрый, но сил с ним нет. Три года, и все поперек. На горшок не сяду, кашу три раза переваривала: он ее сливал в раковину. Думала, прям моськой ткну в четвертую тарелку. А тут смотрю, в корзине с бельем у них сова эта тряпичная. Ну я ее на руку пристроила и давай кашу клевать. Данечка ее от каши гонит, а она ни в какую. Наперегонки съел. И с горшком тоже вышло. Возмущалась так сова, что он на ее горшке сидит, что бегом бежал. Штаны мы почти не мочили с ним.

Пищит сигнал.

(Не обращает на сигнал внимания.) Тоже ведь лет шесть я с ним пробыла. Нежный мальчишка стал. Любил маме своей о бок потереться, она на него шикала. И бабушка тоже: «Не висни на мне». Я его приласкала, родня его на меня косится. «По долгу службы», – говорю им. А сама понимаю, что нет. Сашенька уже большой был. Лет шестнадцать, наверное. Я приду домой и все ему про Данечку. Как-то надулся: со мной, говорит, ты так не возилась. А потом Данечка мне возьми и скажи:

«– Нина, давай ты моей мамой будешь.

– Что ты, у тебя такая мама золотая!

– Ее рядом никогда нет, а ты есть».

Как током меня дернуло. Уволилась. Сбежала. Наскребла деньжат, Сашеньку на юг свозила, в Крым. В поезде мы все ругались, потом, помню, таксист, веселый такой парень, нас еще мирил. А все равно, болит как-то в груди. Не знаю, как Данечка, забыл или нет.

Пищит сигнал.

(Читает.) «Что раздражает в родителях / быту? Были ли конфликты?» Мы и с родителями-то нечасто пересекались за эти шестнадцать лет – денег выдадут, ну или если приболел. Так-то я три раза нянчила, не считая детдома. Да еще один казус вышел, четвертым. Привели меня к ребеночку, года три, он хилый, тощий, ходит – за стеночку держится. «Педагогическая запущенность», – потом заведующая растолковала мне, царствие ей небесное. Хорошая тетка. Голова варила у нее до последнего. Мальчика, оказывается, на руках мало держали, кормили кое-как, к стульчику пристегнутым жил. Мать, девчонка молодая, понятно, пробилась как-то в люди. Красивая такая, на каблуках дома ходит. Поднимет его, держит на вытянутых руках, как котенка, и спрашивает: «Когда он заговорит?» А я ей со злости: «Никогда. Вы же с ним не говорите!» Ну она меня и выставила, отзыв писала куда-то…

Пищит сигнал.

(Читает.) «Есть ли у вас хронические заболевания? Как часто вы болеете?» Давление, как у всех на седьмом десятке, медкнижку оформила, в порядке. Господи, как в космос берут. (Читает дальше.) «Какое у вас семейное положение? Замужем / разведены / вдова?» Да все три сразу и есть я. Петька у меня был жених, жили вместе долго, он потом к другой ушел. Не принял сына нашего, не смог… Ушел к другой, да там и погиб. Похороны мы с его матерью и устраивали. Десантник, наш, рязанский, из вэдэвэшного училища нашего. Слыхали ведь: «В Рязани грибы с глазами. Их едят. Они глядят». Кто глядит-то? Да десантура и глядит за всеми нами. И с парашютов тоже. Вот он приземлился неудачно, что ли. Сколько? Сейчас сочту. Лет двадцать пять тому, больше даже. Мать его все болеет. Ноги… Сигнала нет? То перебивает, то не дождешься его.

Пищит сигнал.

(Читает.) «Есть ли у вас дети? Какого возраста? Как вы их воспитывали?» Есть у меня сын Сашенька, Александр. Ему тридцать отмечали, женился вот. Работает. (Молчит.)

Из детдома я его взяла. Я уходила со смены, а он меня все спрашивал: «Ты завтра придешь?» И не просто так, а ждал ответа, в кроватке стоит, ножки паучьи, тонкие, и ждет. Ждет. Их там двадцать душ в кроватках. Каждый ждет, но тут я дура, молодая была, а поняла – мой. Помыкались мы с ним месяц, документы оформляла, работу искала. Не могла я детям в глаза дальше смотреть. Как объяснить, почему Сашу взяла, а не Дашу, Ваню, Ольгу? Соврала я. Давали мы им имена-то, не разрешалось, а давали. А сына как воспитывала? Да как всех, как умею. Обнимала, про мамонтенка пела, коленки зеленкой мазала, в школу собирала, курить запрещала, в армию провожала, плакала…

Пищит сигнал.

(Читает.) «Почему сейчас ищете работу?» Ну а что? Руки-ноги на месте, пенсия – пшик! – и нету ее. И потом Сашенька жену привел. Тесно в хрущевке, да и ей рожать скоро. Сашенька на двух работах, ей говорит, чтобы сидела в декрете до самого садика. Никаких яслей чтобы. В общем, гнездо свивается, а мне куда деться? Лишняя. Вот им жить. Ох, они ж придут скоро… А я тут расселась вся в иллюминации. (Спешно собирает на столе бумаги в стопку и