Дело сибирского душегуба - Валерий Георгиевич Шарапов

где их мужья, женщины дали иносказательный ответ: духи забрали восемь лет назад. «Огненная вода была некачественной», — предположил Туманов, вернувшись в кабинет.

Проверяли работников заповедника, лесников, но без особого энтузиазма. Странная картина вырисовывалась: убийца девочек в лесу чувствовал себя как рыба в воде. А также успешно растворялся в городской среде, что было как-то фантастично. «Разные люди?» — предложил завиральную версию Хорунжев. «Это как?» — не поняли остальные. Туманов попробовал объяснить: серийные убийства — дело сугубо индивидуальное, в некотором роде интимное, и две, к тому же кардинально противоположные, личности — просто нонсенс. Чтобы две «одинокие» души нашли друг друга — не смешите мои тапочки, что называется. Побудительных причин у серийных убийц не так уж много. Наслаждение властью над жертвой — раз. Сексуальный подтекст (традиционно получать удовольствие от близости он не может) — это два. Месть — три. Голоса в башке, призывающие убивать — четыре. Власть над беспомощным ребенком — так себе удовольствие. Месть — тоже из другого болота. Голоса в башке — возможно, но сомнительно. А вот сексуальное удовольствие — гнусное, извращенное, неприемлемое для нормального человека, да еще и помноженное на страсть к убийству — это то, что, собственно, и происходит. «Коллектив единомышленников», мягко говоря, сюда никак не вписывается.

Особое внимание уделяли пациентам психбольницы. Проходящие лечение не волновали — только выписанные. Я лично занималась этим вопросом, собирала информацию, погружалась в чарующий мир умственных патологий. Главный врач лечебницы Нефедов Юрий Иванович психологическому портрету маньяка, слава богу, не соответствовал. Он был любезен, предложил кофе, заставил помощницу извлечь из архива пыльные истории болезней. Шизофрения, диссоциативные расстройства, паранойя, маниакальные синдромы, психопаты… Ничего стоящего, к сожалению, не выбрала. Женщин вычеркнула сразу. Белая горячка, деменция, запутанные расстройства психики, несовместимые с нормальной жизнью, — тоже исключила. Большинство из тех, кого выписывали, снова попадали в больницу, другие покидали регион, их следы терялись. Около десятка оставались на учете у психиатра, принимали лекарства, проходили профилактические осмотры. Я напрасно теряла время! Убийца не был сумасшедшим. Нормальным человеком он тоже не был, но все же психических отклонений не имел. Что и подтвердил в доверительной беседе Юрий Иванович Нефедов:

— Прекрасно понимаю, душечка, зачем вы это делаете. Я в курсе происходящего. К сожалению, вы зря теряете время. Тот, кого вы ищете, прежде всего педофил. У него нездоровая тяга к малолетним девочкам. И только во вторую очередь он жестокий убийца. Однако он не псих — судя по тому, что его еще не поймали. Этот человек отлично заметает следы, сливается с местностью, располагает, судя по всему, заурядной внешностью. Он ВМЕНЯЕМ, как бы вам ни хотелось обратного. Подобные пациенты через мои руки не проходили. Наша клиентура, как бы это выразиться… несколько проще. И с чего вы взяли, что он «выпускник» нашей больницы? В районе несколько подобных учреждений. В крае — сотни. В Советском Союзе… даже страшно представить… Ищите своего клиента среди тех, кто держится подальше от заведений, кои я имею честь представлять. Заходите, если что, буду рад, Маргарита Павловна. Вынужден, кстати, предупредить: в ваших глазах порой возникает блеск, который я часто вижу у своих пациентов. Так что будьте осторожны, некоторых тем лучше не касаться…

Доктор был прав, безумие становилось моей повседневностью. Хуже всего приходилось ночью: являлись люди без лиц, стучали в окно, я слышала глухие голоса. Я просыпалась в холодном поту и однажды пожалела, что выгнала Малеева — хоть кто-то был бы рядом. Туманов же вел себя скромно, при встрече опускал глаза, все еще стыдился своего «провала». Я давно об этом забыла — подумаешь, напился мужик. Ему даже в голову не приходило спросить, как я сплю ночами! Прошло два дня. Все звонки в дежурную часть сопровождались замиранием сердца. Сводки просматривали, не дыша. Убийца затаился, на дело не спешил. Видимо, включился инстинкт самосохранения. Вероятность попасться выросла в разы. Он мог сделать паузу или решил сменить тактику.

— Не думаю, что он прекратит, — бормотал Туманов, просматривая отчеты оперативников. — Но может взять тайм-аут, присмотреться к новой для себя реальности. Воспользуемся затишьем, товарищи офицеры, или как всегда?

В накуренном помещении собрались все оперуполномоченные и даже я. Просить не курить было глупо. Все равно не поймут, что я имею в виду.

— Тему с умалишенными я бы закрывать не стал, — сказал Горбанюк. — Все маньяки по-своему психи. Он мог стоять на учете, принимал таблетки, купирующие позывы к насилию. Для подобных препаратов, разумеется, нужен рецепт.

— Или не нужен, если ты сам медик, — хмыкнул Шишковский. — Об этом не подумали? Как насчет похоронных агентств, сотрудников патологоанатомической службы? Этих добрых людей хлебом не корми — дай кого-нибудь препарировать. Наверняка знают, как снять с человека скальп.

— Им это зачем? — не понял Туманов. — Подобными манипуляциями прозекторы не занимаются. Работникам морга, готовящим тела к погребению, такое тоже ни к чему. Их задача — откачать кровь, заполнить тела бальзамирующим раствором, придать человеку в гробу относительно сносный вид. Но Глеб прав, этих людей надо проверять. По крайней мере, они умеют держать скальпель в руке и знают, чем его заменить в «полевых» условиях. Будем вычислять этого Виннету, вождя апачей…

— С индейцами, кстати, история мутная, — сказала я. — Считается, что краснокожие после сражений снимали скальпы со своих врагов. Это приносило удачу, служило подтверждением боевой доблести. Но я читала, что все это чушь и неправда. Снимать скальпы индейцев научили белые колонизаторы — а раньше им такое и в голову не приходило, индейцы были белые и пушистые.

— Спасибо, Маргарита Павловна, что пытаетесь отвлечь нас от работы, — ухмыльнулся Туманов. — Это именно то, что нам сейчас нужно. По делу замечания есть?

— Пока нет, — вздохнула я.

— Отлично… в смысле, плохо. Что по опросу граждан, проживающих на улице Лермонтова?

— Без откровений, — сказал Горбанюк. — Из всего, что мы услышали, только одно свидетельство достойно внимания. Мужчина в инвалидной коляске сидел у окна. Он проживает через дом от здания, где произошло убийство. Уже темнело, да еще эти чертовы тучи… Свидетель — инвалид, не ходит, много лет назад неудачно перебежал дорогу перед несущимся товарняком. Он видел, как мужчина вышел из-за угла — в длинном плаще защитного цвета и капюшоном, вроде бы с сумкой, быстро прошел вдоль задней стороны барака и свернул в подворотню — в направлении улицы Лескова. Ничего конкретного свидетель не заметил. Лица не видно, не хромал, шагал широко. Что взять с такого свидетеля? С глазами у него, конечно, лучше, чем с ногами, но тоже не Зоркий Сокол. Точного времени,