Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим

Я встал с нар и начал ходить по камере, чувствуя, как мысли приобретают ясность. Нужен принципиально иной подход.

Не юлить, не манипулировать, а использовать мое главное преимущество. Знания из будущего.

Я должен предложить нечто настолько ценное, что информация будет передана на самый верх. Что-то, что невозможно игнорировать.

При этом важно дозировать информацию. Слишком много деталей вызовет подозрение в шпионаже. Слишком мало не привлечет должного внимания.

К утру план созрел. Я попросил у надзирателя бумагу и карандаш для письменных показаний. После некоторых колебаний мне выдали несколько листов и огрызок карандаша.

На первом листе я написал крупно: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ЛИЧНО ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ. ИНФОРМАЦИЯ СТРАТЕГИЧЕСКОГО ЗНАЧЕНИЯ».

Затем я изложил суть:

'Товарищ Сталин!

Обращаюсь лично к Вам, поскольку владею информацией исключительной важности для безопасности СССР. Информацией, которую не могут правильно оценить следователи ОГПУ.

1. Германия под руководством набирающей силу национал-социалистической партии тайно восстанавливает военный потенциал в обход Версальского договора. По моим данным, концерн Krupp совместно с Рейхсвером ведет разработку новых танков, замаскированных под сельскохозяйственную технику. В ближайшие годы Германия превратится в главную военную угрозу для СССР.

2. Япония готовит экспансию в Маньчжурию, что создаст прямую угрозу дальневосточным рубежам СССР. Первые действия начнутся в сентябре этого года.

3. В Вашей личной библиотеке на Ближней даче хранится том Макиавелли в красном кожаном переплете с золотым тиснением, который Вы читаете в вечернее время, делая пометки красным карандашом на полях. Эту деталь знают лишь несколько человек из Вашего ближайшего окружения.

Я готов предоставить дополнительную информацию исключительно лично Вам. Речь идет о будущем нашей страны.

Леонид Краснов, руководитель Специального управления по разведке и разработке нефтяных месторождений между Волгой и Уралом, директор-распорядитель Горьковского автозавода и группы промышленных предприятий'.

Перечитав написанное, я сложил листы и вызвал надзирателя.

— Передайте это следователю Григорьеву, — сказал я. — Это особо важная информация для высшего руководства.

Надзиратель равнодушно взял сложенные листы и ушел. Я не особенно рассчитывал, что послание быстро дойдет до адресата, но это первый шаг.

В тот же день, когда меня привели на очередной допрос, я обнаружил, что атмосфера изменилась. За столом сидел только Григорьев, и перед ним лежало мое письмо.

— Что это за комедия, гражданин Краснов? — спросил он, постукивая пальцем по бумаге. — Вы серьезно рассчитываете, что подобные фантазии дойдут до товарища Сталина?

— Это не фантазии, — твердо ответил я. — Проверьте указанные сведения. Если не подтвердятся, можете расстрелять меня как шарлатана. Но если я прав — а я прав — информация должна дойти до товарища Сталина.

— А откуда вам известны такие… интимные детали о личной библиотеке? — В глазах Григорьева промелькнуло что-то похожее на тревогу.

— Это неважно, — спокойно ответил я. — Важно, что я действительно обладаю информацией стратегического значения. И готов поделиться ею только с товарищем Сталиным.

Григорьев долго изучал меня взглядом.

— Вы играете в опасную игру, Краснов. Если это блеф…

— Не блеф, — перебил я его. — И вы рискуете гораздо больше, чем я, если эта информация не дойдет до верха. Представьте, как будут оценены ваши действия, если потом выяснится, что вы блокировали доступ к данным стратегической важности?

Это был рискованный ход, но необходимый. Григорьев должен почувствовать личную ответственность за решение.

— Допрос окончен. Вернитесь в камеру, — резко сказал он, собирая бумаги.

В течение следующего дня допросы странным образом прекратились. Я оставался в камере, слушая звуки тюрьмы и гадая, дошло ли мое послание куда следует. Ранним утром дверь камеры внезапно открылась.

— На выход. С вещами, — коротко бросил незнакомый охранник.

— Куда? — спросил я, поднимаясь.

— Увидите.

Меня повели по коридорам, но не в обычную комнату для допросов. Мы поднялись на этаж выше, прошли через несколько контрольных постов и остановились перед массивной дубовой дверью с бронзовой табличкой. Охранник постучал, и после короткого «Войдите» открыл дверь, пропуская меня вперед.

В просторном кабинете с высокими потолками и тяжелыми портьерами сидели двое. Одного я узнал сразу.

Это был Ягода, заместитель председателя ОГПУ Менжинского. Его круглое лицо с характерными залысинами, аккуратно подстриженные усики и стальной взгляд за стеклами пенсне хорошо известны по фотографиям. Второй — худощавый мужчина в военной форме без знаков различия — мне был незнаком.

— Садитесь, Краснов, — указал Ягода на стул перед столом. — Я изучил ваше… экстраординарное послание.

Я молча сел, стараясь сохранять спокойствие.

— Откуда у вас эта информация? — сразу перешел к делу Ягода. — Особенно детали, касающиеся личных привычек товарища Сталина?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — твердо сказал я. — И повторяю, я готов говорить только с товарищем Сталиным.

— Вы понимаете, что находитесь не в том положении, чтобы выдвигать условия? — холодно заметил Ягода.

— Я понимаю, что владею информацией, имеющей критическое значение для безопасности СССР, — парировал я. — Информацией, которую невозможно получить обычными средствами разведки. И я беру на себя полную ответственность за ее достоверность.

Ягода переглянулся со вторым мужчиной.

— Что конкретно вы знаете о разработках ракет в Германии? — спросил второй, впервые заговорив. — Вы имеете контакты с иностранными разведывательными службами?

— Нет. Мои источники… нетрадиционны, — уклончиво ответил я. — Но информация абсолютно точна. Проверить ее можно за неделю. Если не меньше. Японская экспансия в Маньчжурию начнется в сентябре этого года. Немецкие работы по созданию танков ведутся на секретных полигонах в кооперации с компанией Krupp. Пройдет всего несколько лет, и Германия станет главной военной угрозой для СССР.

Ягода барабанил пальцами по столу, изучая меня проницательным взглядом. Второй мужчина что-то записывал в блокнот, не поднимая глаз.

Но зам не отступал:

— Вы должны понимать, Краснов, что подобные заявления без указания источника звучат неубедительно. Наши разведывательные данные не подтверждают активности в Германии в таких масштабах.

— Ваши разведывательные данные неполные, — я выдержал его взгляд. — Немцы умело маскируют военные разработки под создание сельскохозяйственной техники и тракторов. Они создают тренировочные лагеря для военных в нарушение Версальского договора и тайно разрабатывают новые образцы бронетехники.

— И откуда вам это известно? — Ягода постучал пальцами по столу. — Я повторяю, вы сотрудничаете с немецкой разведкой?

Я позволил себе легкую усмешку:

— Если бы я был иностранным шпионом, зачем мне передавать стратегическую информацию советскому руководству?

— Возможно, для того чтобы завоевать доверие, — парировал Ягода. — А затем внедрить дезинформацию по ключевым направлениям.

— Логичное предположение, — кивнул я. — Но оно разбивается о два неоспоримых факта. Во-первых, мою информацию легко проверить. Направьте агентуру в районы испытательных полигонов Рейхсвера под Кассилем, усильте наблюдение за заводами Круппа, и вы увидите, что я прав. Во-вторых, какой шпион стал бы рисковать, упоминая личные привычки товарища Сталина?

Военный специалист поднял взгляд от блокнота, в его глазах читалось невольное уважение.

— Я повторяю вопрос, — настаивал Ягода, явно теряя терпение. — Каков источник ваших сведений?

— А я повторяю ответ. Эту информацию я сообщу только лично товарищу Сталину, — твердо сказал я, выпрямляясь на стуле. — И вам следует обеспечить эту встречу, если вы действительно заботитесь о безопасности страны.