С запахом лаванды и пепла - Светлана Панина

в стену. Я все понимаю сразу, и меня парализует. Хочу подойти к дедуле, но не могу шевельнуться. Меня толкают, и я невольно делаю пару шагов вперед, снова замираю. Братья укладывают безвольное тело на кровать, Гектор проверяет пульс, и только когда он с сожалением смотрит на меня, зажимаю руками рот, чтобы не закричать.

Глава 10. Тайное становится явным

Дом наполняется людьми, голосами, суетой. Мне страшно, что сейчас все вскроется, ведь смерть дедули не назвать обычной. И что тогда? Братья пытаются меня успокоить, краем сознания улавливаю что-то про отсутствие причин для расследования, сердечный приступ или смерть от старости, но все равно, когда в доме появляются люди в форме, не могу встать с дивана – ноги ватные. И Гектор берет на себя все заботы. Но меня не оставляют в покое: что-то невпопад отвечаю врачам и полицейским, кажется, где-то расписываюсь… Соображаю с трудом, в голове будто вата, все делаю на автомате. Мне хочется, чтобы ничего этого не было, я никак не могу понять, как оказалась в этой точке своей жизни и как откатить все назад. И что мне делать дальше?

Гектор получает нужные бумаги, скорая и полиция уезжают, дедулю увозят в морг, и в доме становится тихо-тихо. На улице уже ночь, окно в дедулиной спальне все еще распахнуто, холод ползет по комнатам. Закрываю окно и стою посреди разоренной спальни. Потом стягиваю с кровати плед, бреду в гостиную и устраиваюсь на диване, завернувшись коконом. Плед едва слышно пахнет дедулей и тем зельем, которым мы его поили последние дни. Слез нет. Мне кажется, вообще никаких чувств сейчас нет. Я в прострации. Гера с Гектором возятся на кухне, изредка до меня долетают какие-то звуки. Так странно, что они могут что-то делать. Но я благодарна им, что не ушли – остаться в доме одной сейчас было бы невыносимо.

Вспоминаю, что мама до сих пор ничего не знает. Это тоже странно. Будто там, в Питере, идет другая, параллельная жизнь, в которой все складывается иначе и дедуля все еще жив. Вдруг и я могу вернуться в эту параллельную реальность? Иллюзия такая явная, что я долго сижу, пялясь в телефон, не решаясь нажать вызов.

– Тебе надо поесть…

Когда Гера успел оказаться рядом? Даже не заметила, как он подошел. В его глазах та же пустота, что в моих. Ну конечно. Дедуля ведь его вырастил. Никак не привыкну к этому факту.

– Надо позвонить маме, – мой же голос кажется мне чужим.

Гера кивает и оставляет меня одну.

Долго пялюсь на мамину фотографию на экране, пытаюсь собрать мысли в кучу. Наверное, не получится, не сегодня. Жму на вызов. Очень хочется, чтобы мама не ответила. Время позднее, уснула, или смотрит сериал и не слышит, она вообще любит забывать телефон где попало, а потом подолгу искать. Я не знаю, как ей сказать, какими словами. В горле першит от сухости.

Но мама отвечает почти сразу:

– Лягушонок! Ну наконец-то! А почему не видео? Ты где пропала? Дедуля в Телеграме не отвечает, ты тоже! Ну как вы там? Рассказывай, несколько дней ни слуху ни духу, я уже сама звонить собиралась!

– Мам…

Наверное, я говорю слишком тихо, и она не слышит.

– Освоилась уже? Как дед? Забаловал тебя, поди…

– Мама…

Тишина длится бесконечно. Буквально чувствую, как она наполняет трубку, невидимые провода, спутники – все на пути сигнала от моего смартфона в Севастополе до маминого в Питере наполняется тишиной, такой тяжелой и плотной, что ее можно резать ножом, как сыр или масло. Всей кожей чувствую эту тишину. Она выползает из смартфона, забирается в уши, нос, рот, растекается по сосудам и венам… Знаю, мама ждет, а я не могу выдавить ни звука. Пытаюсь, но не выходит.

– Яна, что случилось? – ее голос меняется. Становится не просто тревожным, а каким-то бесцветным. Будто она догадалась. – С тобой все в порядке?

Киваю. Тут же понимаю, что это глупо. С трудом выдавливаю:

– Да… Дедуля…

Мамин вздох звучит как раскат грома.

– Стало хуже?

Качаю головой и зажмуриваюсь:

– Он умер. Несколько часов назад.

Мама молчит. В трубке ни шелеста, ни треска. Будто связь пропала.

– Мам…

Тишина.

Очень легко представляю, как она сидит на кровати в своей комнате. Рядом ноутбук с каким-то детективным сериалом на паузе. Большая белая кружка с чаем, ее любимая. Экран едва заметно мерцает в темноте. Чай остывает. А мама сидит, неподвижная, будто изваяние. Может, точно как я недавно, зажала ладонью рот. Мне отчаянно хочется ее обнять. И чтобы она обняла меня в ответ. Ощущаю дикое, какое-то бесконечное одиночество. Мне так нужно ее тепло! Но между нами две тысячи километров.

– Мам, тебе надо приехать…

Она молчит.

– На похороны…

– Яна… я не смогу…

Ее голос едва слышно, он как слабый шелест листьев, но бьет наотмашь. Даже воздух из легких испаряется. И вдохнуть не могу, будто невидимые руки сдавливают горло. Может, это не я? Может, из всей комнаты воздух пропал? Вскакиваю, путаюсь в занавесках, нервно распахиваю окно. Ночной ветер холодит лицо, и я, наконец дышу.

В трубке все еще тишина.

– Я не справлюсь одна! Вообще не представляю, что надо делать… – мой голос дрожит.

Мама снова молчит. А я чувствую, как пробуждается обида. И злость.

– Ты меня слышишь? Мам?

– Я тебя слышу…

Будто дежавю – с этой же фразой она “сбежала” в ту ночь, когда я вломилась в дедулин шкафчик с зельями, оставив нас разбираться самим.

– Ты должна приехать!

– Яна, ты же знаешь…

– Да что я знаю? Кто мне что рассказал? Ты молчишь, а дедуля не успел!

Мама не отвечает, и я продолжаю, кричу в трубку:

– Ты всю жизнь скрываешь от меня правду, и не думай, что я не чувствую, как это стоит между нами! Ты заставила приехать сюда, считай обманом! Я тут сколько? Двух недель нет! А меня уже соблазнил инкуб! Вампир укусил! Сегодня я сражалась с каким-то слепнем, мама! И какой-то бес убил дедулю! А ты говоришь, что не можешь приехать? Почему?! Да что мешает просто сесть в поезд? Хватит уже врать и строить стену между нами! Что случилось двадцать лет назад?

– Я влюбилась в демона…

Теперь я знаю, что такое звенящая тишина. Правда, в ушах тонкий противный звук, будто комар пищит почти на ультразвуке.

Сбрасываю звонок и тут же перезваниваю по Телеграму. Мне нужно видеть ее лицо!

Я не ошиблась. Мама в