Лесные палачи - Валерий Георгиевич Шарапов

спугнуть. Подождем, когда он сам себя выдаст… если он действительно с лесными бандитами каким-то образом связан. И вот тут ты, Еременко, здорово придумал этот спектакль организовать. По крайней мере, если даже святоша непричастен к националистической банде, то мы их точно с уголовниками рассорим. А это уже небольшая, но победа. Ежели лесные братья будут подозревать уголовников в измене, а те в свою очередь будут на них коситься, это нам только на пользу. Разъединим их, а потом эти шайки-лейки по отдельности своей пролетарской рукой и прихлопнем… как блоху. Еще бы какую-нибудь провокацию устроить, чтобы уголовничков прижать… Тут нам следует все хорошенько обмозговать. Хотя, думаю, что после того, как мы отпустили этого бандюгана Пеле, у них тоже между собой трения будут. Потерял он у них доверие.

Орлов сжал руку в кулак, методично постукивая им по колену, четко отделяя каждое слово, сказал:

— А теперь непосредственно о деле… Я твердо уверен, что после нашего сегодняшнего спектакля недобитые фашисты и уголовники общего языка не найдут. Сомнения мы у них зародили. Нутром чую, что не зря мы это дело затеяли. Тут Лацис прав, что такую мыслю нам подкинул. Да чего я вам об этом говорю, сами все знаете. Подождем пару дней, а потом…

— Клим, а с этими что будем делать? — осторожно перебил его Эдгарс Лацис и кивнул на дверь, сверкнув в луче падавшего в окно солнечного света стеклами очков. — Когда будем отпускать?

— А пускай посидят немного, — весело отозвался Орлов и хохотнул, с необыкновенной живостью потирая сухие ладони, вновь приходя в отличное расположение духа, — глядишь, и ума-разума наберутся.

С этого дня события в маленьком, особо ничем не примечательном латвийском городке Пилтене стали раскручиваться с пугающе стремительной скоростью.

Глава 11

Пеликсас Рваное Ухо вошел в калитку своего дома. Он специально долго возился с тугим запором, незаметно оглядывая прилегающую местность, беспокоясь, что за ним может следить подосланный Орловым сотрудник милиции, переодетый в гражданскую одежду. Кому как не уголовнику-рецидивисту Пеле Рваное Ухо было знать, что люди из правоохранительных органов в этом деле поднаторели настолько, что надо иметь семь пядей во лбу, чтобы выявить в случайном прохожем их человека. И лишь основательно убедившись в отсутствии за ним слежки, бандит прошел в дальний край палисадника, где размещалась поленница березовых дров.

На всякий случай еще раз оглянувшись, он присел на корточки, сунул руку по локоть под поленницу, достал оттуда небольшой, испачканный в земле сверток. Размотав грязную тряпицу, Пеле с благоговением взял в широкую ладонь прохладную рифленую рукоятку немецкого пистолета системы «Вальтер». Пистолет приятно оттягивал руку, что придало бандиту уверенность. Ухмыльнувшись одной стороной лица, Пеле вставил в него полную обойму, передернул затвор и быстро спрятал вальтер за пазуху. Запихнув на прежнее место скомканную пустую тряпицу, мужчина поднялся, оправил рубаху и направился к веранде, исподлобья бросая быстрые взгляды по сторонам. Беспрепятственно добравшись до веранды, он стремительно вошел внутрь, поспешно притворил за собой дверь.

В доме Пеликсас первым делом занавесил на окнах цветастые шторы, затем по скрипевшим под его грузным весом половицам торопливо прошел к расположенной в углу печке. Там он вновь присел на корточки, приподнял металлический лист, находившийся для пожарной безопасности у створки печи, чтобы от углей не загорелся пол. Вынув из пола короткую дощечку, Пеле спрятал внутрь пистолет, сверху опять аккуратно поместил дощечку и положил лист.

Проделав эту работу, он с облегчением вздохнул, на ходу вытирая ладони прямо о брюки, тяжелым шагом человека, за короткое время справившегося с необходимыми делами, направился к шкафу. Взял из него трехлитровый графин с яблочной наливкой, бокал и вернулся к столу, из-за которого его вчера с подельниками и присутствующими дамами неожиданно увезли в милицию. На столе все так же в тарелке лежала вчерашняя закуска: вялые кружочки колбасы с загнутыми краями и нарезанные кусочки белого жирного сала с тонкой красной прослойкой.

Пеле налил полный бокал, одним духом выпил, подумал и сразу же налил второй. Не закусывая, собрался было поставить графин на стол, но передумал и прямо из горлышка принялся с жадностью пить, небрежно проливая красную жидкость на грудь. И лишь когда в графине осталось плескаться вино на самом донышке, со стуком поставил графин на стол.

— Мусора чертовы, — проговорил он со злостью, яростно вытер мокрые губы тыльной стороной ладони. — Пеле Рваное Ухо захотели взять на понт. — Он сложил толстые пальцы в фигу и вытянул руку перед собой. — Вот выкуси.

По-медвежьи переваливаясь с боку на бок, подошел к заправленной двуспальной кровати, небрежно сгреб своей лапищей угол пуховой подушки, которая для украшения стояла вертикально посреди постели. Бросив ее к металлической, увенчанной блестящим шаром спинке, Пеле, не раздеваясь, упал навзничь на кровать, закинул ноги в сапогах на спинку, а руки за голову.

Перенервничав за сегодняшнюю ночь, которая в КПЗ ему показалась необычно долгой и бестолковой, не сомкнув до утра глаз, непрестанно думая о странном поведении прибывшего из России майора, выпивший лишку Пеликсас уснул. В который уже раз ему снилась лихая молодость, проведенная на каторге в царской России, и пренебрежительное отношение к нему жандармов, охранявших арестантов на рудниках в Сибири.

За окном давно уже наступила летняя короткая ночь. На фоне полной, в выщербинах луны стремительно двигались темные кучевые облака, подсвеченные по окраинам лунным неживым светом, в полях за городом дерзко кричали коростели, а намаявшийся от неизвестности и намучившийся от долгого лежания на дубовых твердых нарах в камере Пеле Рваное Ухо все еще никак не мог выспаться, лежа на перине в доме хозяйственной Илзе Эглитис.

Во сне он постанывал, громко храпел, выдувая мясистыми губами слюнявые пузыри, и не слышал, как к дому подъехала бричка, запряженная лошадкой гнедой масти. В крытой бричке, прячась от любопытных глаз припозднившихся путников, находись Улдис Культя, Дайнис, Каспар, Виерстурс и Харальд. Нахохлившись, словно большие серые птицы, они сидели с угрюмыми недовольными лицами, лишь иногда тихонько перекидываясь короткими незначительными фразами.

— Тпру-у, — негромко сказал правивший лошадью Виерстурс и натянул вожжи, откидываясь назад как заправский кучер, остановив бричку точно напротив калитки. Всем корпусом повернувшись к своим пассажирам, с усмешкой сказал, почесывая концом кнутовища за ухом: — Прошу на выход, господа хорошие.

Но приятели его шутки не приняли, молча покинули бричку, словно серые тени, бесшумно растворились за калиткой в палисаднике. Виерстурс проворно привязал вожжи за ограду, поправил на груди немецкий автомат, быстрым шагом стал их догонять. В переменчивом лунном свете, который просачивался