Сувенир - Нина Шевчук

окна номера открывался стандартно-ошеломляющий пейзаж. Ограненный лазурит моря, взятый в платиновую оправу песка, сутулые лохматые пальмы, ярко-белые шезлонги. Именно в таком месте мечтает оказаться армия домохозяек, которые вымыв посуду, уложив спать детей и, если повезет, пьяного мужа, и, накрутив волосы на папильотки, внимают телевизионной рекламе, где ботоксная красотка порхает в гамаке над океанической волной, а мускулистый детина осыпает ее бутонами роз и стодолларовыми купюрами.

«Жук, жук», — вдруг поймало затуманенное сознание Алексея.

— Ну ни хрена себе! — произнес он уже вслух и привстал в своем кресле.

По безукоризненно вычищенной глади оконного стекла с обратной стороны ползло насекомое невероятных размеров. Мощное черное туловище эллиптической формы медленно двигалось при помощи шести лохматых ножек, кончики которых совершенно непонятным образом удерживались на скользкой поверхности стекла.

В детстве Морину приходилось видеть разных жуков. Самым большим из них был майский — неповоротливый, безобидный усач. Но даже он не шел ни в какое сравнение с животным, за которым сейчас наблюдал Алексей. Тварь была не меньше, а то и больше компьютерной мыши. Яркий солнечный свет, обогнув черные хитиновые бока великана, рисовал на ковре его полуметровую копию, от чего Алексею стало как-то не по себе. Такая дрянь, наверное, может прокусить палец взрослого мужчины, а детский — отхватить до середины. Вполне возможно, что жук ядовитый и представляет опасность для жизни.

Алексею пришло в голову, что подобная фауна запросто может оказаться и внутри отеля. Его переполнило негодование против владельцев и служащих курорта. Бабки берут, а протравить всякую гадость на территории гостиницы не могут!

Жук-великан будто учуял эмоции, которые вызывал у раскрасневшегося мужчины за стеклом. Он остановился и замер. На миг Морину даже показалось, что тварь глядит прямо на него. Интересно, он никак не может разбить стекло?

Тошнотворная волна отвращения нахлынула на Алексея. Он был готов выплюнуть на пол не дожёванный трюфель, который теперь просто не лез в горло. Сейчас он позвонит и вызовет администратора. Пусть принимают меры. Он быстро выбрался из-за стола и направился к телефону, но в ужасе застыл на месте. По стеклянному столику около аппарата медленно ползал точь-в- точь такой же жук, какой сидел за окном. Мерзкое отливающее синим туловище терлось о золотисто-белый корпус телефона. Еще один сидел на стене возле входа в уборную. Четвертый — на ручке двери, ведущей из номера в коридор.

Алексею стало совсем дурно. Он оторопело оглядывался по сторонам, пытаясь найти что-нибудь тяжелое. Нужно было убить того, что сидел на дверной ручке, и вырваться в коридор. Но вместо орудия убийства по всему номеру он обнаруживал только новых жуков. Они медленно ползали по двуспальной кровати, неподвижно сидели на потолке, взбирались вверх по шелковистым портьерам.

— Эй! Кто-нибудь! — истерически закричал Морин. Во рту по-прежнему оставался недожёванный трюфель. Он плотно прижал ладонь к губам, чтобы не выпустить наружу все содержимое желудка. Сердце бешено билось, волоски на шее и руках встали дыбом и шевелились, будто по его телу тоже ползало что-то невидимое. Внезапно Алексею показалось, что во рту зашевелились остатки пищи. Он нагнулся и попытался выплюнуть все на ковер, но не смог. Трюфель будто вырос в размерах и застрял между языком и небом. Морин запустил в рот большой и указательный палец, чтобы вытащить гриб, но подушечки уперлись во что-то твердое и гладкое. Едва не захлебываясь в волнах собственного ужаса, Морин ухватился за кусок того, что заполняло его рот и рванул. В его руке осталась черная мохнатая лапа. Сразу же жуткая боль пронзила внутреннюю часть щеки. Затем мягкое небо и горло. Алексей упал на пол и катался по ковру, издавая сдавленный крик и выпуская бело-серую пену. В глазах потемнело и он больше не видел орды жуков, облепивших всю комнату.

Когда то, что пробиралось вглубь по его глотке, перекрыло кислород, он перестал чувствовать боль от укусов. Еще с минуту его конечности бились в бессознательных судорогах, затем все стихло.

Холодная водка согревающим комком прокатилась по пищеводу Задорожного. Он очень редко пил водку. В компании друзей и партнеров, среди которых были преимущественно состоятельные люди, было принято употреблять коньяк. Для нахождения взаимопонимания с женщинами чаще пригождалось вино. Стоимость напитка обычно была прямо пропорциональна степени неприступности новой знакомой. Жена Кирилла предпочитала Blue Lagoon, Tequila Sunrise и прочую замысловатую мешанину. От всего этого его в последствии тошнило, а наутро раскалывалась голова.

С водкой все было по-другому. После первых же пятидесяти граммов мысли становились мягкими и тягучими, отступали все страхи и запреты. Только в эти моменты Кирилл был способен сказать любому все, что он о нем думает. Именно поэтому водку Задорожный пил в полном одиночестве.

В бутафорном камине на стене гостиной дрожали языки электрического пламени. Едва слышимые звуки песни Гребенщикова, доносящиеся из стереосистемы, резонировали с зыбким светом и легко катились по просторной пустой квартире. Лена Задорожная, хранительница электрического очага, подалась на очередной банкет. Участие в торжествах по поводу дней рождений, похорон, именин, обмывания новых машин в семьях бесчисленных подруг и знакомых в последние пять лет стало основным занятием жены Задорожного. Иногда, когда Лена, собираясь на очередной праздник, примеряла перед зеркалом новое платье, стоимостью в четыре-пять прожиточных минимумов, и спрашивала: «Как я выгляжу, Кирюша?», ему хотелось задушить ее. Если бы под рукой в этот момент был стакан водки, он непременно так бы и поступил.

— Выглядишь потрясающе! — отвечал трезвый Кирилл и удалялся в свой кабинет.

Сегодняшний день был особенным. Еще утром он проснулся банкротом, подыскивающим клиентов на покупку его квартиры — единственного, что не было вложено в злополучную аферу с игрой. А после обеда ему позвонили представители серьезной корейской компании и сообщили, что принимают предложение. Это значило, что через год он сможет купить еще десять таких же квартир. И подарить жене персональный самолет, чтобы она улетала на какие-нибудь зарубежные банкеты на более долгое время и далекое расстояние.

Утро и вечер одного дня теперь отстояли друг от друга так далеко, как полюса гигантской планеты. А на экваторе один маленький ветхий склеп. Вероятно, это всего лишь совпадение. Можно ли допустить, что предпочтения крупного инвестора, находящегося за тысячи километров, могут зависеть от нескольких слов, произнесенных вслух в Пустошевском лесу?

Была какая-то связь или нет, но сейчас Кириллу вовсе не хотелось думать об этом. Выпив полбутылки, он почти погрузился в приятное забытье, когда хрипло запищал домофон.

— Ключи забыла, идиотка, — выругался Задорожный и на ватных ногах поплелся к двери. — Кто там?

— Кирилл… Кирилл… открой, это я.