Огненный воздух - Александр Александрович Тамоников

«Понял, – мысленно повторил Шелестов. – Ничего ты пока не понял. Со слов этому не научишься. Тебя надо на полигоне погонять, каждый шаг отточить до автоматизма, только тогда из тебя получится настоящий, умелый и опасный для врага боец. А сегодня тебя едва не убили. Если бы я не подоспел, они бы тебя взяли в клещи и застрелили. Потому что они хорошо видели твою позицию и смогли обойти тебя с трех сторон».

Группа торопливо шла через лес, насколько позволяло состояние немецкого инженера. Словаки подгоняли его и тычками оружия, и брали под руки, вытаскивая по склонам балок, помогая перебраться через поваленные деревья. Наконец Шелестов приказал остановиться и передохнуть. Он полез во внутренний карман пиджака за картой, когда к нему подсел словак.

– Командир, немец еле двигается. Если так будем идти дальше, он у нас упадет. Что у него было? Пулевое ранение, контузия?

– После неудачного приземления на парашюте многочисленные ушибы, сотрясение мозга и два сломанных ребра с левой стороны, – сказал Шелестов и посмотрел на инженера.

Штернберг был бледен, тяжело дышал. Да, видать, разбередили его бок, да и слаб он еще после госпиталя. Но ведь в таком состоянии его не заставишь идти быстрее. Надо или отдохнуть, или найти средство передвижения. Отдыхать, когда кольцо сжимается, когда в лес уже вошли поисковые группы. Шелестов подошел к немцу и сел рядом.

– Вы что, не можете идти? – спросил он инженера.

– Я еле дышу. Бок сильно болит, и это отнимает все силы. На что вы рассчитывали, когда похищали раненого человека? – с каким-то странным раздражением спросил Штернберг.

– Рассказать вам, на что мы рассчитывали? – Шелестов удивленно посмотрел на немца. – А я вам расскажу. Когда Германия напала на Советский Союз, мы рассчитывали сражаться с агрессором и выгнать его с нашей земли. Когда вы стали сжигать города и села и сгонять наших граждан в концентрационные лагеря, просто сжигать живьем вместе с домами, мы рассчитывали идти до конца, разгромить вас и поставить перед лицом международного трибунала за бесчеловечность. Когда вы изобрели новый самолет, чтобы с его помощью снова убивать советских людей, мы рассчитывали захватить его, а заодно и вас как человека, причастного к его изобретению. Захватить, чтобы понять, как сражаться с вашим чудищем, чтобы быстрее победить вас. Понимаете, Штернберг, на руках немцев слишком много крови наших граждан, чтобы разговаривать с вами вежливо. Когда мы вас выкрали, то рассчитывали, что вы пойдете сами и добровольно, искупая вину перед мертвыми, станете с нами сотрудничать. Но вы решили, что мы будем с вами нянчиться? Нет, мы вас или доставим в Москву, или просто убьем здесь в лесу, потому что вы не можете идти. Понимаете? У вас нет выхода, вы не попадете больше домой. Или мы вас доведем, или вы умрете. Третьего не будет.

– Но я никого не убивал! Я инженер, я только испытываю двигатели…

– Перестаньте, Штернберг! – повысил голос Шелестов. – Вы создаете и испытываете оружие, которое убивает женщин, стариков, детей, разрушает города. На ваших руках крови не меньше, чем на руках тех летчиков, которые с двадцать второго июня сорок первого года сжигали наши города, бомбили гражданские эшелоны, гонялись на дорогах за санитарными машинами. Каждый летчик ответственен за убийства, которые он совершил лично, а вы за все то, что совершили ваши летчики на ваших самолетах. Они зло, а вы мозг этого зла. Так что если хотите жить, то поднимайтесь и идите. Учтите, что не мы пришли к вам убивать, а вы напали на нашу страну. Пришло время расплаты. Какой она будет, решать и вам. Хотите жить, старайтесь!

– Но я не могу, вы же видите… – начал было инженер.

– Только что в лесу мы убили нескольких человек, которые искали нас и хотели освободить вас. – Шелестов достал из-за ремня пистолет и, отведя назад собачку курка, приставил дуло к виску немца. – У нас мало времени. Могут прийти и другие, и нам лучше спешить.

– Командир, – вдруг поднялся с пенька словак, – стрелять нельзя, нацисты могут быть близко. Давайте я все сделаю тихо?

Парень одним движением выдернул из ножен армейский нож и подошел к немцу. Он схватил инженера за волосы, оттянул его голову назад, так что заострился кадык, и прижал к белому горлу лезвие ножа.

– Нет, – визгливо закричал инженер и закашлялся, вцепившись в руку подпольщика. – Нет, не убивайте, прошу вас! Я пойду, я поползу, только не убивайте… я же не солдат, я инженер, я могу быть вам полезен!

В глазах немца было столько неподдельного ужаса и готовности пресмыкаться, спасая свою жизнь, что Шелестов брезгливо поморщился. Он подошел к нему посмотрел ему в глаза и сказал медленно, цедя каждое слово:

– Этот человек будет рядом всегда. Если перестанешь стараться, то он перережет тебе горло.

Немца отпустили, и тот долго кашлял, придерживаясь рукой за правый бок, он старательно дышал, приходя в себя после пережитого ужаса, а Шелестов отвел в сторону Матея и сказал:

– Нужно найти транспорт. Если он упадет, когда нас будут преследовать, то мы его не дотащим.

И снова потянулись березовые рощи, дубравы, осинники и сосняки. Приходилось то спускаться по склону, то взбираться на пригорок, потому что открытыми участками идти было нельзя. В прохладе серого осеннего утра, под молчаливыми кронами карпатского леса, группа осторожно пробиралась сквозь густую чащу. Под ногами предательски шелестели опавшие листья, и каждый звук, каждый неверный шаг могли бы выдать людей, их местоположение. Вдали за спинами в любой момент могло раздаться отдаленное эхо лающих собак и рев моторов. И как же хотелось в эти минуты самим растаять в утренней дымке.

Сейчас первым в головном дозоре шел Михаил, высокий и крепкий молодой мужчина с густой бородой. Его глубокие голубые глаза, всегда спокойные и чуть насмешливые, напряженно бегали по местности впереди, выискивая признаки опасности. Сейчас для группы важно избежать столкновения с врагом. Томаш, молодой подпольщик с неизменной улыбкой на лице, и в эти суровые минуты не терял ни мужества, ни оптимизма. Его руки крепче сжимали автомат, и он внимательно следил за движением каждого кустика и тени.

– Берегись, на пути озеро, – тихо предупредил Ладислав, светловолосый парень, быстрый и по-мальчишечьи ловкий. Ладислав знал эти места как свои пять пальцев и сейчас подсказывал Шелестову, куда идти. О чем думали словаки сейчас. Кто-то о жене и маленьком сыне, оставшихся в городе, кто-то о стариках родителях. Для каждого эти места – его Родина, его земля, земля предков. Они добровольно взяли в