Социализм для джентльменов - Бернард Шоу

Ибо между управлением старым паровозом (а правительство по существу представляет собою паровоз) и изобретением и постройкой аэроплана – целая пропасть. И такая же пропасть лежит между управлением существующей капиталистической системой и изобретением, созданием и управлением политическим, юридическим и промышленным аппаратом социалистической системы. Пока это не будет достигнуто, никакое проникновение в парламент, или даже в кабинет министров, рабочих лидеров, социалистов, коммунистов или большевиков не сможет установить социализм или уничтожить капитализм. Г. Хендерсон и г. Клайнс могут быть такими же противниками капитализма, как Троцкий и Ленин, но они так же мало могут заставить нашу политическую машину произвести социализм, как заставить швейную машину приготовить яичницу. Машина была создана не для этой цели, и те, кто работают на ней, работают на капиталистической машине, которая ничего не может произвести кроме капитализма, хотя бы они и стояли за лучшую заработную плату и лучшее обращение с рабочими, и даже, быть может, добились бы этого.

Представление, будто мы имеем в британской конституции удивительный инструмент, бесконечно приспособляющийся ко всякому изменению настроения британского народа – только простой самообман. Вы с таким же успехом могли бы сказать, что феодальная система могла бы приспособляться к малейшим изменениям настроений манчестерской хлопковой биржи.

Что значит в сущности создать новый общественный строй? Это значит изменить условия жизни людей в обществе. Если при этом изменяются отношения между правящим и управляемыми классами, то мы называем такое изменение – революцией. Проповедники такого переворота должны, в случае успеха, взять на себя управление страной, или уступить свое место людям, которые захотят и сумеют это сделать. Новым правителям придется взять на себя такую ответственность, от которой простые смертные отшатнулись бы с отвращением и ужасом. Им придется не только, подобно всем правителям, отдавать приказы об убийстве себе подобных за совершение преступлений, но им придется заново определить, какие именно преступления будут караться смертью. Им придется следить за тем, чтобы в каждой школе внушались такие идеи, которые могли бы примирить совесть подвластных им чиновников с исполнением подобных жестоких приказов. Вот почему реформаторы так отчаянно цепляются за постепенность изменения существующих систем, предпочитая ее революционным переменам. Очень легко подписать смертный приговор или приказать войскам стрелять в толпу, когда это не выходит из рамок давно установленной рутины, не вызывающей никаких сомнений, сложившейся вне воли исполнителя, и за которую исполнитель не несет личной ответственности. Но взять человека и убить его за то, что раньше никогда не влекло за собой смертной казни, но, более того, за что людей чтили и боготворили, или стрелять в массу людей, отстаивающих права, которые в течение столетий считались самыми священными гарантиями народной свободы, – это – отступление от установленного порядка, требующие стальных нервов и фанатических убеждений! И, действительно, подобное явление не может войти в обиход нового общественного строя, пока общественное сознание не станет считать преступным то, чем раньше восхищалось.

Есть несколько областей, в которых введение социализма потребовало бы такого революционного изменения нашей конституции; но мне приходится говорить только об одном основном изменении, которое повлечет за собой все остальное. Это – безжалостное истребление паразитической праздности. Принудительный труд, со смертной казнью, как высшей мерой наказания для ослушников, является краеугольным камнем социализма. Формула: «Нетрудящийся – да не ест», в настоящее время читается: «Если у человека нет денег, чтобы купить пищу, – пусть он умирает с голоду». Социалистическое государство заставило бы миллионера работать, не взирая на его деньги, точно так же, как наши недавние военные трибуналы заставляли его сражаться. Чтобы выяснить это положение вполне, мы должны углубиться в общую мораль социализма, которая, подобна всякой общей морали, должна быть основана на религии; то есть на общей вере, связывающей воедино всех людей инстинктивным приятием основного догмата. Догмат этот заключается в сознании того, что мы во что бы то ни стало должны не только поддерживать свое существование, но и увеличивать нашу силу и знание, несмотря на положение (высказываемое любым рационалистом), что игра не стоит свеч, поскольку она не дает выгоды отдельному индивидууму.

Какова же в конечном счете общая мораль социализма? Начнем с непреложных фактов, на которых она основана. С момента зачатия ребенок начинает эксплуатировать свою мать и косвенно то общество, которое кормит его мать (эксплуатировать людей значит жить паразитически на их счет). Для существования общества совершенно необходимо, чтобы подобная эксплуатация не только допускалась, но и поощрялась путем оказания возможно щедрой поддержки ребенку. Ребенка приходится несколько лет кормить, одевать, снабжать помещением, лечить, воспитывать и так далее в кредит. К тому моменту, когда ребенок окажется в состоянии производительно трудиться и будет в долгу за все, что он потребил с момента зачатия, – социалистическое государство предъявит ему соответствующий счет. Ему придется, следовательно, не только поддерживать себя производительным трудом, но работать также для погашения своего долга. Но и старость влечет за собой долг обществу, подобно младенчеству, и об уплате этого долга следует позаботиться заранее. Поэтому производитель в период своей трудоспособности должен уплатить долг своих младенческих лет, поддержать свое существование и озаботиться накоплением средств на то время, когда он потеряет трудоспособность, или же, когда общество сочтет возможным освободить его от труда.

Эти факты не новы: они являются естественной необходимостью и не могут быть изменены капитализмом, коммунизмом, анархизмом, и каким бы то ни было другим «измом». Может быть изменена и изменена в корне только общественная оценка этих фактов.

Социалистическая мораль по этому вопросу весьма проста. Она рассматривает человека, уклоняющегося от уплаты своего долга обществу (этот долг в сущности есть долг природе), как подлого вора, который должен быть лишен прав, сослан, изгнан, расстрижен, вычеркнут из списков; и если уж его нельзя, как советовал Шекспир для Пароля, перевести на какой-нибудь остров, где находились бы женщины, не менее его опозоренные, и где он мог бы основать бесстыдное племя (ибо социалисты не только не стремятся основывать бесстыдные нации, а, наоборот, хотят покончить с ними), то он должен быть по крайней мере подвергнут всем карам преступника и бесправию банкрота. В социалистическом государстве каждого ребенка с самых малых лет учили бы испытывать отвращение к социальному паразиту гораздо более сильное, чем то, которое теперь кто бы то ни было испытывает к стоящим вне закона капиталистической системы. Там не будут скрывать того, что паразит причиняет обществу такой же вред, как взломщик и карманник, что паразитизм мог пользоваться привилегиями лишь в таком обществе, где законы составлялись паразитами для паразитов.

Наша капиталистическая мораль диаметрально противоположна. Она не только не считает труд долгом чести, но признает его лишь позорной