Социализм для джентльменов - Бернард Шоу

руководима лодырями (чтобы не сказать трусами и неспособными), прикрывающимися своими демократическими принципами, чтобы избежать неприятностей.

Я здесь не занимаюсь опровержением или защитой этих возражений. Я просто указываю на то, что они были сделаны и всегда будут делаться правительствами, которые обвиняются в отсутствии у них конституционных демократических мандатов или в лишении прав тех людей или классов, на чью поддержку они не могут рассчитывать. Если то, что совершенно неправильно называют классовой борьбой (ибо значительная часть пролетариата так же паразитична, как и работодатели-собственники, и будет голосовать и бороться за них), будет вызвано в Англии неправильными действиями правительства или какой-нибудь катастрофой, происходящей вне его воли, пусть никто не думает, что борющиеся стороны проявят больше уважения к демократии, чем русские коммунисты, ирландская республиканская армия, британская оккупация Египта, Дублинский замок, или любое правительство в военное время. Демократы, как и в Европе, будут инертны; они будут собирать митинги и клеймить обе стороны как тиранов и убийц; а воюющие стороны будут сажать их в тюрьму, когда они станут слишком беспокойными, – чтобы можно было не обращать на них внимания. Демократам придется утешаться мыслью, что в конце концов ни одно правительство не может удержаться без известного минимума общественного одобрения, заключающемся в крайнем случае в признании, что всякое другое правительство было бы хуже.

Не следует предполагать, что капитализм имеет больше защитников, чем коммунизм, если под защитником подразумевать человека, который понимает, за что он стоит. Народ привык к капитализму, вот и все; и потому он имеет много последователей. Когда капитализм будет забыт и народ привыкнет к коммунизму, этот последний также будет иметь многочисленных приверженцев. А пока те группы, которые желают изменения общественного строя, с решительностью, достаточной для того, чтобы посвятить себя проведению их в жизнь, будут поступать так, как всегда поступали такие люди, т. е. будут стремиться к власти, чтобы навязать миру свою волю. Но эти группы нуждаются одновременно в сочувствии и поддержке: мало, конечно, удовлетворения даст вам навязывание коммунизма вашему соседу, ненавидящему вас и ваш коммунизм, хотя бы вы считали коммунизм исключительным благодеянием. Пока вы не внушите стремления к коммунизму, такого же страстного, какое имеется у вас, вы не только не можете быть счастливы, но и не можете быть уверены в своей безопасности. Вот почему русские коммунисты так настойчивы в своей пропаганде коммунизма, хотя меры военного и гражданского насилия, которыми они пользуются против контрреволюции, ничем не отличаются от насильственного навязывания коммунизма своим подданным. Подобно английскому офицеру, который скажет вам, что если бы Англия отдала Индию индусам, то Индия немедленно была бы опустошена гражданской войной, ведущей к хаосу, русский красный офицер скажет вам, что если бы большевики отдали Россию кулачным бойцам контрреволюции и пустым доктринерам – болтунам конституционных демократов, Россия вернулась бы к царизму (о котором так жалеют великие княгини и просто княгини в Константинополе и Лондоне), при котором женщины годами просиживали в крепости за то, что учили детей читать (чтобы они не могли читать Маркса), рабочие жили в подвалах и зарабатывали 1 фунт четыре шиллинга в месяц, а милые княгини могли за четыре пенни нанимать извозчика в оперу. Они могут подкрепить свое утверждение указанием на контрреволюционный Владивосток и на великую республику капиталистической свободы на Дальнем Западе, где восемнадцатилетние девушки приговариваются к пятнадцати годам заключения за распространение нелестных для капитализма листовок. Я не произношу здесь никакого приговора над британским белым офицером, или над русским красным офицером, я только говорю, что когда так называемая классовая война разразится в Англии (а я боюсь, что наши белые собственники не уступят без борьбы даже если Рабочая партия будет иметь в парламенте 600 голосов), белые и красные будут спорить точно таким же образом, и сбитый с толку рядовой обыватель, не имеющий ни знания ни убеждений, будет напрасно бросать в урну свою реакционную записку.

Однако, в настоящее время капиталисты могут еще бодриться. Они имеют на своей стороне колоссальную инерцию установленных учреждений; детские души в школах находятся в их руках. На их стороне так называемые представители умственного труда; недаром Троцкий, на глупый упрек, что он зовет на службу и хорошо оплачивает специалистов (точно коммунизм означает организацию промышленности без мозгов и опыта), ответил: «Да, но сперва нам пришлось хорошенько их выпороть». Даже наши инженеры с высшим образованием, зарабатывающие меньше, чем простой монтер, боятся коммунизма, который довел бы их заработок до уровня заработка простого монтера.

Мое прямолинейное рассуждение, которое могло бы быть опасно (а в таком случае оно было бы излишне), если бы люди были политически интеллигентны, и рабочий класс не был бы превращен в торгашей до мозга костей двумя столетиями рабства заработной платы, – упадет в море политики лидеров труда, как камышек, брошенный мальчиком со скалы в море. Рабочие лидеры будут по-прежнему потрясать оружием забастовки. Трэд-юнионы, убедившись в несостоятельности тройственного союза, создадут союзы еще большей численности, так, чтобы провести в жизнь возможно полное приближение к всеобщей забастовке и тем сделать неудачу вполне несомненной. Многие из них верят, что тройственный союз мог бы иметь успех, если бы его организаторы решились выстрелить из пушки, которую они так тщательно зарядили.

Одного слова в пользу принудительного труда, или какого бы то ни было принуждения, кроме принуждения угрозой голодной смерти, или молящим взглядом голодных детей, было бы достаточно, чтобы послать любого рабочего лидера назад к станку или в шахту, как разжалованного и не могущего быть прощенным изменника свободе. Наши правители не поют публично о том, что «Керзон в министерстве иностранных дел и кое-кто может нажить кучу денег в грядущей войне с Америкой за обладание морями»; но они, примерно, хотят сказать именно это, когда им случается петь: «Слава Богу на небе, а на земле все в порядке». Может, это так. Может быть, наши цивилизации погибнут и возвратят нас в первобытное состояние именно потому, что мы не предназначены быть цивилизованными животными и что падение империй представляет собой не катастрофу, а торжество здоровой жизни, блаженное пробуждение от лихорадочных снов. Если это так, то нам, по-видимому, скоро придется снова пережить такое торжество, и тогда мы – или во всяком случае горсточка оставшихся в живых – отдохнем от капитализма и коммунизма, пока лихорадка снова не охватит нас. Но я лично не поклонник Аркадии, и мне хотелось бы испробовать на время коммунизм, прежде чем отказаться от цивилизации, как явления патологического. Во всяком случае, он вряд ли может привести к худшим результатам, чем капитализм.

Послушай, ты, первый с конца! Радиообращение к