В огонь и в воду - Амеде Ашар

— Я заслужу ее, матушка, и добьюсь ея.

— Да услышитъ тебя Господь!

Она привлекла его къ сердцу и долго обнимала.

— Теперь, сынъ мой, помни также, что бываетъ и такое несчастье, котораго ничѣмъ не одолѣешь. Храбрость бываетъ иногда побѣждена, терпѣнье истощается, воля устаетъ; сколько бываетъ такихъ, что возвращаются съ битвы израненные, обезсиленные! Если и на твоемъ пути станутъ преграды неодолимыя, ну! у тебя останется еще Тестера. Окрестныя поля даютъ тысячи полторы ливровъ въ годъ. Есть, значитъ, крыша и кусокъ хлѣба для старика, пріютъ отъ холода и нищеты… Но прежде чѣмъ станешь искать здѣсь убѣжища, борись до конца и начинай двадцать разъ съизнова, пока будетъ у тебя хоть капля крови въ жилахъ, хоть капля жизни останется въ сердцѣ.

Когда Гуго всталъ, графиня увидѣла, по мужественному выраженію его лица, что сынъ понялъ ее.

— Ступай теперь, сказала она ему, и готовь все къ отъѣзду; разъ что нибудь рѣшивши, не надо откладывать.

Маркизъ де Сент-Эллисъ прежде всѣхъ узналъ объ этомъ рѣшеніи.

— Ну, молодецъ, сказалъ онъ графу Гуго, ты выбралъ себѣ хорошій путь! — мнѣ сдается, что и я скоро увижусь тамъ съ тобой; я думалъ было проучить принцессу, но чувствую самъ, что сердце бьетъ уже сдачу. Если только узнаю, что она въ Парижѣ…..мы скоро увидимся.

Онъ побѣжалъ къ графинѣ спросить, не можетъ-ли и онъ въ чемъ-нибудь облегчить Гуго въ предстоящей поѣздкѣ. Онъ толковалъ ужь, что беретъ на себя снарядить молодаго друга, какъ слѣдуетъ. Графиня остановила его:

— У Гуго не будетъ ничего лишняго, сказала она; у него есть отъ васъ же, маркизъ, испанскій конь и, сколько я слышала объ этомъ конѣ, на немъ онъ уѣдетъ далеко. Отъ герцога де Мирпуа у него есть Тестера, гдѣ онъ выросъ и научился постоянству и покорности судьбѣ. Отъ отца у него есть шпага. Другіе начинаютъ жизнь и съ меньшими еще средствами. Притомъ же вы знаете мои мысли о кое-какихъ вещахъ. Я не хочу, чтобы двери отворялись для Гуго чужими руками, а не его собственными; я хочу, чтобъ онъ умѣлъ отворить ихъ даже и силой. Здѣсь сформировался молодой человѣкъ, а тамъ, въ толпѣ, въ свалкѣ, сформируется настоящій графъ де Монтестрюкъ.

Черезъ нѣсколько дней послѣ этого разговора, солнце освѣтило день отъѣзда. Графиня де Монтестрюкъ встрѣтила сына въ той же самой молельнѣ. Глаза у нея были красные, но духъ твердъ. Она отдала сыну кошелекъ съ вышитымъ гербомъ и снятый со своего пальца перстень.

— Въ кошелькѣ, сказала она, сотня золотыхъ; это все, что у меня есть на лицо, и я думала объ тебѣ всякій разъ, какъ откладывала сюда день за день, сколько могла отъ ежедневнаго расхода… Этотъ перстень подарилъ мнѣ отецъ твой, графъ Гедеонъ де Монтестрюкъ, въ день нашей помолвки. Съ тѣхъ поръ я его ни разу не снимала. Тогда мнѣ было осьмнадцать лѣтъ, теперь я — старуха. Сколько горя перенесла я, сколько слезъ пролила съ того времени! Когда ты выберешь женщину, которая будетъ носить то же имя, что я ношу, надѣнь ей самъ этотъ перстень на палецъ.

Гуго стоялъ на колѣнахъ и цѣловалъ ей руки. Она не спускала съ него глазъ.

— Еще не все, продолжала она. Вотъ письмо за черной восковой печатью. Ты отдашь его по адрессу, но только въ такомъ случаѣ, если будешь въ крайней опасности или въ крайней нуждѣ. Если нѣтъ, то и не отдавай, не нужно.

Говоря это, она задыхалась; губы ея судорожно тряслись.

— Вы не сказали мнѣ имя того, кому назначено это письмо, матушка, а на конвертѣ оно не надписано.

— Оно надписано, дитя мое, на другомъ конвертѣ, подъ верхнимъ. Ты разорвешь верхній только въ крайней нуждѣ, когда дѣло будетъ касаться твоей жизни или твоей чести. Тогда, но только тогда, или прямо къ этому господину и онъ тебѣ поможетъ.

— Но если его ужь не будетъ въ живыхъ?

Графиня поблѣднѣла.

— Если онъ умеръ, тогда — положись на Бога… тогда сожги письмо.

Она положила руки на голову сына, все еще стоявшаго передъ ней на колѣнахъ, призвала на эту дорогую голову благословеніе свыше и, сдерживая слезы, открыла ему объятія. Онъ бросился къ ней на грудь и долго, долго она прижимала его къ сердцу, готовому разорваться на части.

Въ самую минуту отъѣзда, когда все ужь было готово, Агриппа подкрался къ своему воспитаннику и, отведя его въ сторону, сказалъ ему съ довольнымъ видомъ, не безъ лукавства:

— И я тоже хочу оставить вамъ память, графъ: это добыча, взятая у врага, и, легко можетъ случиться, что вы будете рады найдти у себя въ карманѣ лишнія деньги.

И старикъ протянулъ ему длинный кошелекъ, порядочно набитый.

— Это что такое? спросилъ Гуго, встряхивая кошелекъ на рукѣ и не безъ удовольствія слушая пріятный звонъ внутри его.

— Какъ же вы забыли, что я, по сущей справедливости и притомъ въ видахъ нравственныхъ, бралъ выкупъ съ мошенниковъ, которые пробовали ограбить нашъ сундукъ, гдѣ ничего не было?

— Какъ! эти опыты in anima vili, какъ ты говорилъ…

— Именно! и вотъ вамъ ихъ результатъ. Я бралъ подать съ мошенниковъ, употреблявшихъ во зло довѣріе старика, а честныхъ награждалъ подаркомъ. Вы можете убѣдиться, увы! что равновѣсія между зломъ и добромъ не существуетъ! Зло — и это служитъ предметомъ самыхъ печальныхъ моихъ размышленій — сильно перетягиваетъ. У васъ въ рукахъ теперь и доказательство: у меня вѣдь было кое-что на умѣ, когда я изучалъ по-своему человѣчество.

— А еслибъ ты ошибся, вѣдь ты бы раззорилъ насъ! сказалъ Гуго, смѣясь отъ души.

— Графъ, возразилъ старикъ, разсчитывать на безчестность и плутовство рода человѣческаго — все равно, что играть поддѣльными костями… совѣсть даже упрекаетъ меня, что я игралъ навѣрное.

— Я всегда думалъ, что г. Агриппа великій философъ, сказалъ, подойдя къ нимъ, Коклико, слышавшій весь разговоръ. Этотъ честно наполненный кошелекъ представляетъ то, что мы, честные люди, называемъ между собой грушей на случай жажды.

— А когда голодъ и жажда мучатъ постоянно… сказалъ Агриппа.

— То все и глотаешь, подхватилъ Коклико, опуская кошелекъ къ себѣ въ карманъ.

— Развѣ и ты тоже ѣдешь? спросилъ Гуго, притворяясь удивленнымъ.

— Графъ, я такой болванъ, что еслибъ вы бросили меня здѣсь, то я совсѣмъ бы пропалъ; ну, а въ Парижѣ, хоть я его вовсе и не знаю, я ни за что не пропаду.

И, дернувъ его за рукавъ, онъ указалъ на Кадура, который выводилъ изъ конюшни пару осѣдланныхъ лошадей.

— И онъ тоже ѣдетъ съ нами, прибавилъ онъ; значитъ, насъ будетъ трое рыскать по свѣту.

— Numero Deus impare gaudet (Богъ любитъ нечетъ), проворчалъ Агриппа, немного знакомый, какъ мы ужъ видѣли, съ латынью.

Черезъ четверть часа, трое всадниковъ потеряли изъ виду башню Тестеры.

— Въ галопъ! крикнулъ Гуго, чувствуя тяжесть на сердцѣ и не желая поддаться грустнымъ чувствамъ.