В огонь и в воду - Амеде Ашар

— Если онъ заберется сюда, подумала она, онъ живой не выйдетъ… И я сама…

Бѣдная Брискетта поблѣднѣла и вернулась домой, твердо рѣшившись снять съ графа его обѣщанье.

Между тѣмъ затѣя эта надѣлала шуму; разсказывалъ объ ней маркизъ, похвасталась и Брискетта своимъ пріятельницамъ, и слухъ быстро разошелся изъ города въ предмѣстья, а тамъ и въ окрестныя деревни, возбудивъ всеобщее любопытство. Всѣ хотѣли быть на этомъ представленіи и когда наступила Пасха, съ утра всѣ, кто только могъ двигаться въ городѣ и въ окрестностяхъ, пошли къ тому мѣсту, куда графъ де Монтестрюкъ поклялся явиться въ назначенный часъ и однакожь, какъ думали многіе, не явится.

День былъ праздничный и солнце блистало на безоблачномъ небѣ. Скоро на площади передъ соборомъ собралась несмѣтная толпа. Повременамъ поднимался сильный шумъ; охотники держали между собой пари. Каждый разъ, какъ показывался вдали верховой, эта масса народа волновалась, какъ море отъ вѣтра.

Дамы помѣстились на своихъ балконахъ, чтобъ видѣть, какъ пріѣдетъ Гуго.

— Если онъ пріѣдетъ, то онъ — просто сумасшедшій! говорили люди разсудительные.

— Нѣтъ, онъ влюбленъ, говорили другіе, и навѣрное пріѣдетъ.

— Давайте же дорогу! крикнулъ одинъ насмѣшникъ, расталкивая локтями толпу: сумасшествіе — вещь священная!

При первомъ ударѣ колокола въ полдень, всѣ головы обратились ко въѣзду на площадь. При двѣнадцатомъ — показался графъ де Монтестрюкъ на своемъ испанскомъ жеребцѣ, а за нимъ Коклико и Кадуръ. Хорошенькія дѣвушки чуть не захлопали. Маркизъ де Сент-Эллисъ, уже съ четверть часа постукивавшій ногой отъ нетерпѣнья, подъѣхалъ къ Гуго и обнялъ его; потомъ онъ сошелъ съ коня, чтобъ хорошенько осмотрѣть своими глазами, все-ли исправно: узда, удила, цѣпочка у мундштука, подпруга. Брискетга, едва удерживаясь отъ слезъ, раздвинула толпу и, положивъ ручку на шею Овсяной Соломенки, который билъ копытомъ отъ нетерпѣнья, сказала графу:

— Я была не права; останьтесь пожалуйста.

Гуго покачалъ головой. Брискетта поднялась на цыпочки и, схвативъ Гуго за руку, шепнула:

— Останьтесь, кто знаетъ! можетъ случиться, что окно отворится и само собой!

— Нѣтъ, Брискетта! что бы вы сами подумали о человѣкѣ, который принялъ бы милость, не заслуживъ ея?

— А если я васъ сама освобождаю отъ вашего обѣщанья? Если я вамъ скажу, что я умираю отъ страха… что у меня сердце разрывается на части?

— Я въ восторгѣ, милая Брискетта: это мнѣ доказываетъ, что я побѣдилъ сердце, прежде чѣмъ выигралъ пари, къ несчастью, разъ даннаго мною слова вы не въ силахъ мнѣ возвратить… Я далъ его самому себѣ и не хочу, чтобы весь этотъ собравшійся народъ имѣлъ право сказать когда-нибудь, что графъ де Монтестрюкъ отступилъ хоть одинъ шагъ назадъ.

Брискетта печально сняла руку и чувствуя, что слезы душатъ ее, спрятала личико въ мантилью.

Гуго оправился на сѣдлѣ и поѣхалъ къ большой Пустерлѣ, провожаемый цѣлой толпой народа, между тѣмъ какъ дамы махали ему платками на своихъ балконахъ.

Маркизъ де Сент-Эллисъ въ раздумьи ѣхалъ рядомъ съ нимъ.

Доѣхавъ до того мѣста, откуда надо было начать спускъ, Гуго остановился на минуту и взглянулъ внизъ на дно этого обрыва, будто вырубленнаго топоромъ великана между двумя рядами домовъ. Конь вытянулъ шею, поднялъ уши и фыркнулъ, взглянувъ тоже въ эту пропасть.

Фиговыя деревья, освѣщенныя солнцемъ, простирали тамъ и сямъ свои вѣтки съ блестящими листьями черезъ стѣны дворовъ и бросали двигающуюся тѣнь на бѣлые фасады сосѣднихъ домовъ. Раскрытыя окна были полны тѣсными кучами смотрящихъ внизъ головъ.

Маркизъ взглянулъ на Пустерлю черезъ голову своего коня, который сталъ надъ самымъ обрывомъ, какъ вкопанный.

— Гм! промычалъ онъ, эта прогулка могла бы считаться въ числѣ двѣнадцати подвиговъ Геркулеса!

И дотронувшись до руки Гуго, онъ спросилъ его:

— Ты твердо рѣшился? Подумай, что тутъ не ты будешь защищать свою жизнь: она зависитъ отъ коня — или даже отъ перваго камня, который попадется ему подъ ноги!

Вмѣсто отвѣта, Гуго поклонился толпѣ и тронулъ поводья. Жеребецъ перебралъ ногами, отступилъ назадъ и взвился на дыбы. Гуго далъ шпоры, онъ фыркнулъ и нерѣшительно ступилъ ногой на скользкіе камни спуска. Настало мертвое молчаніе. Теперь Гуго, еслибъ и захотѣлъ, ужь не могъ вернуться назадъ: негдѣ ужь было повернуть коня.

Такая же точно толпа, какая была наверху, собралась и внизу, на берегу рѣки. Сверху видѣнъ былъ только крупъ лошади, снизу — только грудь. Она какъ будто висѣла на воздухѣ. Каждый шагъ, который она пробовала сдѣлать внизъ по обрыву, заставлялъ всѣхъ невольно вздрагивать. Она подвигалась медленно, со страхомъ, выставивъ уши впередъ, раздувши красныя ноздри; копыта ощупывали осторожно малѣйшія щели между голышами, прежде чѣмъ ступить ногой. Иногда всѣ четыре подковы скользили разомъ, конь садился назадъ и ползъ внизъ по кручѣ. На половинѣ спуска нога попала на камень; конь споткнулся и ужь всѣмъ казалось, что человѣкъ съ лошадью вотъ вотъ оборвутся въ страшную пропасть. Раздался общій крикъ ужаса, но жеребецъ сдѣлалъ скачокъ и сталъ твердо.

— Ахъ! какъ страшно! вскричалъ Коклико. Я ужь думалъ, что все кончено!

— Не было написано въ книгѣ судебъ, сказалъ Кадуръ. Маркизъ просто не дышалъ. Онъ впился глазами въ Гуго и слѣдилъ за малѣйшимъ его движеніемъ; ловкость его, хладнокровіе, смѣлость были по истинѣ изумительны.

— И подумаешь, что я чуть-чуть не раскроилъ голову этому молодцу! шепталъ онъ; хорошо, что я былъ тогда такъ неловокъ!

Передъ Гуго и Овсяной Соломенкой оставалось внизъ какихъ-нибудь десять шаговъ. Гуго смѣло далъ шпоры коню и однимъ скачкомъ, собравъ ноги, жеребецъ спрыгнулъ на гладкую и ровную землю. Раздались восклицанія и въ одну минуту всѣ платки и всѣ шляпы полетѣли вверхъ. Маркизъ, отирая слезы, бросился впередъ и упалъ въ объятія Гуго.

— Уфъ! сказалъ онъ, довольно и одного разу; больше ужь не надо.

Гуго не слушалъ его и глазами искалъ во всѣ стороны.

— Ахъ! да, Брискетта! вспомнилъ и маркизъ. Смотри, вотъ она!

И рукой онъ указалъ на Брискетту, блѣдную, уничтоженную, опустившуюся у подножія стараго креста. Цѣлая стѣна зрителей отдѣляла ихъ другъ отъ друга. Взрывъ восклицаній поразилъ бѣдную дѣвушку и, объятая ужасомъ, думая, что случилось несчастіе, она вскочила на ноги, увидѣла Гуго, вскрикнула, улыбнулась и, шатаясь, прислонилась опять къ кресту. Гуго хотѣлъ броситься къ ней, но она поспѣшно опустила вуаль на лицо и исчезла въ толпѣ, какъ куропатка во ржи.

X

Добрый путь

Жизнь Брискетты была весела, какъ пѣсенка, сердце — свѣтло и легко, какъ текучая вода. Гуго обожалъ ее, Брискетта тоже его любила, но между обоими ними была замѣтная разница. Однакоже дѣвушка вполнѣ отдавалась очарованію любви, съ помощью впрочемъ веселаго мая мѣсяца, и если Гуго не уставалъ скакать между Тестерой и Вербовой улицей, то и она также не уставала дожидаться его у себя на балконѣ. Агриппа только потиралъ себѣ руки.