Уранотипия - Владимир Сергеевич Березин

Орлов ехал по каменистой дороге, и верблюд его был давно мёртв. Он знал об этом, но что ж слезать с верблюда, пока он тебя везёт.

Впереди обнаружилась чёрная точка, фигурка приближалась, и вскоре он понял, что путник идёт ему навстречу.

Когда они поравнялись, то завязался разговор.

После обязательных приветствий странник сказал, что идёт с запада, со стороны заката. Там есть много чудес, и мёртвые люди, похороненные в песке, не гниют, а сохнут, превращаясь в камень.

Ещё он рассказывал о городе, который видел в песках посреди пустыни.

Верблюд, будто выслушав совет встречного путника, двинулся вперёд, и не кончился день, как Орлов увидел посреди ровной плоскости странный предмет. Это была ступня и часть ноги гигантской статуи – всё то, что от неё уцелело.

Постамент был почти занесён песком, но прошедшие века сохранили надпись на нём. Орлов поразился тому, что он может понимать смысл этих странных значков на камне. Будто гордый голос говорил ему в ухо:

– Я – царь царей Озимандий. Взгляни, о путник, на великую мою страну, на город, что окружает тебя, на плоды трудов моих и преклонись перед ними.

Орлов посмотрел вокруг. Ветер пел в песке, и не было вокруг ничего: ни руин, ни остова жилья. Не было и дорог, поэтому Орлов снял с верблюда поклажу и расстелил одеяло рядом с каменной ногой Озимандия.

Ночь стекла с неба холодом, и Орлова стал бить озноб.

Вдруг город сгустился вокруг него, как сгущается хамсин вокруг каравана. Город возникал повсюду одновременно – со всеми своими улицами и домами. Тысячи людей сновали вокруг него: рабы несли паланкин вельможи, мулы тащили поклажу, вопили торговцы на рынке, и от их крика закладывало уши.

Звёзды равнодушно смотрели на это превращение. Они просвечивали сквозь тело мёртвого верблюда, и Орлов не удивлялся этому.

Он лежал, кутаясь в одеяло, потому что в пустыне днём жарко, а ночью холодно так, что стынет кровь.

Город струился мимо него, и люди, проходя, оставляли в пространстве след, будто песок сдувало ночным ветром с их тел.

Орлов видел этот город весь, будто парил над ним в вышине. Он легко бы мог нарисовать его план и план каждой из его построек, и вот, боясь, что это знание забудется, расстегнул ремни на поклаже и достал чертёжные приспособления. Город выходил круглым, как идеальные города, придуманные иностранцами, улицы прорезали его, сходясь под прямыми углами, а в центре, у огромного храма, стоял каменный царь царей и начальник всех воинов великий государь Озимандий, только не было у него ноги по колено, той ноги, которая осталась в будущем.

После того как последний дом был нарисован, Орлов стал изображать на своём плане людей, но они разбегались в стороны. Лошади норовили вывернуться из-под карандаша, да так и скакали недоделанными – на трёх, а то и на двух ногах.

Царь царей Озимандий печально сказал:

– Это плохой знак, – видите, как он движет пальцами.

Орлов хотел обидеться, но на мёртвых царей не обижаются, пусть даже на чужих. Сбоку от Озимандия возникла его жена. Они обменивались фразами на странном языке, и Орлов вдруг понял, что они говорят по-еврейски. Он заглянул им в глаза, чтобы лучше понять эту речь, ведь часто глаза помогают словам, и понял, что лежит в полутёмной комнате постоялого двора.

Рядом с постелью стоял старик с чёрной бородой и женщина, лица которой не было видно.

Они заметили, что больной смотрит на них, и переглянулись.

Старик заговорил с ним по-французски, но Орлов слышал его голос, будто через вату, набившуюся в уши. Впрочем, он назвал своё имя и спросил, что за день теперь. Он сразу же устал, напрягшись в тщетной попытке вспомнить, когда он тут остановился, соотнести это с сегодняшним числом, вычесть одно из другого, и сразу же закрыл глаза.

Тут ему показалось, что бородатый перешёл на русский и что-то его спрашивает.

«Я русский офицер и дворянин», – ответил он фразой из какой-то книги. Ему что-то сказали, объясняя, что с ним, но он уже этого не слышал.

Ночью ему давали пить, и на этот раз голову его держала женская рука, от которой вновь пахло мёдом.

Утром его сознание прояснилось, и он увидел рядом с собой чернобородого старика.

– Меня зовут Соломон, – произнёс старик по-русски. – Я жил в вашей стране и помню русскую речь.

Голос его был скрипуч – так мог бы разговаривать мудрый ворон из сказки. «Соломон, – подумал Орлов, – он тоже был царь». Но спрашивать царя о чём-либо ему не хотелось.

– Вы умираете, – сказал царь Соломон. – Вас может спасти только чудо.

Орлов молчал, соглашаясь.

– Молитесь своему Богу, а госпожа уже молилась за вас нашему. Благодарите её, она послала за мной, а я привёз снадобье.

На столе Орлов увидел сосуд с золотым ободком.

– Что это? – едва слышно прошелестел вопрос.

– Едва ли вы захотите услышать ответ на этот вопрос.

Молчание сгустилось в воздухе и стало отрицательным ответом.

– Это тень египетского царя, часть фараона, что издавна считается у нас лекарством.

Орлов вспомнил медового человека, что приходил к нему на ночной дороге, и помотал головой.

– Вам не нравится. – Соломон был невозмутим. – Но это вопрос веры. Для вас нет чистого и нечистого – есть полезное и нет. У нас спорили о том, может ли коэн торговать мумией, а значит, даже коэны торговали ими. Одни вылечивались, другие – нет, но отчего же не попробовать.

Китайцы, что приходили к нам с востока, тоже торговали мумиями, но извлечены они были из нечистот, что делают птицы и звери, а не произошли от людских тел. У вас всегда есть выбор, но если бы вы знали, сколько заплатила госпожа за ваше лекарство, то не сомневались бы.

Орлов знаком показал, что не будет есть мертвеца. Про себя он задумался: на войне он убивал людей. Впрочем, он убивал их и без войны. Как-то разбойник-турок пытался остановить его лошадь, и Орлов, не раздумывая, выстрелил ему в лицо. В другой раз его пытались убить в корчме. Он подозревал англичан, что наняли убийц для этого дела, – и зарезал всех троих, чтобы не было свидетелей. До сих пор Орлов помнил, как кровь булькала в горле последнего из напавших. Нет, в нём не было избыточной веры или сентиментальности. Афанасий Никитин, купец-странник, оставивший русскому миру историю своего путешествия на юг, судя по всему, принял там ислам, но это не помешало ему остаться героем среди