Уранотипия - Владимир Сергеевич Березин

Потом он пошуршал бумагой и сделал выписку из одной русской книги:

«…Какое-то беспокойное, будто тоскливое, чувство овладевает душой, когда представишь себе эти неоглядные, безбрежные пустыни Сирии, Вавилонии и пр., на которых давно уже замолк всякий шум, остановилось всякое живое движение живой исторической жизни. А было время, когда и на этих пустынях раздавался этот исторический шум, горела эта живая историческая жизнь; когда необъятные города, полные народа, жили живыми интересами, многолюдные караваны шли с товарами издалека – из Финикии, Индии, Аравии, Египта, двигались бесчисленные нестройные массы войск во главе с каким-нибудь Небукаднецаром и Рамзесом, часто одним разрушительным набегом стиравшие с лица земли многолюдные города. Было время, когда и над этими пустынями носился оживляющий дух человечества. Но несколько губительных нашествий диких орд да тихое, незаметное действие исторической проходимости заглушили прежний живой шум, остановили прежнее живое движение; всемирно-историческая драма этих пустынь кончилась, и они теперь молчат, будто отдыхают от прежних волнений. А между тем историческая возня и движение перешли на другую почву, еще не истощённую жизнью, в другие страны, которые прежде, в пору разгара жизни этих пустынь, были так же безмолвны и не тронуты хлопотливой рукой человека, как теперь эти пустыни. Восстанут ли эти пустыни когда-нибудь опять к своей прежней жизни, которая звучит теперь в смутных сказаниях, восстанут ли, собравшись с новыми силами, и не погаснет ли опять живая жизнь в странах, где теперь так ярко горит она, чтобы, в свою очередь, погрузиться в вековой сон от вековых трудов и волнений?..»

Тут вдруг к нему прилетело странное воспоминание. На днях Максим Никифорович зачем-то спросил его о слонах. Спутника интересовало, отчего слон называется на Руси так или иначе, скажем – елефантом.

Львов вспомнил, как Витковский говорил, что славянское «слон» очень похоже на тюркское arslan – «лев». Но он сразу перешёл в поэтическое состояние и сообщил, что в том зверинце, что завёл себе Иоанн Грозный, слоны содержались вместе со львами. Но и в украинский язык «слон» пришёл из Польши, а значит, от католиков. Там, на Западе, слонов видели чаще, чем русских, а единственным местом, где слоны были приставлены к досмотру, был зверинец в Константинополе, куда они попали ещё во времена Юстиниана. Пал Второй Рим, возник город, который назывался просто Город, а по-турецки – Стамбул, а слоны всё жили и там. Правда, не те же самые. Слона подарили как-то Карлу Великому. Славянам слонов долго не дарили – из-за их малой значимости: не слонов, конечно, а славянских князей. Но они могли видеть слонов всё в том же Стамбуле, приехав, впрочем, по делам торговым, а не за этим.

Учёным людям оставались слова из рукописи «егда хощетъ спати дубѣ ся въслонивъ спитъ». А «елефанта» в Европу принесли греки, взяв его у финикийцев.

– Мне рассказывали, – закончил Львов, – что у нас, на Севере, слоном зовут лося. Не знаю, впрочем, правда ли это. Но отчего вы, Максим Никифорович, меня об этом спрашиваете?

– Да так-с, досужий вопрос. Но кажется мне, что слон у нас есть символ Востока, который у нас, как говорится, как корове седло. Слон у нас слоняется, послоняется – и пропадёт. В трёх соснах заблудится, в снегу увязнет, а по весне найдут.

Всё это время капитан Орлов спал, а во сне к нему явилась другая жизнь и другие страсти, далёкие от службы.

Во сне он вспоминал то, как недавно умер.

XIII

(кукла с человеческим лицом)

Как скоро стол окончился, то гости все разъехались, а королевна пошла раздеваться в спальню, где уже приготовлена была кукла.

Сказка о Бархате-королевиче и Василисе Премудрой

– Эй, господин, – помахали ему, видя, что иностранец стоит на солнцепёке, – заходи скорей.

И шотландец шагнул в лавку, будто в колодец, – так высок был порог. Несмотря на то что этот шаг он делал сотни раз, он и сейчас постарался сделать его медленно, чтобы не споткнуться. В лавке оказалось прохладно, даже холодно, несмотря на уличный зной. И всё из-за этой глубины.

Хозяин продолжал звать его «англичанин», несмотря на то что гость старательно отучал его. Он не был англичанином.

Предки его, шотландцы, помнили своё родство на пять веков вглубь, глубже, чем дно этой сирийской лавки, под которой наверняка есть древние камни от другой лавки, принадлежавшей прадеду хозяина, а под той находится предыдущая.

Клан служил английскому королю тоже несколько веков. Клан служил королю, даже когда якобиты пошли войной на короля и когда Анну-бунтовщицу везли сквозь поле, покрытое телами шотландских мятежников. Джон Макинтош был на этой службе и тогда, когда скакал на сером коне по полю Ватерлоо, и будет служить королю сейчас, когда пройдёт в неприметное помещение за лавкой, крохотную комнатку, в которой он встречался со своими агентами. Потом ему дадут пенсию, и он умрёт в своём замке, больше похожем на горную хижину.

Юркий человек, торговец с базара, уже ждал его там. Он принялся рассказывать об уехавших и приехавших, а особое внимание уделил французу и русским, что прибыли накануне.

Этого француза Макинтош давно знал, а вот русские слыли тут редкими гостями.

Впрочем, не так давно он видел тут одного русского, старика, отправившегося в паломничество. На хитрого шотландца он произвёл странное впечатление: тот русский был паломником необычным. Необычный паломник всё время записывал что-то в книжечку и смотрел по сторонам так, будто взглядом хотел проверить прочность камней в старых крепостных стенах.

Шотландец свёл с ним знакомство, представившись учёным, но, кажется, не обманул старика. Когда они сидели в ночной кофейне, тот курил, а русские паломники так не делали.

Но самое главное, у русского оказалась деревянная нога, как у настоящего пирата. Ещё меньше Макинтошу понравилась откровенность паломника. Много и откровенно говорят либо глупцы, либо те, кто хочет что-то скрыть. Вот чего русский не скрывал, так того, что он воевал с Наполеоном. Тогда шотландец рассказал ему, как пошёл в серые драгуны и как начал учить арабский из-за того, что после знаменитой битвы был прикован к постели и полгода пялился в балки потолка.

– Друг мой, – сказал русский, – это пустяки. Крепок дух, а не кости, надо будет, вы запрыгаете и на деревянных ногах.

Сам он действительно прыгал довольно ловко и неутомимо, но как-то сломал свой протез и тоже попал в комнатку за старой лавкой. Русский ждал, когда ему сделают новый, а при расплате оказался щедр, но иной благодарности Макинтош не увидел.