Сами с усами - Виктор Михайлович Бобылев

class="p1">И, взрослый человек, Михаил Александрович почувствовал себя мальчишкой, молодцом-храбрецом. Но немного погодя спустился он на грешную землю, посерьезнел и стал описанные в дневнике события оценивать с позиций своего немолодого уже возраста.

Он думал: «Поют, улыбаются? Хм… Не очень сытно жилось, одевались так себе, а веселились. Ни о зарплатах, ни о должностях не думалось… Вспоминаю, с каким огромным трудом горком комсомола создавал молодежный драматический театр. Все спектакли — полный аншлаг, а как понадобились постоянное помещение да реквизит, тут даже самые солидные организации подняли руки: «Незаконнорожденный — нельзя, не можем помочь!..»

Постой-ка, вот как раз об этом и в дневнике: «Кончились наши хождения по мукам. Наконец, городской отдел культуры взял тетр на свой баланс, выделил деньги на аренду помещения, на строительство Дома молодежи с большим смотровым залом…» — Михаил Александрович недоуменно поднял брови. — Как, разве?.. Да, да, припоминаю, именно так и было, но сколько крови пришлось испортить, сколько времени ухлопать — на ЭВМ не подсчитать!

Может, именно поэтому нервишки у меня шалят, давление высокое?.. Не ходил бы ты, Михаил, во солдаты в молодости, глядишь, имел бы теперь вполне нормальное здоровье. Так нет же — в каждой дырке затычка…» — Учитель, гордясь за того, молодого Михаила, надул одну щеку и пробарабанил пальцами какой-то бравурный мотив: бу-бу-бу!..

Он читал: «Вчера вернулся со слета дружинников. Много нового привез в смысле организации рейдов. По пути заинтересовался работой вагона-ресторана…» Тоже мне, исследователь, фыркнул Михаил Александрович. — «В одном вагоне все: и кухня, и обеденный зал, и буфет, и склад. В меню — суп картофельный, котлеты с вермишелью и компот. Стал возмущаться, а мне говорят: «Снабжают плохо. Готовить, считай, негде — на кухне одному повару не развернуться, а готовим человек на 700—800 каждые сутки».

Это непорядок, надо что-то предпринять…

Михаил Александрович рассыпал задорный смешок:

— Вот ведь как!.. Без него, видите, больше некому было вагонами-ресторанами заниматься. Предприниматель, ха!..

Он дочитал последнюю страницу, встал и пошел к шкафу, чтобы положить дневник на старое место. Но вдруг остановился, как громом пораженный: «Да когда же я лучше-то был — раньше или теперь, а?!»

Учитель машинально спрятал дневник, поднял и поставил на полку упавшие книги, подошел к окну. Порывы ветра прижимали сухие вьюнки к стеклу, и раздавался все тот же скрип, под который с тоской думалось о прошлом…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сергей после неприятного разговора с Михаилом Александровичем шел на работу и, психуя, рассуждал про себя: «Учитель, мамочки мои, нашелся, умник, тоже мне! Поразмысли над жизнью… Размышлял один разок, век не забуду…»

А было это так.

Услышал Сергей от кого-то, что не надо особенно торопиться в жизни, лететь сломя голову (она, голова-то, одна; это собственноручное наблюдение Сергея), а нужно основательно обдумывать то, что делаешь, обдумывать наедине с самим собой, в тиши, так сказать.

И решил Сергей в один из дней не идти на работу. Решил крепко задуматься над… над этим… над житьем-бытьем, решил поразмыслить, и не только, между прочим, над своим, а над всеобщим: как оно идет и к чему приходит.

Именно по этой самой причине, что собрался Сергей серьезно подумать, не вышел он с утра на работу, даже ничего не стал изобретать, чтобы начальству очки втереть по поводу прогула, не побежал как иные некоторые за угол к телефону-автомату врать с еле заметным, но довольно выразительным страданием в голосе: загрипповал, мол, температура и все прочее в том же духе. Очень несерьезный разговор, да самый раз к тому, чтобы выпить с утра кружку-другую пива — тоже делов-то.

А серьезное дело и начинать следует серьезно. Сергей прилег на покрытую пледом в черную и красную клетку тахту, подоткнул кулаком подушку поудобнее и приготовился думать.

Тишина в углах комнаты насторожилась, видать, собралась внимать Сергеевым мыслям. Он закрыл глаза, полежал минутку-другую и куда-то провалился, в черную, какую-то очень глубокую яму. Даже от страха вздрогнул, когда падал, и прекрасно, что вздрогнул, иначе бы и не проснулся, придавил бы несколько сот минут, а в данной обстановке это совершенно ни к чему — спать, когда надо думать о жизни.

Сергей решил не закрывать глаза, напрягся, сморщил лоб, даже губу до боли прикусил…

Не думалось, и все тут!

Когда раз да другой помянул он не тихим словом того, кто советовал не спешить, когда думаешь, показалось: что-то мешает, как иногда не дает сосредоточиться надоедливое жужжание залетевшей в комнату мухи. Он прислушался и услышал отчетливое «тик-так, тик-так, тик-так…»

Часы? Неужели старый будильник ожил?..

Сергей поднялся, заглянул в ящичек под зеркалом, взял будильник и поднес к уху: механизм был мертв. Однако похожий на тиканье часов звук прочно поселился в комнате, он жил где-то совсем рядом, возле зеркала. Недоумевая, Сергей поднял со столика трюмо свои наручные часы, и звук тотчас замер; он положил часы, и тут же отчетливо раздалось: тик-так, тик-так, тик-так…

Оказалось, что еле слышные удары маленького маятника передавались основанию зеркала, и сухое дерево, резонируя, усиливало звук. Сделав это открытие, Сергей довольно засвистел, но тут же оборвал свист: денег не будет, есть такая примета. Вспомнив, зачем он дома в рабочее время, Сергей опять прилег на тахту с газетой в руках и с озабоченным лицом, почему-то считая, что о серьезных делах надо думать в положении лежа.

Мыслитель повертел перед глазами газету и наткнулся на такое объявление: «10 октября, в 7 часов вечера, в троллейбусе № 11 потерялся портфель из коричневой кожи. В нем находились документы и деньги. Нашедшего просим вернуть по адресу…»

Когда Сергей первый раз прочитал напечатанное маленькими буковками где-то в уголке газетной страницы объявление, он как будто ничего не понял и даже хохотнул с недоумением. Но вот смысл объявления вполне уложился в сознании, и тут же Сергей от души посмеялся над дураком, который потерял кожаный портфель с деньгами, а теперь просит вернуть. Он еще раз глянул на адрес… Адресок-то вот он, собраться да дать телеграмму: «Привет ослу тчк Сережа тчк».

Хорошо посмеявшись, от чего на душе стало легко, Сергей подумал так: если этот с кожаным портфелем совсем ума лишился, то куда смотрят редактора? Они-то, ясное дело, с образованием люди, в очках, они куда смотрят, а?.. Ответа на этот вопрос он не нашел, потому что в своей квартире Сергей был один-одинешенек.

Но если бы в следующую минуту после того, как вопрос был задан, Сергея кто-нибудь увидел, то он бы сразу заключил: человек сошел с ума.

Сергей взбрыкивал ногами, прыгал на локтях по тахте, завывал диким