Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

в школьную столовку, чтобы сдобную булочку себе на перекус купить. Я подкараулил девку в темном коридоре и, толкнув плечом, развернул к себе лицом и телом бешеную к стене спиной прижал. Она не поняла, кто это был. Пищала мышью и умоляюще просила, чтобы не трогал ее деньги, потом звала свою подругу, которая нравилась моему другу. Но никто тщедушной не пришел на помощь — время-место было выбрано заранее, а план нападения продуман и в реальность осуществлен почти профессионалом. Так вот, пока Ния мычала и умоляла, я запустил руку ей под юбку, нащупал край трусов, плотно облегающий ее худые ножки и, оттянув эластичный материл больно шлепнул тканью по детской ляжке. Смирнова пискнула, а потом заверещала:

«Я все папе расскажу!».

Подействовало, словно открестило. Я шарахнулся от истеричной в сторону и убрался с поля ее видимости и маршрута передвижения, но все-таки из-за угла следил, как сучка поправила свое форменное короткое платье, запустив в задницу пальцы, вытащила забившиеся в щелочку трусы и, всхлипывая, поковыляла с тем же выражением лица к раздаточному окну в столовке.

Я безнаказанно инкогнито лапал Тузика в средней школе, а потом подглядывал за ней и ее глупыми подружками в девчачьей раздевалке. Как обыкновенному пацану в крайне непростой период пубертата мне было интересно все, что касалось девок из параллельного класса. Я не гнушался любой возможностью, которая мне предоставлялась. Носил мерзавок на своих плечах, склонив голову и отставив шею, погружая выступающие от такого положения позвонки в промежность юных дам, терся и прислонялся к развивающимся в физическом плане школьницам, искал у некоторых ласку, старался нравиться девчонкам, когда собачьим взглядом заглядывал к ним в лица, выискивая поддержку или симпатию, на крайняк. А вместо этого получал затрещины, пинки, визжание и крик:

«Вылечи чирьи, прыщавый гик!».

Как время быстро пролетело! Вот и мерзкая Антония сейчас лежит в моей кровати и умоляет гнусного «Петю Велихова» о наслаждении. А если бы не противная причина, смог бы я ублажить младшую Смирнову собой? Пару раз — возможно. В шавке ничего особенного, кроме ее неподдающегося характера. Это, между прочим, на крайне изощренного любителя.

«Цыц!» — квакаю на плотское давно согласный член. — «Привяжу! А ну-ка быстро в будку, спать, кому сказал!» — про себя смеюсь и угрожаю настроенному, как ударный музыкальный инструмент, стояку.

— Не насмотрелся? — шипит, твою мать, совсем не спящая и желающая секса дама. — Долго еще ждать, пока ты на что-то дельное сподобишься? Как женщина в душе плескаешься. Полчаса, серьезно?

— Я думал, что ты уже спишь, а ты настроилась на жаркую ночь, милая? — обхожу изножье и направляюсь к своей половине кровати. — Резинок нет, Антония. Согласна? Я вытащу, если не забуду и успею. Ты хороша в постели? Как предпочитаешь? Покричишь для меня?

— Ага-ага, на все согласная, горячая, взведенная и ожидающая секса без защиты. Мне твои головастики на фиг не нужны. Значит, без проникновения, Петруччио. Достаточно по звуку? Ты услышал?

— Уже сдаешь назад, Ния? Даже не попробовала. А так бравировала и насилием мне угрожала, — упираюсь коленом в матрас, поднимаю одеяло и рассматриваю женский тыл — узкую спину, позвоночную выемку, две тазовые дырочки и прозрачные в какую-то мелкую сетку белоснежные трусы, через почти отсутствующую ткань которых я вижу две шарообразные, но маленькие, вернее, аккуратные и пропорциональные половинки Тонькиного смуглого зада. — Где штаны, Смирнова?

— Жарко, — дергает одеяло на себя.

— Ну и не обессудь, если я глубокой ночью твою хилую броню своим копьем пробью.

— Не надорвись, любимый! — прыскает и дергает плечами. — Ты забираешься или так и будешь стоять, герой-любовник? — вполоборота задает вопрос.

Как прикажешь, госпожа… Пиздец! Я с Антонией Смирновой в одну кровать иду.

— Обнять можно? — своим положением повторяю женскую фигуру.

— Не наглей, Буратино.

— А как же мы бы трахались, Ния?

— Обнимай уже, — ерзает и подкатывает ко мне спиной. — Ты одет, что ли? — Ния отводит руку и прикасается к моим штанам, пропускает через пальцы ткань и со вздохом отпускает. — Стесняешься своего тела, пан спортсмен?

— Достану быстро, успокойся.

— Хорош пугать!

— Ближе не желаешь подобраться? — носом прикасаюсь к ее затылку. — Иди ко мне, женщина-вамп, чтобы я мог…

— Поменьше текста, Петруччио, — Смирнова наконец-то упирается спиной мне в грудь, живот, а задницей компактно паркуется в мой пах. — Ты… — шепчет и тут же дергается, пытаясь отвернуть назад.

Перехватываю рукой, зацепив ее под грудью, как экскаваторным ковшом, держу в нужном положении и не отпускаю.

— В чем твоя задумка, Тузик? Быстро, как своему отцу.

— Нашел сравнение! Ах, тяжело, — жопой упирается, и сама насаживается на член, который, к сожалению для меня и к счастью для Смирновой, штанами от безобразия сокрыт. Но это не мешает парню сообщать о своем присутствии, бессоннице и полной боевой готовности.

— Потерпишь, — дергаю одеяло, утыкаю голую бесстыдницу со всех возможных сторон, подтягиваю край ей под нос и, сцепив зубы, губами прикасаясь к женским волосам, рычу. — Слушаю внимательно!

— Я спать хочу.

— Завтра отоспишься. Итак?

— Хочу здесь жить, Велихов.

— Не вижу выгоды лично для тебя. Ты отдала мне место продавца, затем приперлась сюда, чтобы ублажить будущего подчиненного. Кстати, я с начальницей не сплю — для справки и уразумения. У? — сжимаю ее тело, пытаясь выдавить из душонки крик или подобие понятия того, о чем я не просто намекаю, а прямо говорю.

— Устала с предками ютиться.

— Я найду тебе квартиру, Ния. Но тут, — прикусываю мочку уха, затем облизываю мелкую сережку и перегибаюсь через Тоню, — ты жить не будешь. Сейчас я у меня не тот настрой, а твое, конечно, счастье. Но в следующий раз я не сдержусь и возьму тебя так, как посчитаю нужным. Ты даже пикнуть не успеешь, как будешь…

— Это меч? — обрывает, грубо перебивая меня.

— Что? — обращаю взгляд туда, куда она из-под моего подбородка башкой кивает.

— Выглядит, как зубочистка.

— Это спортивная рапира.

— Строишь из себя средневекового принца? — не вижу, но чувствую и даже знаю, что стерва ухмыляется. Издевается и переводит стрелки на меня.

— Ты поняла, что я сказал, Тоник? — присматриваюсь к