Новый Мир ( № 1 2012) - Новый Мир Новый Мир

Азер, видя мое потрясение, не скрывая удовольствия, прыгал с камня на камень. Но он не знал, что пожар в моей груди запылал не на шутку.

— Слушай, — сказал я, когда мы наконец облазали весь бугор. — А теперь давай на тот берег.

— Зачем?

— Ну как? Мы что, сюда ехали для того, чтобы покрутиться в двадцати метрах от стоянки?

Азер промолчал и с грустью посмотрел на свои тонкие ботинки.

Судя по «причесанной», вытянутой в одном направлении сухой траве, долина еще неделю назад была целиком залита паводком, да и сейчас на той стороне было мокровато.

— Пойдешь верхом, по дороге, ничего с тобой не будет…

— Ладно, — сказал он. — Разберемся. Только прыгай ты первый.

Речка, которую предстояло перепрыгнуть, летом пересыхает так, что в ее русле не остается ни капли воды. В это трудно было поверить, потому что вода перла с таким напором, что временами вскипала пеной. Из глубины долины, из-под желтой стены, из изумительной, волшебной тишины, в которой уши человека, как уши зверя, слышат каждый дальний звук, долетали тихие всплески — так бывает, когда вода подмывает берег. Где-то сбоку, как водяная свистулька, пробулькнула и перелетела с места на место какая-то птичка. Ей отозвалась другая… О, как я хотел подальше уйти в этот волшебный мир!

Я выбрал островок посреди потока, прыгнул на него и вторым прыжком перескочил на тот берег. Не знаю, как прыгал Азер, но когда я выбрался, он уже стоял рядом.

— Хорошо ты прыгнул, там как раз норы этих змей… Забыл, как по-русски они называются… Наверно, не проснулись еще…

Я видел норы, но принял их за мышиные.

Ну а дальше мы пошли… Не знаю, как рассказать об этом: постепенно Джингирдаг своим зубцом скрыл от нас автомобиль, и мы очутились в диком просторе… Никогда ни один город не способен принести мне столько радости, сколько приносит это ощущение отъединенности от цивилизации и долгожданной встречи с Землей, с ее стихиями… Разумеется, я делал вид, что разыскиваю петроглифы и фотографирую их. При этом мы отыскали несколько поистине странных изображений человечков, отдаленно похожих на астронавтов. Небесный олень с раскидистыми рогами открылся нам. Один камень целиком был отдан древним Венерам. Но если бы меня тогда спросили, что в самом деле больше всего привлекает меня, я бы ответил: эти всплески под желтой стеной. Я должен туда дойти и увидеть, как это совершается. Просто сидеть и просто смотреть:  в покое мира, предшествующем тревожной человеческой мысли.

Вы спросите — на что?

Я объясню.

Всего на несколько дней в году — ну, например, на двадцать из трехсот шестидесяти пяти — вода приходит сюда, чтобы усовершенствовать свое творение. Она создала эту страну: страну балок и холмов, протачивая глубокие долины, огранивая зеленоватый зубец Джингирдага и делая дальние холмы похожими на спины утопающих в синем тумане китов. Миллионы лет, с тех пор как дно древнего моря Тетис поднялось и стало берегом моря Каспийского, вода, которая приходит на двадцать дней в году, как великий художник, пробует снова и снова. Господь неустанно творит Землю. И на это я хотел посмотреть.

Когда я добрался до желтой стены, кроссовки были насквозь мокрыми.

Наш берег тут был очень низок и до сих пор подтоплен, зато в другой — собственно в эту желтую глиняную стену — река била со всей своей мощью, желая смести ее и разрушить, но добиваясь каждую весну только того, что в реку оседало несколько подмытых пластов берега, а желтая глиняная стена все больше напоминала гигантский полукруглый амфитеатр. Каждый раз, когда кусок глины оседал в воду, раздавался негромкий всплеск. Ни сфотографировать это, ни рассказать об этом процессе каким-то иным, более занятным образом, чем тут изложено, я бы не смог. И все же я был абсолютно счастлив.

Чавкая кроссовками, я выбрался к Азеру и выжал свои носки.

— Ну что, обратно? — с надеждой спросил он.

Но я еще не исчерпал вдохновения, которое вдохнул в меня этот простор.

— Знаешь, — сказал я, — дойдем до конца горы. Там есть еще бугор, посмотрим и его.

— Ну ладно, — сказал Азер. — Только потом возвращаемся. У меня там кофе есть, бутерброды…

Потом мы еще раз перепрыгнули ту же реку, чтобы не следовать ее извивистому течению. Справа стал виден вулкан Турагай, слева — Кягниздаг. До подошвы того и другого оставалось еще километра три.

Простор с каждым новым шагом всасывал меня, я ничего не мог с собой поделать. Не знаю, как это объяснить: вокруг не было ничего такого, ничего подчеркнуто красивого. Просто земля без малейшего следа человеческого присутствия: ни окурка, ни бутылки из-под кока-колы, ни горелой спички наконец… Как давно и безвозвратно я был лишен этого в Москве! Я стосковался, я опивался пространством и пьянел до тех пор, пока ломота в горле наконец не вернула меня к действительности. Я остановился. На том берегу открылась еще одна долина: по ней бродили маленькие коровы и, находя молодые побеги растущей пучками травы, щипали ее черными, сильными, как руки, губами. Под ногами по-прежнему хлюпала вода.

Дальше идти не имело смысла.

К тому же — ни лучика солнца не проглядывало с небес. Дождь мелко просеивался сквозь небесное сито, не оставляя нам шансов увидеть этот ландшафт во всем богатстве его сдержанной полутоновой палитры.

На Азера жалко было смотреть: его изящные ботиночки промокли насквозь. Впрочем, как и мои кроссовки. Теперь бы не время было заболеть: завтра нам еще надо осмотреть главную часть заповедника на горе Беюк-даш.

Больше о первой попытке глубокого проникновения в Гобустан сказать нечего. Разумеется, мы вернулись к машине, выпили горячего кофе, закусили бутербродами, радуясь теперь, что у нас есть такие блага цивилизации, как термос, колбаса и автомобильная печка.

Странное все-таки существо — человек.

— Знаешь, — сказал Азер не то удивленно, не то с уважением, — так много я не ходил уже, наверно, год.

— Ты — водитель, я — пешеход, — отшутился я.

Хотелось пообедать поплотнее, но по дороге нам встретился всего один ресторан, поглядев на который Азер почему-то расхохотался:

— Ты видел? Ресторан «Анд»! «Клятва»! И всадник с шашкой на коне! Ты можешь себе представить в Европе ресторан «Клятва»?

Он снова рассмеялся.

— Нет, что-то уж очень пафосно.

— А скульптура? Скульптуру ты видел?

— Нет, не заметил…

Пока продолжался этот разговор, мы улетали на десять километров вперед.

Возле домов, выстроенных на нефтяном болоте, я позволил-таки себе поинтересоваться:

— Скажи, а кто согласится жить в этих домах? Тут так пахнет нефтью…

— Да уж, запах нефти не выветрится здесь никогда. Я бы ни за что не согласился.

— Тогда, может, стоило отдать эти дома беженцам? Тем, у кого не хватает жилья? Они бы согласились?

— Они бы, может, и согласились, но что значит — отдать? Это частная собственность…

Как быстро вернулись мы в безумный мир!

Баку встретил нас скрежетом и клаксонами вечерней пробки.

Когда под вечер я заглянул в кафе «Айгюн», компания в немодных черных куртках сдавала карты.

— Селям алейкум, — поприветствовал я собравшихся.

— Алейкум ассалам, — ответили они дружно.

— Здравствуйте, — отдельно улыбнулась мне хозяйка.

— Люля-кебаб для меня оставили?

— Конечно оставили. Садитесь на свое место.

Карты пошли в игру. Мужчины задымили дешевыми сигаретами и, не чокаясь, выпили пива.

VIII. ДРУГ

Пробуждение. Матовая серость за окном. Отдергиваю занавески, различаю тонкую штриховку мороси, сквозь которую едва проступают стрелы портовых кранов вдали, и чувствую почти неудержимое желание снова нырнуть под одеяло. И тем не менее отступать некуда: план, который окончательно вызрел вчера, а зародился, должно быть, еще в редакции Эмиля, план, рожденный утонченной геологической эстетикой, мог быть исполнен только сегодня, какая бы погода ни была. Я сделал глоток чаю. Горло саднило. Несмотря на хороший сон и принятый перед сном «колдрекс», чувствовал я себя еще хуже вчерашнего. Но ничего. На Гобустане я разойдусь, а там уж…

Как всегда, ровно в десять, исполнив свой утренний развоз, появился Азер. Я поспешно уложил в рюкзак фотоаппарат, карту, немного еды и бутылку с водой. Макеты английских фрегатов в холле гостиницы приветствовали наш выход в неизвестность, подняв все флаги и паруса.