Капитан Сорвиголова - Луи Буссенар

— Эти дураки решили, кажется, выбить мне глаз. Не хватает только, чтобы и Полю вздумалось пальнуть из своего «роера»… — ворчал Сорвиголова, прислушиваясь к жужжанию пуль.

Предусмотрительно припав к земле, он стал соображать, как бы дать знать о себе товарищам.

— Ну и дурак же я все-таки! — вдруг воскликнул он. — А марш молокососов!.. Ничего лучшего не придумаешь! — И юноша принялся насвистывать веселую мелодию.

Фанфан первым уловил задорный мотив, звонко раздавшийся в темноте.

— Хозяин!.. — радостно вскричал он и скомандовал сорванцам: — Эй, вы, хватит палить!

Жан услышал эти слова, но из предосторожности продолжал воспроизводить игривый напев, не двигаясь с места.

— Ты, что ли, хозяин?.. Не бойсь! Признали. Иди на единение…

Фанфан хотел сказать на «соединение», но в такие минуты не очень-то обращаешь внимание на всякие тонкости, особенно если знаешь, что тебя и так поймут.

И Сорвиголова понял. Поднявшись, он легким шагом двинулся к молокососам.

Фанфан встретил его в десяти шагах впереди отряда:

— Ну что, хозяин, вернулся? Все в порядке?

— Да, дружище Фанфан! Все в полном порядке: взорвал мост, утопил одного ирландца, насадил на штык волонтера, потерял свою шляпу, зато нашел другую и, вдобавок ко всему, промок до нитки.

— Ну и мастак же ты, хозяин! Только и мы тоже не ударили в грязь лицом: порядком исковеркали путь и помяли бронепоезд. Все как ты приказал.

— Но это только начало. Теперь надо окончательно разделаться с чудищем, — сказал Сорвиголова.

— Верно, но для этого нас слишком мало. Необходимо подкрепление, — ответил Фанфан.

— В лагере, конечно, услышали взрывы и, надо полагать, уже послали подмогу, — продолжал Сорвиголова. — А все-таки лучше самим съездить туда, осведомить обо всем Кронье и попросить у него две-три сотни бойцов.

— Я поскачу! — вызвался Фанфан и сорвался было с места, но тут до него донесся мерный шаг приближавшегося отряда, послышался знакомый говор. Свои!..

Присланные на всякий случай генералом Кронье буры, числом около трехсот, с легкой пушкой и начиненными мелинитом снарядами, прибыли как раз вовремя. Примчавшись во весь опор, они, как и молокососы, оставили невдалеке своих коней, подошли к ребятам и, пока сорванцы вели перестрелку, чтобы отвлечь внимание неприятеля, начали рыть траншеи. Ловко орудуя кирками и лопатами на коротких черенках, они выкопали первое укрытие, затем второе, уже с редутом[90] для пушки. На эту работу, подвигавшуюся с удивительной быстротой, ушел остаток ночи.

Только на рассвете и буры и англичане смогли разобраться в позициях друг друга. Результаты осмотра оказались далеко не утешительными для последних, с изумлением обнаруживших прямо напротив бронепоезда укрепленный, ощетинившийся штыками вражеский фронт. А пока сыны Альбиона рассматривали неприятельские траншеи, буры навели прекрасно замаскированную ветками пушку на тяжелое орудие бронепоезда. И, уж конечно, она не крикнула англичанам: «Берегись!» — отправив в виде утреннего приветствия подарочек в девяносто пять миллиметров. Бронированная стена корпуса была снята, словно резцом, а снаряд, начиненный этим дьявольским веществом — мелинитом, взорвался на левой цапфе[91] английского орудия. Страшный удар вдребезги разнес мощный стальной лафет, смял механизм наводки и припаял ствол к башне, изувечив при этим пятерых солдат. «Длинный Том» был отомщен.

Англичане, взвыв от бешенства, произвели по бурам несколько залпов из своих ли-метфордовских винтовок, не причинив никакого вреда.

Бурская пушка ответила новым снарядом, который пробил корпус другой платформы и разметал орудийную прислугу, одних артиллеристов обратив в бегство, других — уложив на месте. Англичане, проявляя безрассудную отвагу, решились все же на еще один залп. И тогда в третий раз прогремела пушка буров.

— Они устанут раньше нас, — произнес командир бурских артиллеристов.

И он угадал! Сквозь дым, окутывавший среднюю платформу, уже показался белый платок, которым махали, нацепив его на кончик штыка. Англичане решили вступить в переговоры.

Огонь прекратился, и начальник бурского отряда, присланного Кронье, некий фермер по фамилии Вутерс, в свою очередь, водрузил над траншеей белый платок. Молодой английский офицер тотчас проворно спрыгнул на рельсы, прошел половину расстояния, отделявшего поезд от траншеи, и остановился. Вутерс также вылез из укрытия и подошел к парламентеру.

— Мы согласны капитулировать, — сказал англичанин, высокомерно кивнув буру. — Каковы ваши условия?

— Наши условия? Да никаких, — спокойно ответил бюргер. — Вы сдадитесь в плен, только и всего. Покинете бронепоезд, оставив там все оружие, и остановитесь на расстоянии двадцати шагов от первой нашей траншеи. Оттуда вас отведут в лагерь.

— Надеюсь, нам оставят наши вещи?

— А что же вы думаете, — насмешливо заметил Вутерс, — мы поведем вас нагими?

— Я имел в виду рюкзаки, — угрюмо уточнил англичанин.

— Пожалуй, но после осмотра.

— Нас трое офицеров, и нам не хотелось бы расставаться со своими шпагами.

— Об этом будете договариваться с Кронье. Мое дело только доставить вас к нему. Если ровно через пять минут вы не выстроитесь здесь без оружия, мы возобновим огонь.

Солдаты покинули крепость на колесах и под водительством офицеров встали в ряд перед траншеей.

Буры вышли из укрытия, с любопытством, не лишенным уважения, рассматривая англичан. Те сохранили прекрасную выправку, хотя большинство из них даже не пытались скрыть радость по поводу такой развязки, избавлявшей их от опасностей войны.

Осторожный Вутерс скомандовал по-английски:

— Руки вверх!

Приказ был немедленно выполнен всеми, за исключением капитана, старшего по чину офицера.

Затем Вутерс в сопровождении Жана с остальными молокососами и тридцати бюргеров приблизился к военнопленным, чтобы проверить, нет ли в мешках оружия. Когда он проходил мимо капитана, тот выхватил из рюкзака револьвер и выстрелил в бура в упор.

— Вот тебе, негодяй! — крикнул он. — Всех бы вас перебить!

Вутерс упал навзничь с раздробленным черепом.

Это отвратительное, мерзкое убийство вызвало у буров взрыв бешенства. Сорвиголова с молниеносной быстротой приложил ружье к плечу и выстрелил в капитана, который тут же рухнул на тело своей жертвы…

На мгновение оба отряда оцепенели.

Но расправа с подлецом на месте злодеяния не успокоила буров, негодование их не знало предела. Все они, старые и молодые, жаждали крови остальных англичан, которые, по мнению защитников обеих республик, должны были жестоко поплатиться за гнусность, совершенную одним из интервентов.