Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников

паводка увязнет, и пиши пропало. Потому и надеются колхозники больше на своих верных сивок-бурок. У колхоза их два табуна, не считая рабочих меринов, которых в табуны не выпускают, держат при поселке на конеферме. Кони – не коровы, им столько сена не надо: они до ползимы на заливных сорах пасутся, но и на них корма припасать приходится. Поэтому сеет колхоз за Обью, на луговой стороне, где у него есть небольшая пашенка, овес. Известно ведь: не гони коня кнутом... Любили колхозники своих лошадей. Но Котов в этой крестьянской привязанности обнаружил непорядок, если не сказать расточительство. Нам, говорит, столько коней не надо: они у нас по сорам ходят, без людей дичают, а на работах и одна треть не задействована. Спрашивается, к чему колхозу непомерно разросшееся беспородное конепоголовье, от которого нет никакой отдачи, да его еще и кормить и сохранять надо? Конь – это прежде всего тягло, но это еще и мясо. А кто у нас конину в поселке ест? Никто. А медведи ежегодно едят и, наверно, хвалят. Напрашивается вывод: на сегодняшний день колхоз от животноводства прибыль вряд ли сможет получить при всех усилиях. Значит, надо другой выход искать, чтобы колхоз поднять. И предложил Котов звероферму. Заведем, говорит, чернобурок. С кормами проблем не будет: рыбу ловить начнем, часть коней на мясо отбраковывать будем... Задумались правленцы: жалко коней на мясо пускать, не для того конь дан крестьянину. Нелегко решаться на новое дело, но сумел-таки убедить их Котов – согласились. На лисоферму пришлось еще ссуду у государства взять, потом окупится.

Первое время весь поселок на звероферму бегал чернобурок смотреть. Даже и не чернобурок из Тобольска завезли, а совсем редкостных черно-серебристых лис. Все в поселке охотники, но такую лису еще никто не добывал. Чернобурку или, скажем, крестовку – случается, но черно-серебристых – никогда. В общем, покорил чалдонов молодой председатель, поверили в него. И когда он переселение затеял – поддержали.

У колхоза за Обью, километрах в десяти, отделение было. Деревушка небольшая, в большую воду затопляемая. В школе – на четыре класса одна учителка, ни магазина, ни пекарни. Словом, неперспективная деревня и убыточное отделение. Жителям и заняться особенно нечем, а привыкли, и снять их с насиженного места ой как непросто. На центральной же усадьбе работников не хватает. Поднатужились всем колхозом и за лето в поселке новую школу поставили, возле озера. Стало озеро прозываться Школьным. А семилетняя школа оказалась тем небитым козырем, которым побил Котов остатки сомнений. В первую очередь переехали с отделения молодые, а затем и остальные переселяться надумали. К тому времени колхоз новый мотобот купил, переезжать стало способнее: взял на буксир неводник – и за раз все семейство со всем хозяйством забрать можно.

Лодки в колхозе и сами умеют делать прекрасные: легкие на ходу, всхожие на волну, крепкие, не валкие. Одна беда – моторишки на них стоят случайные, изношенные. Заглохнет такой в лихую погоду на разливе – и не выгрести против ветра, занесет в такую даль, что потом на веслах выбираться до кровавых мозолей намаешься. Крепко обрадовались новому мотоботу. Еще загодя Сашку Захарова в Ханты, на курсы мотористов, отправили. Он вернулся строгий, в тельняшке и мичманке. Называть себя позволял не иначе как судоводителем. С катером он быстро разобрался и подружился, и целое лето в колхозе с водным транспортом беды не знали. Не успеет мотобот из рейса вернуться, а бригадир ему новое задание дает: то за лесом, то с доярками, то с рыбаками, то колхозное стадо с островов перевезти. И так до самой шуги.

А нынче пришла Сашке повестка в армию, и гуляет он с провожающими дружками возле пристани. Гармошка слышна – это они. Как нынче колхоз без моториста обойдется? Замену Сашке не подготовили...

Ну да Бог с ним, с Сашкой. Самого Котова как бы не лишиться. Путевого председателя найти – не моториста подыскать. Сейчас вот вроде на курсы отзывают, а подучится, глядишь, и передвинут на укрепление или заберут на повышение. Дело обычное.

– Котов, слышишь, Котов! Ты назад-то вернешься? Гляди, как народ тебя зауважал: всем поселком провожать вышли, – в который уж раз пристает к председателю Клавдий Новосельцев, мужик лет сорока с прокуренными зубами. – Ты нас не обмани: на тебя одного надежа. Ты укатишь, а нам с долгами как распутываться? Кредитов в банке набрали, коней лисицам скормили...

Глава девятая. Лосятник

Оставим на время пристань и ожидающих: у них еще вся ночь впереди. Лучше поищем, куда подевался наш знакомый Борька Турусинов, он же Лосятник. У магазина он ошивался возле своего неразлучного Жорки, а потом словно куда провалился, оставив приятеля наедине с тремя бутылками. С тремя потому, что одну Борька предусмотрительно сунул в брючный карман и, к немалому удивлению капитана, пренебрег его душевным предложением немедленно выпить на природе «под комарика». Пробормотав другу что-то невразумительное вроде: вдруг что-нибудь, вот тебе и пожалуйста, – Борька хмыкнул, подмигнул, щелкнул себя по горлу, пообещал к утру вернуться и стремительно скрылся за складскими сараями, оставив капитана в непьющей компании, облепившей Карымову сторожку.

Открою вам тайну: у Борькиного поведения, тем более непонятного, что именно он сам и затащил капитана в лавку и соблазнил на выпивку «для умиротворения души», имелась причина привлекательная и пышнотелая – свеженькая вдовушка Софьюшка Михайлова, с которой свело Лосятника его плотницкое ремесло. Зимой Борька с приятелем подрядились подремонтировать скотный двор, по которому так и гуляли сквозняки. Поправляя оконные рамы или подгоняя двери, разбитной плотник не упускал случая шлепнуть подвернувшуюся под руку бабенку по самому мягкому, легонько ущипнуть или облапить в укромном месте. Почуявшие в Борьке своего, деревенского, доярки повизгивали, притворно отбивались, иногда под горячую руку награждали охальника весьма чувствительным тумаком, но соблазнитель смолоду понимал, что