Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект - Яков Ильич Корман

солдата на часах», прекрасно понимают их ценность: «Берегли Козла, как наследника» = «Но все-таки центральные ворота / Солдату поручают охранять».

Сам Медведь сказал: «Робяты, я горжусь Козлом!

Героическая личность — козья морда!».

Подобная оценка лирического героя восходит к стихотворению «А меня тут узнают…» (1968): «А ко мне тут пристают: / Почему, мол ты-то тут — / Ты ведь был для нас статут / и пример» — и к «Случаю на шахте» (1967): «Его нам ставили в пример» (здесь герой назван «младшим офицером», что вновь отсылает к «Песне солдата на часах»: «Всяк может младшим чином помыкать»). Да и в «Разведке боем» он будет «награжден и назван молодцом». Вообще же «Песенка про Козла отпущения» представляет собой своеобразное продолжение «Песенки про Кука», перед исполнением которой Высоцкий часто говорил: «Но это бывает так — любят, а все равно съедят». И действительно: Кука аборигены любили, но, несмотря на это, убили и съели, а Козла отпущения хищники «берегли, как наследника» и называли «дорогим», но регулярно избивали.

Однако самое интересное — что в «Песенке про Козла отпущения» буквально повторяется ситуация из песни «Я скоро буду дохнуть от тоски…» (1969), которую мы разобрали в предыдущей главе (с. 456 — 458), показав, что тамада в ней является собирательным образом советских чиновников: «Мне тамада сказал, что я родной, / Что скромный я, что мною мир гордится» (АР-10-20) = «Но заметили скромного Козлика <…> Сам Медведь сказал: “Робяты, я горжусь Козлом!..”» («сказал… мною мир гордится» = «сказал… я горжусь Козлом»; «скромный» = «скромного»).

В апреле 1973 года Высоцкий давал концерт в киевской школе № 49. Преподаватель физики Леонид Эльгорт свидетельствует: «О песне “Про козла отпущения” сказал, что песня совсем новая и исполняет он ее почти впервые»[1674].

В этой песне есть и такие строки: «Берегли Козла, как наследника, — / Вышло даже в лесу запрещение / С территории заповедника / Отпускать Козла отпущения». То есть Высоцкий был уверен, что власти не выпустят его за границу… И тогда же им было написано стихотворение «Жил-был один чудак…», в котором вновь встретился данный мотив: «Но для кого-то был чудак / Уже невыездной».

Сравним заодно эту ситуацию с повестью «.Дельфины и психи» (1968): «Попрошу врача о снисхождении. Все-таки он меня любит. Или привык. Нет, любит, конечно любит. Иначе почему не отпускает от себя!» (А'Р-14-94) = «Берегли Козла, как наследника, — / Вышло даже в лесу запрещение / С территории заповедника / Отпускать Козла отпущения». Тут же вспоминается «Лекция о международном положении», где герой находится в тюрьме (аналоге заповедника и психбольницы) и, мечтая «добраться до высшей власти», вновь упоминает «наследника»: «Ведь воспитали мы — без ложной скромности — / Наследника Онассиса у нас!».

Однако, исполнив «Песенку про Козла отпущения» в киевской школе № 49, Высоцкий уже знал, что его выезд разрешен: «Ни о каких афишах, билетах речь, конечно, не шла, — вспоминает Леонид Эльгорт, — но Высоцкому нужны были деньги. Как мы узнали позже, сразу после этого концерта он летал в Париж к Влади. Поэтому, видимо, и сумму запросил по тем временам колоссальную: 350 рублей»[1675] [1676]. А поскольку первая поездка Высоцкого во Францию состоялась с 18 апреля по 24 мая 1973 годап, то, соответственно, концерт был около 18-го числа.

Что же касается самого разрешения на выезд, то оно было получено 13 апреля. Об этом извещает зав. сектором отдела МГК КПСС М. Козловский в секретном письме от 16.04.1973 на имя начальника московского ОВИРа С.А. Фадеева: «Постановлением Комиссии от 13 апреля 1973 г. гражданину Высоцкому В.С. <…> разрешен выезд во Францию сроком на 45 дней к жене»[1677].

Таким образом, «Песенка про Козла отпущения» была написана до 13 апреля 1973 года, то есть до того момента, когда было получено разрешение на выезд.

Как известно, на просьбу Высоцкого предоставить ему выездную визу первоначально последовал отказ, и лишь после вмешательства Марины Влади вопрос был решен положительно: «На данный момент нужно лишь получить простую визу для въезда и выезда из Франции, будучи супругом француженки, чтобы провести там свой месячный отпуск. И вот, наконец, наш запрос в ОВИРе.

Последующие недели были для нас пыткой. Мы пошли ва-банк. Если мы не выиграем, то для тебя будет совсем невозможная жизнь из-за утраты всяких иллюзий. Игра началась. Мы знали, что прежде, чем будет принято решение, будет много споров, причем на очень высоком уровне. Проходят дни, мы подсчитывали наши шансы. Иногда ты впадаешь в отчаяние — несомненно, из этого ничего не выйдет; в другой раз ты принимаешь это долгое молчание за хорошее предзнаменование. <.. >

Приближается день твоего отпуска, “они”, вероятно, затянут так, чтобы потом сказать, что уже поздно и ты не сможешь оставить театр. Это уловка, к которой часто прибегает администрация в любом случае.

Ты злишься, ты не можешь больше писать, ты не спишь и если бы не “эспераль”, я могла бы опасаться, что ты запьешь горькую. Однажды утром мы узнали, что отказ неизбежен, нас об этом уведомил один из твоих почитателей, работающий в ОВИРе. Не ожидая отказа, благодаря Люсе[1678], я вызвала Ролана Леруа[1679], моего доброго знакомого. <.. > Он пообещал мне кое-что сделать.

Назавтра утром особый посланец принес тебе твой заграничный паспорт в обмен на паспорт гражданина Советского Союза. В его руке была виза со всеми штампами и с еще невысохшими чернилами. <.. > Позднее мы узнали, что за нас просил Брежнева сам Жорж Марше[1680]»[1681] [1682].

Более того, как вспоминала в одном из интервью Марина Влади: «Я шесть лет бегала по послам, по министрам и так далее, чтобы получить квартиру, чтобы получить эту визу проклятую. Это была такая борьба! И все-таки, в конце концов, мне ее дали, потому что из Парижа звонили Брежневу. Вы понимаете, до чего это дошло?»17

Таковы были «правила игры» в те времена.

Дополнительные детали приводит композитор Исаак Шварц: «Володе нужно было ехать к Марине в Париж, а какой-то цербер из КГБ не дает разрешения. Высоцкий вспылил: “Да ты это разрешение принесешь мне домой на полусогнутых!”. Разговаривать в те времена с представителями Комитета таким образом — сами понимаете. Ну и что с того, что Высоцкий!..

Володя позвонил в Париж Марине, Марина позвонила в ЦК компартии Франции самому Марше, тот в свою очередь позвонил Брежневу. В общем, чинуша вынужден был