Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков

вождя, воздержался. И вроде мы со всеми, и вроде как одни, но в любом случае двадцать пять человек вокруг значительно успокаивают нервную систему.

Каких-то важных разговоров не вели, слишком много лишних ушей. Я кое-что рассказывал о своей жизни, привирая и адаптируя к окружающим реалиям. Отвечал на вопросы, если мог внятно пояснить свой ответ, всё-таки маловат словарный запас в языке, на котором сейчас говорили. Хатак же рассказывал о своей жизни. Где был, что видел, что слышал и что пережил. И тоже отвечал на мои вопросы.

Так я узнал, что зима здесь короткая, мягкая. Снег лежит полтора-два месяца, каких-то особо снежных заносов не бывает. Долгих и злостных морозов тоже. И это прекрасно. Похоже, попал я в промежуток меж двух ледниковых периодов, когда бывало очень серьёзное потепление.

Также я узнал, что бамбук – а это действительно был он – иногда встречается у людей, приходящих на Большую охоту из-за Великой реки, на берегу которой, кстати, нам предстояло жить. Бамбук очень интересовал меня, ведь он настоящий бесценный кладезь богатств. Сколько нужного и необходимого можно из него сделать, даже представить сложно.

Узнал, что все племена говорят приблизительно на одном и том же языке. С небольшими вариациями.

А ещё, расспрашивая старого опытного охотника, мне стала более понятна ситуация, когда при таком чудовищном, по меркам двадцать первого века, изобилии рыбы, птицы и зверья вокруг люди умудряются голодать. Иногда весьма серьёзно. Всё непросто и просто в то же время.

Рыба – лишь попутный ресурс, и не слишком частый. Просто пока нет никаких инструментов, чтобы добывать этот ценный продукт. Нет сетей, крючков, я даже не видел ни одной остроги. Да и с водой люди не дружат, лезут в неё по очень великой нужде, а плавать вообще вряд ли кто-то может.

Птица тоже весьма нечастая добыча, как это ни странно. И снова нет подходящего оружия. Ни дубиной, ни камнем, ни теми копьями, которые есть, особо птицу не добудешь. Лука нет, праща неизвестна, лёгкие дротики – убожество. Всякие суслики, зайцы-кролики, весь мелочняк не решает проблему питания. Сбор растительной пищи – это в основном середина лета и осень, но на эти богатства и помимо людей желающих полно.

Остаётся только крупная добыча. И на это в общем-то всё и заточено. Добыть крупного зверя непросто, иногда за это платят жизнью. Опять же, «помощников» немерено – бывало, львиный прайд или большая волчья стая отнимала добычу. И даже когда всё прошло нормально, тоже есть проблемы: сохранить добытое невозможно, не умеют! Иногда охотники, при удаче, убивают больше, чем могут съесть, и большая часть добытого элементарно пропадает.

И вот упрощённый грубый алгоритм. Охота – удача – еда до упора, пока всё не сожрут. Охота – удача – еда до упора, пока всё не сожрут. Охота – неудача, охота – неудача – голод!

Но это всё так, упражнение для ума. А сейчас, чем ближе к схрону моих вещей, тем сильнее бухает сердце в груди. Хатак, видя моё состояние, с вопросами не лез, но посматривал с тревогой.

– Да-да, старый, переживаю.

Сам себе говорю, что ничего не должно произойти, и всё-таки, всё-таки… Господи, спасибо! Спасибо тебе, Господи! Всё, всё цело! Как только я залез в пещерку, у меня гора с плеч упала: всё абсолютно цело. Может, причиной такого везения пара небольших шустрых коричневых силуэта, шмыгнувших из пещеры, когда мы к ней приблизились. Может, хорьки какие или ласки-переростки устроили тут своё жилище, а заодно не дали развернуться местным грызунам. Если это так, то низкий поклон им до земли.

Хатак, конечно, ожидал всяких чудес, но, когда увидел всё моё «богасьтво» в полном объёме, с него можно было смело писать картину «Кроманьонца каменного века поразил культурный шок». Но дед, красавец, быстро пришёл в себя, никаких лишних вопросов, не время. Вообще первобытные охотники при переходах практически не разговаривают, всё больше головой крутят, слушают да нюхают – специфика жизни. Так что до пещеры, где собирались ночевать, добрались ещё засветло, зато уж когда добрались… Представляете, что он мне устроил?!

Всё, что возможно, было общупано, обнюхано и языком лизнуто. И вопросы, вопросы. Насилу успокоил, подарив нож-выкидуху. Счастье – вот как можно охарактеризовать его состояние. Пока суд да дело, я приготовил шикарный ужин. Рисовый кулёш с тушёнкой, чай с последними сухарями. И снова мои опасения оказались напрасными – незнакомая еда со специями, чай, сухари, всё у старого охотника пошло на ура. Заодно показал ему, как правильно пользоваться солью, и постарался объяснить, что это такое и для чего она нужна. Удивительно, люди таскают соль и не пользуются ею. Чтобы хоть как-то восполнить солевой недостаток, пьют кровь добычи, иногда макают жареное мясо в золу. Сюр какой-то!

Приняв расслабленные позы и попивая маленькими глоточками чай, мы вели беседу с успокоившемся Хатаком.

– Понимаешь, мой друг, ты можешь задать мне очень-очень много вопросов, а ответов получить очень мало. И не потому, что я не хочу отвечать или не знаю ответов, просто в твоём языке нет нужных слов. Чтобы понимать, необходимо выучить мой язык, а это непросто. И даже если ты будешь говорить на моём языке, всё равно многие вещи придётся объяснять очень долго. Так что не спеши с вопросами, что-то поймёшь сам, что-то я тебе покажу и расскажу, а что-то тебе придётся делать, не понимая, доверившись мне.

– Твой язык трудный?

– Да уж, непростой, – ухмыльнулся я.

– Но ты будешь учить детей, как я понимаю.

– Непременно, Хатак. И языку, и ещё многому другому.

– Значит, я тоже буду учить.

– Это будет нелегко, Хатак, поверь.

– Ничего, помаленьку, потихоньку…

Мы немного помолчали.

– И всё же, Пётр, почему дети? – задал вопрос Хатак, и я понял, что он имел в виду.

– Причин много, и все они важные. Но я пока объясню лишь одну из них. Дело в том, что таких, как ты, Хатак, всегда, везде и во все времена невероятно мало. Такие, как ты, – ухмыльнулся я, – мой друг, для человечества очень ценны. Твоё любопытство, твоя жажда новых знаний, готовность поступиться многим, лишь бы идти туда, где ты никогда не был, видеть то, что никогда не видел, двигают человечество вперёд, а вовсе не такие, как Полоз или Острый Рог. С этим можно родиться, как ты, Хатак, а можно и воспитать. Особенно в детях.

– Воспитать? – Хатак вопросительно поднял брови.

– Это слово из моего языка. Оно приблизительно означает научить, только намного больше, чем просто научить. У вас, я заметил, детей учат чему-нибудь и как-нибудь, в основном по принципу «делай, как я». Не самая плохая система, но и у неё есть недостатки. Дети моего