Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков

в сторонке и… превратился в одно большое ухо. Хатак же, усевшись напротив меня, нейтральным голосом поинтересовался:

– Поговаривают, к тебе приходил Кулик?

– Было дело, заглянул на огонёк… ненадолго.

– Говорят, был не один?

– Прихватил пару-тройку друзей.

– Что хотел?

– Да вот пришёл и говорит: «Большой шаман Горький Камень, дай в морду, а то если с утра в глаз не получу, весь день прям как не свой».

– Вот что ты за человек, Пётр? – покачал головой Хатак. – Почти такой же старый, как и я, а всё как мальчишка!

«Эх, Хатак, Хатак. Старый-то как раз, пожалуй, я. Всяко постарше тебя буду», – подумал я, а вслух произнёс:

– Да ладно тебе, дед, сам такой. А если серьёзно, пришёл Кулик требовать с меня за детей, которые якобы его, Большое копьё! Представляешь?

Хатак удивлённо выпучил глаза, не веря услышанному.

– Представляешь, – продолжал я, – требовать! У меня можно что-то попросить, со мной можно поменяться, я вообще могу сам что-нибудь отдать, но требовать?! Я ещё понимаю, потребовал бы отдать детей обратно, но нет, ему сразу мою Прелесть подавай. Ну не дурак ли?

– Кулик вовсе не дурак, и дружки, приходившие с ним, тоже. Вообще-то они – люди вождя.

– Да я и не сомневался. Там и шаман свою крысиную лапку приложил. Ничего, вот шкуры принесут, впредь умнее будут.

– Так вот почему они по стойбищу бегают, шкуры собирают…

– А как ты хотел, старый? Я на них время тратил, разговоры разговаривал, руками-ногами размахивал. Ныне услуги Большого шамана дорого стоят.

– Значит, правда, что они говорят, будто ты победил их колдовством?

– Когда я кидаю дротик в гиену, он летит куда-то туда, но не в гиену. А когда ты кидаешь дротик в гиену, ты попадаешь ей в глаз. Ты тоже колдуешь, Хатак?

– Да, пожалуй что и нет, – ухмыльнулся дед.

– А я думаю, что ты не совсем прав, мой друг. Твой верный глаз, твоя крепкая рука и много-много бросков. Долгие-долгие годы бросков. Это то, что на моём языке называется «опыт», «мастерство», а на твоём можно назвать «колдовство».

– Понимаю, – покивал Хатак, – понимаю. Получается, твой… э-э-э…

– Рукопашный бой, – подсказал я.

– Рукопашный бой сродни тому, как я кидаю дротик. И это значит… я тоже могу научиться рукопашному бою? – сделал неожиданный вывод старый охотник.

Я усмехнулся: вот неугомонный старик!

– Скажи, Хатак, ты можешь научить его, – показал я на Белку, – метать дротики?

– Конечно, могу, – без сомнения ответил он.

– Хорошо метать, – уточнил я.

Хатак, прищурив глаз, осмотрел замершего пацана, что-то прикидывая про себя.

– Да, хорошо метать, может, даже не хуже, чем кидаю я.

– А меня? – ткнул я пальцем в себя. – Только честно.

– Только чуть-чуть, – скривившись и обозначив пальцами, насколько чуть-чуть, ответил Хатак. – Слишком старый.

– Вот и я могу научить пацана рукопашному бою, хорошо научить. А тебя – совсем чуть-чуть. Ты совсем старый.

– Но чуть-чуть, мой друг Пётр, – улыбнулся Хатак, – это больше, чем ничего.

– Намного, намного больше, друг Хатак, – улыбнулся я в ответ.

Эх, хорошо, когда есть кто-то рядом с тобой, тот, кто тебя понимает.

– Обрати внимание, мой друг, – показал я рукой на притихших и ловящих каждое слово детей и на Молодого, – с каким правильным благоговением и открытым ртом внимают юные падаваны мудрым речам авторитетных людей. Того и гляди в рот мухи налетят.

После моих слов Белка рефлекторно прикрыл рот ладошками, и всем стало весело.

Потом я надавал Молодому целый воз ЦУ, что делать в наше отсутствие и вплоть до возвращения. Не успел закончить, как появились неудавшиеся «рэкетиры». Хмурый Кулик молча раскатал передо мной три вполне неплохие лошадиные шкуры.

– Принято, – сказал я ему.

Кулик бросил быстрый взгляд исподлобья на всю нашу компанию и, не сказав ни слова, развернувшись, быстро зашагал в сторону стойбища. Затем подошли ещё двое из нападавших. Они притащили с собой весьма объёмную скатку с различными шкурами и мехами.

– Большой шаман Горький Камень, – с заметным уважением в голосе начал один из них, – я Кряга. Мы принесли всё, как ты сказал. – И он хотел раскатать шкуры, как до этого сделал Кулик.

– Не стоит, – остановил я его. – Верю тебе, Кряга. Вряд ли вы захотите обмануть меня.

– Что ты! И в мыслях не было! – открестился он.

– А кстати, где ваш третий?

– Прости, Горький Камень, но Утиный Клюв не смог прийти к тебе сам. Плохо стоит на ногах, болит голова и постоянно выворачивает.

«Ага, Утиный Клюв – это тот, кому я засветил коленом в голову. Похоже на сотрясение мозга».

– Передай ему, что я не сержусь. Пусть лежит с закрытыми глазами и не встаёт, пьёт чистую воду, через несколько дней станет легче. А ещё передай: пусть радуется, у него есть мозг.

Последнюю фразу Кряга явно не понял, но благоразумно уточнять, что я имел в виду, не стал. Подхватив второго охотника, он быстро удалился. А вот с последним участником событий неожиданно состоялся весьма примечательный разговор.

Когда молодой парень уселся напротив меня, смело и прямо смотря мне в глаза, первое, на что я обратил внимание, – это на то, что в руках он держал тубус из бамбука. Тёмно-зелёного цвета, сантиметров восемьдесят длиной, обрезанный снизу под коленом, а сверху заткнутый деревянной пробкой. Диаметром на шестьдесят. Если я хоть что-то понимаю в растительности, то это именно бамбук. Очень, очень интересно.

– Кгм! – издал звук Хатак.

– А? Ты что-то сказал, старый, – покосился я на него.

– Говорю, не ожидал увидеть в этой компании Трусливого Суслика.

– Мне не показалось, что он очень уж труслив, а?

– Да не, вполне справный охотник. Молодой, конечно, учить да учить, но толковый, этого не отнять.

– Откуда тогда такое паршивое имя?

– Это ещё с детства. Была одна история. Он совсем ещё маленький был. Поймали ребята постарше как-то суслика, да и подложили под зад малому, когда тот садиться начал, пошутили, значит. Тот сел на что-то мягкое, а оно ещё как запищит. Малой с перепугу как подскочил и давай реветь, а все вокруг веселятся и кричат: «Трусливый суслик! Трусливый суслик!» Так и прилипло.

Да, всё так, всё так. Обида, злость, гнев давно перегорели в душе молодого охотника. Не от страха тогда плакал маленький мальчик, а больше от неожиданности. Сколько потом он ни дрался, сколько ни доказывал, что он не трус, ввязывался в различные авантюры, иногда с риском для жизни, – ничего не помогало. Но эти трудности не сломали его, нет! Наоборот, в какой-то момент он понял, что ни ловкостью, ни силой, а уж тем более охотничьей удачей мало кому уступает из сверстников, многих так вообще превосходит. И называть такого, как он – и сильного, и ловкого, и удачливого, – Трусливый Суслик для многих… это так здорово! Словно озарение посетило молодого парня. С того дня он стал ещё внимательней к тем крохам знаний, которые перепадали на его долю от старших охотников, стал ещё осторожнее и хладнокровнее. Совсем