Город бездны - Аластер Рейнольдс

Тем временем подъемник приближался к «Стрельникову». В такой перспективе несчастная посудина выглядела еще менее выигрышно. Она действительно напоминала брикет мусора длиной около двухсот метров. Множество жилых, контрольных и двигательных модулей были слеплены непонятно как. В глубине проглядывали изгибы топливных трубопроводов и раздутые цистерны, навевая воспоминание об анатомичке, конкретно — о вскрытой брюшной полости. От корпусной обшивки остались несколько обглоданных пластин. Одни блоки были покрыты блестящей оболочкой, похожей на смолу, и могли даже претендовать на аккуратность, а другие щеголяли кое-как приваренными металлическими заплатами, за которые местным ремонтикам следовало бы оторвать руки. Из шести-семи отверстий непрерывно струился газ, но это, кажется, никого не волновало.

Ладно, пусть выглядит как угодно, лишь бы по дороге это ископаемое не развалилось. Скорее всего, он уже сто раз летал в Блестящий Пояс — конгломерат анклавов на низкой орбите Йеллоустоуна — и обратно. На Окраине Неба подобные рейсы обслуживало десятка два контор. Скорость на этом маршруте почти не меняется — соответственно, нагрузка на детали минимальна. Корабль может сто лет ползать вверх-вниз по гравитационному колодцу, до тех пор пока не развалится на куски, наполнив пространство зловещими дрейфующими скульптурами. Накладные расходы тоже невелики. На пару пилотов-суперпрофи, которые гоняют шикарные шаттлы на скоростных маршрутах, приходилось с полдесятка ребят классом пониже, и так далее. Чем дальше, тем реже ремонтируются корабли и тем более заметно, что владельцы бьются не за скорость своих посудин, а за то, чтобы сэкономить на чем только можно. В самом низу этой пирамиды находятся транспорты на реактивной или ионной тяге. Неторопливость, с которой они перемещаются между орбитами, способна вымотать нервы любому. «Стрельников», конечно, не был воплощением изящества и комфорта, но по сравнению с этими развалюхами выглядел весьма недурно.

В любом случае, это был самый быстрый способ оказаться в Блестящем Поясе. Шаттлы на супертемпературных двигателях проходили тот же маршрут на большей скорости, но корабли такого типа даже не приближались к Айдлвилду. Не надо быть гением экономики, чтобы понять причину. Большинству клиентов хосписа едва хватало средств, чтобы оплатить собственное оживление, не говоря уже о перелете в Город Бездны — это было весьма дорогое удовольствие. Мне предстояло добраться до того причала с множеством кораблей и заказать билет на шаттл — без гарантии, что свободное место найдется сразу. Амелия отговорила меня садиться на супертемпературник. По ее мнению, теперь их уже не так много как раньше, и время, которое я проведу в ожидании, сведет выигрыш в скорости в лучшем случае к минимуму.

Наконец лифт достиг соединительного прохода на «Стрельников», и мои друзья-Нищенствующие снова стали воплощением благожелательности. Теперь они расплывались в улыбках, словно синяки на моем лице были всего лишь психосоматическим проявлением вируса Хаусманна, а они были здесь совершенно ни при чем.

— Желаем удачи, господин Мирабель, — Нищенствующий с дубинкой весело махнул мне рукой.

— Спасибо. Я вышлю открытку. А может быть, вернусь и расскажу, как прошло путешествие.

— Это было бы чудесно.

Я выплюнул последний кровавый сгусток.

— Уверен, вы меня дождетесь.

Впереди меня на борт загоняли стайку будущих иммигрантов, сонно бормочущих что-то на незнакомых наречиях. Потом нас долго вели через запутанный лабиринт узких лазов, пока мы не очутились в «ступице», глубоко в утробе «Стрельникова», где распределили по маленьким каютам. Спуск на Блестящий Пояс начался.

Добравшись до своего отсека, я почувствовал себя усталым и больным — зверем, который проиграл схватку и уполз к себе в берлогу зализывать раны. Какая удача, что у меня не было соседей по каюте! Здесь не было благоухающей чистоты, равно как и особенной грязи — некое промежуточное состояние легкой запущенности и неряшливости. На «Стрельникове» не поддерживали искусственную гравитацию — тоже великолепно. Разумеется, это делалось с единственной целью не перегружать конструкцию, но кабинка была оборудована специальной нуль-койкой и всевозможными питающими и санитарными удобствами, необходимыми в условиях невесомости. Кроме того, я обнаружил любовно сохраненный сетевой пульт, который словно перекочевал сюда из музея кибернетики, на всех доступных плоскостях красовались выцветшие заляпанные таблички с подробными инструкциями относительно того, что можно и чего нельзя делать на борту, а также план аварийной эвакуации. Время от времени в системе громкой связи раздавался щелчок, и кто-то в очередной раз с ужасным акцентом сообщал, что «отправление корабля задерживается». Наконец содержание сообщения изменилось: нас поставили в известность, что корабль покинул Айдлвилд, двигатель включен, и мы спускаемся. Старт был таким мягким, что я даже не заметил.

Избавившись от осколков зуба во рту и тщательно исследовав болезненные синяки — прощальный подарок Нищенствующих, — я постепенно погрузился в сон.

Глава 10

В тот день, когда проснулся пассажир, мир еще раз необратимо изменился.

Небесный в сопровождении двух своих лучших друзей ехал в служебном вагончике, который с грохотом катился вдоль «хребта» «Сантьяго» по одному из вспомогательных туннелей, пронизывающих корабль от носа до кормы. Состав полз по рельсам медленно, как улитка, то и дело останавливаясь, чтобы позволить экипажу выгрузить припасы либо дождаться, пока другой поезд не освободит туннель впереди. Как обычно, спутники Небесного коротали время, рассказывая небылицы и бахвалясь друг перед другом. Небесному доставалась роль зануды, который не способен веселиться вместе с остальными и потому изо всех сил стремится испортить им настроение.

— Мне вчера Виглиетти такое рассказал! — крикнул Норквинко, стараясь перекрыть грохот поезда. — Сам он в это не верит — а другие верят! И дело касается Флотилии.

— Валяй, а мы посмеемся, — откликнулся Небесный.

— Простой вопрос: сколько кораблей было изначально, до гибели «Исламабада»?

— Разумеется, пять, — ответил Гомес.

— А если не пять? А вдруг шесть? Один взорвался — нам это известно. Но какой? Может быть, как раз «Исламабад» уцелел?

— А почему мы его не видим?

— Потому что он не подает сигналов. Он преследует нас, как призрак.

— Весьма убедительно, — фыркнул Небесный. — А у этого призрака, случайно, не было имени?

— Что касается имени, то…

— Я так и знал.

— Говорят, «Калеуче».

Небесный вздохнул. Путешествие, похоже, будет еще то. Когда-то много лет назад они втроем считали железнодорожную сеть корабля местом для игр — увлекательных и в меру опасных. Это была удивительная страна, где оживали истории о привидениях и приключениях. Там были заброшенные туннели, которые ответвлялись от основной линии: по слухам, они вели к засекреченным грузовым отсекам. По одной из версий, там находились тайники со спящими, которые были переправлены на борт нелегально в последние минуты перед отлетом, потому что это были члены правительств-соперников. Небесный и его друзья знали места, где можно было, подзадоривая друг друга, выбираться на крышу поезда и ехать, едва не обдирая спину о потолок туннеля. Теперь он повзрослел и оглядывался на эти игры с лукавым изумлением, отчасти гордясь риском, на который они шли, отчасти ужасаясь грозившей им тогда зловещей смерти.

С тех пор прошла целая жизнь. Теперь им поручали куда более серьезную работу. Времена изменились. Ресурсы корабля начинали истощаться, и всем приходилось лезть вон из кожи. Небесный и его друзья были назначены сопровождающими грузов для бригад, работающим на «хребте» и в двигательном отсеке. Обычно это включало помощь при разгрузке, после чего груз приходилось тащить через лазы или спускать по смотровым колодцам туда, где он был необходим. В общем, работа оказалась далеко не такой простой, как они думали поначалу. Редкая смена обходилась без свежих царапин и синяков. Зато постоянные нагрузки помогли обзавестись великолепной мускулатурой — в других условиях на это можно было даже не надеяться.

Их компания была странной. Гомес пробивал себе путь к работе в двигательном отсеке, в «тайный орден» техников, обслуживающих силовые установки. Иногда он отправлялся на поезде прямо на корму и даже тайком заговаривал с кем-нибудь из техников, пытаясь произвести на него впечатление своим знанием физики герметичности и прочих тайн теории аннигиляторных двигателей. Временами, наблюдая за этими беседами, Небесный замечал: отнюдь не всегда техники безжалостно расправлялись с вопросами и ответами Гомеса. Изредка они даже выказывали сдержанное удивление и намекали, что однажды Гомесу будет позволено вступить в их тишайшее братство.