Этот дикий взгляд. Волки в русском восприятии XIX века - Ян Хельфант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В варианте 1886 года Нилов немного успокаивается после разговора с доктором, но в последующие месяцы худеет, седеет и впадает в мистицизм. Одного страха перед ужасной болезнью оказалось достаточно, чтобы он безвременно состарился. Рассказ завершается типичной для раннего Чехова ироничной отсылкой к недавно появившейся вакцине Пастера:
Нилов водобоязнью не заболел. Прошел месяц, другой, третий, и он мало-помалу стал оживать. Прошел год, и история с волком была бы забыта, если бы ее не напоминали преждевременные седины и морщины.
У человека вообще плоха память. На днях старика Максима укусила бешеная собака. Пегасов, не долго думая, отправился к Нилову.
– Отправляем Максима к Пастеру, – сказал он ему. – Собираем пожертвования. Не дадите ли и вы что-нибудь? – Ах, с удовольствием!
Нилов вышел и, немного погодя, вынес доктору десять рублей [Чехов 1985а: 499].
Заключительный абзац в варианте 1886 года включает прямое упоминание лечения по методу Пастера как возможного средства против болезни, которую годом ранее по сюжету рассказа, когда Нилова покусал волк, Пегасов считал неизлечимой. Этот перерыв в повествовании позволяет Чехову оттенить тот страх, который испытывал Нилов перед бешенством, когда не имел возможности получить сколько-нибудь действенную помощь. Скупость Нилова выглядит тем ироничнее, поскольку читатель помнит, как он отчаянно призывал Максима на помощь во время нападения волка, а затем, столкнувшись с вероятностью заболеть, предлагал доктору огромную сумму, чтобы тот излечил его (сто тысяч в версии 1886 года, в позднейшей редакции сократившиеся до пятидесяти тысяч)[88].
В позднейшей версии действие рассказа завершается через четыре дня после нападения волка, а непосредственное упоминание вакцины Пастера отсутствует. Успокоенный уверениями доктора, что, по всей вероятности, болезнь у него не разовьется, Нилов уходит из кабинета Овчинникова в бодром расположении духа. Он в красках рассказывает кучеру о своем поединке с волком, весело смеется и замечает, что ему будет о чем вспомнить в старости. Его оптимизм может показаться неуместным, однако он производит впечатление на доктора Овчинникова, с восхищением думающего о Нилове: «Какой богатырь!.. Какой молодец!» [Там же: 45]. Впрочем, осведомленный читатель понимает, что у Нилова еще может развиться бешенство, поскольку инкубационный период болезни продолжается дольше, чем действие рассказа. Возможно, восхищение доктора Ниловым в финале переработанной версии рассказа означает, что оптимизм перед лицом смертельной опасности следует ценить, а не воспринимать как некое высокомерие. В любом случае решение Чехова исключить из окончательной редакции любые упоминания Пастера создает контраст между оптимизмом Нилова и мрачной и неизбежной судьбой, ожидающей его в случае, если он заболеет. Откровенная ирония версии 1886 года, в которой сопоставляются безвременное старение Нилова из-за экзистенциального страха перед болезнью и скупость, проявленная им, когда Пегасов собирал деньги на лечение Максима с помощью новейшей панацеи, уступает место более тонкой иронии, когда Нилов отрицает возможность умереть от бешенства, хотя в действительности такая вероятность есть.
«Бешеный волк» Кузминской, опубликованный всего через три месяца после «Водобоязни», выступает сильным контрапунктом к рассказу Чехова. Если у Чехова события изображаются с точки зрения Нилова – представителя дворянства, а воззрения профессиональной медицины на бешенство ставятся выше, чем народные представления, то в рассказе Кузминской выражается недоверие к еще только появлявшимся государственным медицинским институциям и в то же время выступает на первый план доброта опытного знахаря, который помогает необразованной вдове преодолеть тяжелые обстоятельства и оказывает психологическую поддержку. Но также в нем подчеркивается, как русские крестьяне подвергают гонениям и жестокому обращению людей, покусанных бешеными животными, что подтверждается и упомянутыми выше медицинскими источниками. Кроме того, треть рассказа посвящена описанию нападения волка на других крестьян и семью вдовы, что свидетельствует о жутковатой притягательности подобных историй для тогдашних читателей; это описание существенно отличается от чеховского изображения схватки Нилова с бешеным волком один на один.
Этот семнадцатистраничный рассказ с подзаголовком «истинное происшествие», напоминающим чеховский подзаголовок «быль», основан на реальном событии, известном и самой Кузминской, и Л. Н. Толстому. В середине октября 1885 года в письме к свояченице Толстой с энтузиазмом откликнулся на первоначальный вариант рассказа:
Рукопись я тотчас же прочел и одобрил. В первый свободный вечер перечту с пером в руке и с строгим судом. Но мне кажется, поправлять придется очень мало: рассказ очень интересный и просто написанный. Жалко, что ты не написала про то, как ее притесняла полиция – требовал исправник, велели закопать волка и перебить собак. Кажется, она так рассказывала [Толстой 1934: 288–289][89].
В письме Толстого подчеркивается несправедливость местных властей, имевшая место в реальности и художественно переданная Кузминской; в ее рассказе побоище, устроенное бешеным волком, становится поводом показать, как провинциальное невежество и чиновничий произвол усугубляют страдания главной героини, вдовы, и ее шестерых детей после нападения хищника на постоялый двор, расположенный рядом с лесом и железнодорожной станцией в Тверской губернии.
В центре повествования находятся вдова Анна Ивановна и ее дети, хотя сначала волк нападает на двух человек, идущих по соседней дороге: конторщика Александра Герасимовича, который иногда ходит на охоту вместе со старшим сыном Анны, и железнодорожного служащего Николая Федоровича. Волк кусает обоих, но им удается его отогнать, и они направляются в ближайший дом, где живет немецкий рабочий с кухаркой Матреной и ее мужем Иваном. Едва они приходят туда, как волк, следовавший за ними по пятам, нападает на Ивана, сбивает его с ног, кусает его и его жену, а потом убегает.
Тем же зимним вечером, но немного позже старший сын Анны Ивановны, семнадцатилетний Василий, замечает, как волк гоняет по двору его любимого щенка, подаренного Александром Герасимовичем. Он бросается на помощь, но волк тотчас же сваливает его с ног:
– Маменька, волк режет! Маменька, помогите! – кричал Василий. А волк кусал и лицо, и руки, которыми Василий закрывался. Укусит за руку, – Вася отдернет руку. Волк укусит в лицо, тяпнет раз, прокусит и бросит. Искусал так ему волк и руки, и щеки, и нос, и подбородок. Подбежала мать, увидала: – Господи! Боже мой! Вася! – закричала она, и с голыми руками, без топора, без палки бросилась на волка, как на овцу. Всем телом повалилась она на волка и стала возиться с ним.
– Михайла! Миша! – кричала она: – топор! Живее топор! Миша уже выбежал из избы и, не расслыша слов матери, видел только одно, что и мать, и брат возятся с волком. И он, так же как и мать, с пустыми руками бросился туда же. Вскочил на волка верхом и схватил его обеими руками за глотку. <…> Как только увидала Анна Ивановна, что волк разинул пасть, выдернула она свою руку из-под волка и засунула в разинутую пасть [Кузминская 1886: 599].
Описание схватки занимает целых две страницы; наконец старшая дочь Анны, Наталья, прибегает с топором:
Наталья замахнулась и ловко ударила
