Кементарийская орбита - Дмитрий Леоненко

– Оперколон Геккон, – услышали мы голос Марии. – Пройдите сюда, будьте добры.

Оливер ухмыльнулся. Окинул нас взглядом, насмешливо отсалютовал. И скрылся за захлопнувшейся дверью.

Минуты тянулись до одурения медленно. Напряжение копилось под ложечкой тугим комком.

Люк раскрылся по новой только через полчаса.

– Оперколон Дофия.

Один за другим мои товарищи исчезали за дверью. Вызвали Рыжую – она обернулась у самой двери, бросив отчаянный взгляд на Олега. Вызвали Мигеля – он спокойно проплыл через люк, осенив себя крестным знамением.

– Оперколон Димер.

Я хлопнул Олега по плечу. Оттолкнулся от стенки. И быстро, на остатках решимости, миновал проход.

Десять медкапсул, полуутопленных в стены. Судя по спокойно горящим синим цветом индикаторам – пустых, но в режиме готовности.

Лапы и крючья медманипуляторов, агентных контейнеров, изгибы мультисканов.

И широкий ложемент посреди. Отделанный мягким пластиком, подогнанный под форму человеческого тела. Рядом с ним висел еще один спейсер с нашивками ОрбМеда. НА мое появление он отреагировал коротким кивком и продолжил подстраивать аппарат.

– Фибробелковый контроллер работает как часы, Мария, – пробормотал он себе под нос. – Десять минут на прогрузку.

– Раздевайтесь, – глядя куда-то в сторону, в интерфейсы АС, должно быть, велела Каррас. – Ложитесь туда и ждите, пока я проведу последние тесты.

Пластик захолодил кожу, ремень сам сомкнулся вокруг груди. С тихим жужжанием опустились вниз манипуляторы, сенсоры прижались к коже. Что-то чувствительно укололо в область позвоночника. Дрон коснулся запястья мягкими лапками, подключая катетеры.

– Организм в полном порядке, основные реакции на криоконсерваторы положительные, – сообщила медик «Семени». – Сейчас я активирую нейропунктурный наркоз. Расслабьтесь и смотрите на свечение.

– Приятных снов, оперколон, – неожиданно вскинул голову ее напарник. И коснулся сенсора.

Черная маска скользнула вперед. Медленно опустилась на мое лицо, проглотив свет от светолент.

– Энцефалонаркотические эмиттеры подключены, – глухо, как сквозь вату, донеслось до моих ушей. По черной поверхности побежали слабо светящиеся круги.

«Десять», – начал я считать про себя. – «Девять. Восемь», – уши заполнил легкий гул, а тело стало вялым. «Семь. Шесть. Пять».

До четырех досчитать я не успел.

Глава 10

Обо всем, что происходило в следующие пятьсот лет, мне стало известно постфактум. О причине, я полагаю, несложно догадаться.

В течение еще почти полугода «Семя» принимало на борт топливо, колонов, запчасти и грузы. Между ХЕПОС, Лагранжем и звездолетом поддерживался плотный трафик, само «Семя» окружала стая малых ботов, буксиров и монтажно-контрольных дронов, висела в отдалении за носовым щитом малая обитаемая станция, служащая временным жильем доводочным сменам.

Затем с «Кроноса-2» были выпущены и приняты финишерами последние танк-капсулы, их содержимое перекочевало в баки и двигательные кольца корабля. Первая партия жидкого азота заполнила систему охлаждения. Инфотехи завершили все мыслимые и немыслимые прогоны АС, дронов и бортовых сетей. Стартовый экипаж под командованием Хейма доложил о готовности к старту экспедиции.

Станция была отбуксирована в сторону, вспомогательные фермы убраны. Буксиры уже в течение месяца неторопливо доводили разворот «Семени», нацеливая корабль щитом в сторону Мю Жертвенника с учетом незначительных поправок на собственное орбитальное движение корабля, Кементари, галактический дрейф и тому подобное. Все малые аппараты покинули район старта, не считая корабля сопровождения «Чавла».

На мостике «Семени» Хейм коснулся панели, подтверждая автоматический старт. АС отсчитала последние секунды – и инициирующий реактор вышел на режим, передавая двигателям первой ступени тераватты энергии.

На фоне черного космоса и ярко пылающих звезд вспыхнули три потока призрачно-синего пламени, протянулись сквозь двигательные кольца, бросая слабые отсветы на корму корабля и опорные фермы колец.

Наблюдателям в рубке «Чавлы» казалось, что звездолет-гигант остался недвижно висеть в пространстве. Скорость, сообщаемая кораблю маршевыми двигателями, была настолько ничтожной, что ее фиксировали только приборы.

В первые десять минут.

По истечении получаса экипаж «Чавлы» заметил, что корпус «Семени» неторопливо скользит мимо их собственного судна.

Когда прошел час, «Семя» почти обогнало «Чавлу», и корабль эскорта был вынужден запустить собственные двигатели, чтобы не отстать от звездолета. Поток телеметрии шел на приемники ХЕПОСА и околоземных спутников Орбитали, и каждый в ее сети мог наблюдать эпохальное событие в онлайн-режиме – с некоторой задержкой из-за двадцати семи миллионов километров, разделяющих Землю и стартовый объем. Еще через две недели записи старта предстояло разойтись сквозь дарвин-пространство по всем сетям планеты.

Сутки спустя «Семя» преодолело больше семи тысяч километров от стартовой точки. На земном небосводе оно выглядело ослепительно яркой иголочкой синеватого цвета. Через пять дней оно мчалось со скоростью ружейной пули, через десять «Чавла» развернулась и начала маневр возвращения обратно к «Лагранжу», прощально помигав «Семени» габаритными огнями. Через два месяца корабль вдвое удалился от Земли, превратившись из яркой иголочки в звезду первой величины. Через полгода звезда заметно потускнела, а Проект начал постепенно уступать первое место в поисковых рейтингах новостных рассылок более актуальным сюжетам.

На борту «Семени» несли вахты трое человек. Пилот – так называлась, согласно традициям, эта должность в судовой роли, хотя управление кораблем штатно давно уже не требовало вмешательства человека – контролировал положение корабля, его ускорение и набранную скорость. Пока – по данным навигационных бакенов Орбитали. В данный момент этим занимался сам капитан непосредственно. Бортинженер-энергетик следил за функционированием двигателей Дильковского, реактора и всей энергосистемы судна, а заодно присматривал за тем, как бортовая сеть и ремонтные дроны справляются с мелким текущим ремонтом. Благо необходимости в крупном ремонте не возникало – верфи ХЕПОС знали свое дело на совесть. Анабиотик мониторил состояние пассажиров, которое на начальной стадии полета также не внушало опасений. Ежедневные сеансы связи с Землей (точнее, с «Лагранжем») изо дня в день проводились все с большей задержкой в обмене сообщениями.

Через два года и два месяца Хейм объявил экипажу, что «Семя» установило новый рекорд, миновав орбиту Плутона и став двенадцатым по счету кораблем, посетившим эти холодные края Солнечной системы. Из них – первым пилотируемым. Экипаж отметил это событие тремя рюмками коньяка из личного багажа капитана. Прошло еще около года, и связь с Землей стала слишком ненадежной, чтобы поддерживаться регулярно. Теперь «Семя» транслировало свои сообщения в направлении крохотной голубой звездочки, не дожидаясь ответа с Лагранжа. Чтобы разглядеть корабль с Земли, потребовался бы очень качественный телескоп. Сигнал со спутников давно был утерян, «Семя», будто средневековый штурман, выверяло свое местоположение по сиянию пульсаров.

К этому моменту «Семя» двигалось над просторами пояса Койпера, его скорость составляла около двухсот километров в секунду. По просьбе научного отдела Орбитали корабль развернул свои чувствительные сенсоры по обеим полусферам в попытке засечь ближайшие долгопериодические кометы и койпероиды, а также определить, если повезет, их орбиты и состав. Добычей «Семени» стали несколько засветок в оптическом и инфракрасном диапазонах. Астрономический отчет был приложен к ежедневной телеметрии и излучен в сторону Земли – уже неразличимой в сиянии яркой звезды за кормой звездолета. Так же поступили и с данными, собранными датчиками корабля о движении плазмы за бортом, когда «Семя» проходило сквозь зону столкновения солнечного и межзвездного плазменных потоков.

Через четыре года и шесть месяцев был зафиксирован первый крупный импакт. Что-то – судя по всему, ледяная пылинка – ударило в разнесенную носовую броню и мгновенно испарило восемь ее кубометров.

Сложная конфигурация тонкой фольги, пустоты и броневых плит была предусмотрена как раз для подобных случаев. Взрывная волна расплескалась о тонкие металлические прослойки, испарив их, рассеявшись в пустоте и почти безвредно ударив в броневой слой. Ремонтные дроны выскользнули на внешнюю поверхность, принявшись заделывать отверстие со рваными краями, зияющее в блестящей поверхности щита.

Пять лет спустя для Хейма и двух его офицеров наступило время сдавать вахту следующей смене. Детекторы щита бесстрастно отмечали рост уровня излучения – зеркало принимало на себя все больше протонов, а энергия столкновений неуклонно росла. Один за другим исчезали за кормой выработанные топливные баки.