Падение «Вавилона» - Андрей Молчанов

И я побрел в роту.

Встретил меня сидевший на ступеньках возле КП дежурный сержант.

— Группы прибыли? — спросил я.

— Никого, — ответил он равнодушно. — Начальства понаехало — жуть! Басееву — копец! Та-аких ему насовали!

— Из-за побега?

— А там все, — ответил дежурный, шмыгнув носом. — Этот побег, прошлый, когда ты с зеками на канал ездил… Еще трипперная история в довесок…

— Как, узнали?!

— «Кум» заложил… Наверняка. Кстати. Тебя сам генерал спрашивал, зря ты ушел, теперь получишь в рог…

— Неминуемо! — подтвердил я, проходя мимо него в направлении кухни.

Надо было использовать момент затишья, чтобы передать на чердак жратву и флягу с водой Олегу.

Я не без оснований раздумывал о том, что как бы в самое ближайшее время нам не пришлось сдергивать отсюда уже в качестве компаньонов…

Спустя неполный час комиссия прибыла в роту, бразды правления над которой взял на себя комбат, поскольку Басеева срочным приказом переводили на хозяйственную должность в заповедную глушь какой-то заболоченной тундры. Лейтенант, по словам командира полка, уподобился американской птице страусу, которая с высоты своего полета не видит генеральной линии в воспитательной и карательной работе.

Горец, как я понимаю, навредил сам себе, заняв неправильную позицию личной обороны. Свою отстраненность от происшествий он обосновывал тем, что, дескать, поставлен смотреть за порядком, а за беспорядок не отвечает.

Я тоже ожидал подобной участи, томясь у двери канцелярии, где заседало начальство, жаждущее испить моей кровушки.

Наконец поступил приказ войти в канцелярию. Я вошел, и тотчас на меня обрушился смерч сиятельного негодования и град негативных определений моей личности. После увертюры эмоций последовали конкретные вопросы. Я отвечал на них спокойно и просто:

«Заблудшая женщина? Не видел никакой женщины. К тому же вензаболеваниями не страдаю».

«Попытка побега? За зеков отвечал не я, а конвойный солдат, успешно побег пресекший».

«Меркулов? Ну, был такой, копал ямы. Сбежал? Его личное горе. Или — счастье. Желаю успехов в розыске».

«Перестрелка на „арматурном“? Ничего не ведаю, совместно с караулом не пил, в азартные игры не играл. Налаживал связь. И — наладил».

— А в зону кто водку поставлял?! — свирипея от моих смиренных ответов, вскричал командир полка. — У нас точные данные! Или вы сознавайтесь, или — одно из двух!

— Все — ложь, — сказал я. — Интрига. «Кум» выгораживает себя, пытаясь переложить вину на нас, военных…

— Что у вас за жаргон! — поморщился начальник штаба. — «Кум»…

Однако последним своим ответом я угодил в десятку. К лагерной администрации офицеры внутренних войск относились с пренебрежением, считая ее неким полугражданским формированием, а к тому же поделиться ответственностью за случившееся хотелось и тем, и другим.

— Так, — резюмировал комдив. — То есть стоит перед нами херувим во плоти. И откуда он сюда такой прилетел-то? Вы чем занимались до армии, сержант, можно полюбопытствовать?

— Спортом, — сказал я.

— Это мы знаем…

— Изувер, — молвил командир полка. — Мне с ним все ясно. В рядовые его! На вышку!

— Выйдите, сержант, — приказал генерал, кашлянув.

Я вышел за дверь, оставшись в коридоре.

Из канцелярии до меня отчетливо доносились дальнейшие дебаты руководства.

— Боюсь, — произнес начальник штаба, — что ему вообще не следовало бы доверять боевое оружие. То, что я сегодня увидел в лазарете… У него определенно есть связь с контингентом…

— Думаю, — задушевно сказал комдив, — с ним надо провести воспитательную работу, серьезно прояснить моральные ценности нашей службы… Кроме того, у нас остро недостает грамотных инструкторов…

— Грамотный! — подал голос комбат. — Один прибор на зоне был, и тот в первый же день сгорел, как только этот черт сюда заявился! Из него такой же инструктор, как из моего члена плотник! Простите, товарищ генерал, за правду… Все заборы посносил, теперь торчат какие-то железки — не пойми чего… Устроил порнографию… Тьфу! Может, его к нам какое-то церэу подослало, а? Недаром же у него место рождения — Вашингтон!

— Ого, — сказал комдив. — Это новость!

— Вот так вот! — продолжил комбат горячо. — Сюда представителя контрразведки надо, вот что скажу! И пока этот вельзевул в роте, жди чего хочешь! Лично я с этой чумой тут не собираюсь… Чаша моего терпения с треском лопнула!

— Спокойно, — произнес командир полка, снимая трубку звонившего телефона. — Слушаю вас… Так точно… Завтра? Я понял.

— Что такое? — спросил генерал. — Кто звонил?

— Комбат как в воду глядел… — прозвучал раздраженный ответ. — Из управления КГБ… Завтра приезжает ответственный товарищ из Москвы. По поводу Меркулова.

— Доигрались, — сказал комдив.

— А насчет сержанта… — подал голос начальник штаба, — думаю так: пусть едет вместе с Басеевым. Лейтенант позаботится о его дальнейшем прохождении службы!

И в канцелярии грянул демонический хохот.

Дальнейшие действия комбата отличались какой-то чесоточной поспешностью. Один из прапорщиков-контролеров, выпускник строительного техникума, был с помощью заманчивых посулов и проникновенных увещеваний срочно перевербован в инструкторы, заняв мою должность, а мне поступил приказ ознакомить преемника с планом работ по реконструкции и передать ему все хозяйство.

В тоне приказа сквозило зловещее ликование. Однако если комбат рассчитывал, избавишись от меня, положить тем самым конец какой-то мистической цепи неприятностей, то напрасно: по подписании приказа о моем отстранении от полномочий незамедлительно раздался звонок от начальника караула по охране жилой зоны, и принес звонок ошеломляющее известие о новом побеге.

Один из зеков, воспользовавшись отсутствием препятствий с внешней стороны колонии, снесенных по моему приказу, с бесшабашной простотой и отвагой опрокинул на единственный забор лестницу, в несколько секунд преодолел ее пролеты и сгинул в кустах жасмина, за которыми беспорядочно громоздились плетни и частные огородики. Часовой лишь успел подать неоконченную команду «стой!» и с запозданием пальнуть в воздух.

Полетели по радиосвязи дополнительные ориентировки нашим засадам, вторые сутки караулившим на степных просторах Олега, дивизионный и полковой командиры не находили себе места, а тут еще масла в огонь подлил «кум», сообщив, что единственная рабочая бригада зеков, посланная на уборку винограда, вернулась вдрызг пьяная, однако степень нетрезвого состояния осужденных значительно меньше, нежели сопровождающего их конвоя.

Меня, как основного подозреваемого в контрабанде горячительных напитков, снова вызвали в канцелярию.

Для начала прошлись по поводу моих реконструкторских инициатив, способствовавших исчезновению из колонии опасного уголовника, затем последовал незатейливый в своей подоплеке вопрос: посещал ли я «виноградный» объект?

— Там заборов нет, — сказал я. — Лишь веревки натянуты, а по углам часовые.

— Значит, посещали?

— Нет, проезжал мимо. Но откуда алкоголь — знаю.

— Продолжайте, сержант… — благосклонно кивнули мне, в надежде, видимо, на перспективу доноса.

— Результат прошлого урожая, — пояснил я. — Давится виноград, складируется в определенное место под землю, и на следующий год — ваше здоровье!

— В какое-такое определенное место? — попросили уточнения.

— А вот это, — сказал я, — военная тайна.

— То есть?

— То есть меня в нее не посвящали.

— А откуда же тогда вам известно, что…

— У меня была бригада осужденных, мы общались…

— Вон отсюда! Общительный! Дурогон! Срочно сдавайте дела!

— Я понимаю, что не карты…

— Во-он!

Собственно, хозяйство мое состояло из кувалды и каптерки, так что передача эстафеты много времени не заняла; камнем преткновения явился лишь подведомственный мне дизель, обеспечивающий аварийное освещение зоны. Обслуживал дизель один из расконвоированных зеков, так что этой части технического обеспечения зоны я не касался.

Агрегат располагался неподалеку от каптерки, в дощатом сарае, защищавшем его металлическую громаду, водруженную на бетонный постамент, от агрессивных влияний окружающей среды. В сарае также хранились лопаты, канистры с соляркой, а кроме того, присутствовала и некоторая меблировка: солдатская кровать с грязным рваным матрацем, два табурета и складной пластиковый столик.

Прапорщик-преемник настаивал на обучении его пуску дизеля, что выходило за пределы моих навыков, поскольку сарай я посетил лишь раз, в самом начале своей несостоявшейся карьеры инструктора, с уважением потрогав дизель ладонью и тут же махнув на него рукой.