Падение «Вавилона» - Андрей Молчанов

— Ти чито дим тут пустыл? — поморщился Мзареули, отмахиваясь от заполнившей караулку пелены пороховой гари. — Оборзэл, бэспрэдэл…

— Бугор! — с напором командовал тем временем Харитонов через форточку. — Пусть этот воды принесет… полковник, во! Заставлю служить гада! Строевым шагом чтоб… По-ял?

— Ща пришлю, — неприязненно отвечал бригадир, в самом деле, похоже, наложивший в штаны.

— Бегом, мать твою!

— Сдавай лысты, катать будэм, — сказал Мзареули, кивая на колоду.

— Пусть лично полковник нам воду носит! — надменно молвил ефрейтор, усаживаясь за стол и грозя многозначительно скрюченным перстом. — Чтоб службу не забывал! Мы его уставу научим… Мы его, бля…

Я понял: речь шла об Олеге.

Обнаружив отсоединившийся контакт и укрепив провод, я затянул винт.

Тут же раздался звонок.

— О, работает… — удивленно проговорил Харитонов, вырывая у меня трубку.

Звонили с постов озабоченные донесшейся до них стрельбой часовые.

— Все путем, салабоны! — успокоил их Харитонов. — «Деды» службу знают, не хрена тут названивать! Бздительность, х-ха, проявляют! Стоять там смирно на вышаке! Проверю, с-сук!

— Я сдал… — доложил Мзареули.

Харитонов раскрыл карты.

— Вос-с-мнадцать… — произнес тупо.

— Очко! — торжественно заявил грузин.

— Туфту лепишь, чурка… Я не видел, как ты сдавал…

— Я чэстный игра вэду! — возразил Мзареули гордо. — Дэньги давай!

— Ур-рою! — Харитонов, с куражливым устрашением выпятив нижнюю челюсть, схватил пулемет и, направив его на партнера, с силой передернул затвор.

Раздался выстрел.

Затем, в наступившем мгновении какой-то оцепенелой тишины ко мне пришло отчетливое понимание, что, видимо, боек щелкнул по старому, ранее уже неоднократно надбитому капсюлю…

Харитонов непонимающе воззрился на свое оружие, из ствола которого вился, поднимаясь к низкому потолку, белесый горький дымок…

По крыше с внезапной остервенелостью заколотил сменивший моросящий дождичек ливень, голубое корневище молнии извилисто раскололо небо в квадрате оконного проема, и грянул жутким знамением беды раскатистый гром…

Мзареули, прижав ладонь к груди, с какой-то дьявольской торжественностью привстал с табурета, нащупал свободной рукой свой автомат, дернул крючок затвора, послав патрон в ствол, и отчужденно произнес:

— Ти, собак, минэ убил, билят… — И, не целясь, продолжая неотрывно смотреть невидящим взором на окаменевшего в пьяном недоумении ефрейтора, слегка вздернул ствол кверху, нажав на курок.

Я даже не расслышал звука выстрела, потонувшего в новом раскате грома. Только с ужасом увидел, что на стене за спиной Харитонова внезапно появились потеки кровавых помоев с какими-то рко-белыми вкраплениями, а на лбу ефрейтора возникло небольшое черное пятно.

Харитонов словно бы нехотя опустился на колени и, не выпуская из рук пулемета, ничком повалился на пол.

Затылка у него не было. Сине-бордовое месиво.

Мзареули сделал в сторону убитого судорожный шаг, но тут нога его словно подломилась в колене, и, не отнимая прижатой к сердцу ладони, он тоже упал, оставшись лежать у порога с раскрытым как бы в беззвучном крике ртом.

Мной овладела вязкая, сковывающая все мысли дурнота. Происходящее казалось сном, наваждением, способным привидеться лишь в бредовой ирреальности горячечного забытья…

Сквозь монотонный шум ливня донесся невозмутимый и оттого словно померещившийся голос:

— Куда ставить ведро?

Стараясь не смотреть на трупы, я, сотрясаемый неуемной лихорадочной дрожью, осторожно выглянул в форточку.

У входа в караулку стоял Олег — промокший насквозь, в потерявшим свою форму зековском чепчике, с козырька которого стекали непрерывные дождевые струйки.

— Проходи… Быстро! — Я выдернул из вваренных в решетчатые двери труб запорные штыри.

Очутившись в простенке между дверей, Олег увидел меня, улыбнулся приветливо, но тут же и остолбенел, усмотрев через мутное стекло оконца кровавую кашу с костяными осколками, облепившую стену.

— Что…

— Живо! Сюда! По стене! Чтобы часовой…

— Понял…

Ведро он оставил в тамбуре прохода. Войдя в караулку, остановился, цепко оглядев стол с разбросанными на нем картами, бутылью с самогоном…

— В картишки дружки играли… — сообщил я.

— И не поделили козырей? — Нагнувшись, он ухватил пальцами запястье недвижного Мзареули, пытаясь нащупать пульс.

Выждав несколько секунд, осторожно опустил его безвольную руку обратно на пол, заключив:

— Готов.

— В общем, Олег, так, — произнес я. — Я ушел проверять постовую связь и, что здесь случилось, не видел. Я увижу это позже… Имею в виду покойников. Теперь о тебе. Ты принес воду и… совершил побег. То ли стрельба произошла, когда тебе открывали двери, то ли двери уже были открыты… неважно!

— И куда же я побегу? — не без сарказма вопросил он. — В таком наряде, с такой прической… Я понимаю, Толя, ты сейчас в шоке… Попытайся успокоиться.

— Я ухожу на посты, — повторил я. — Ты дождешься телефонного звонка. Как только аппарат звякнет, выходишь из караулки и по стенке идешь до ее угла. Потом ползешь к противотаранному рву. По рву — до пустой вышки. Дальше — в кусты, а за кустами овраг.

— Там степь…

— Степь, — согласился я. — И — канал. Плывешь в сторону поселка.

— Поселка?!

— Ты меня слушай, не себя!

— Хорошо…

— Поселка, именно. Заходишь со стороны канала к зданию роты. Увидишь сортир. За ним — кусты шиповника. Там и сиди. Жди меня. И никакой самодеятельности, иначе выловят в момент!

— Но дальше-то что, дальше?

— Дальше я знаю что. Все. Жди звонка. И еще. Оружие не бери, это смерть.

И я вышел из помещения, накинув плащ-палатку на голову. Я брел по караульной тропе, стараясь глубоким дыханием утихомирить испуганно бьющееся мне в ребра сердце. Часовой-азиат, нахохлившийся под навесом вышки, лениво крикнул: «Кто идет?», исполняя уставную формальность, и я ответил хмуро:

— Люлей раздача! — вызвав его умиротворенный смешок.

— Совсем связь плохой, — грустно поведал он мне, когда я поднялся на вышку.

— Наладим…

Загородив от его обзора караулку, я крутанул ручку постового телефона, прислушиваясь к невозможному, конечно же, отклику.

— Зря звонить, Харитон ругать будет, пьяный сегодня… — прокомментировал часовой, уныло наблюдая за внутренней, тщательно взрыхленной граблями, полосой «запретки», раскисшей от дождя.

— Не будет, — отозвался я, глядя, как стремительной тенью Олег скользнул вдоль стены и тут же нырнул в противотаранный ров, скрывшись в нем.

Я повесил трубку.

— Опять не работает… — философски молвил часовой. — Все время ломается. Побег будет, как сообщать?

— Это да, — сказал я, абсолютно согласный со справедливостью такого утверждения.

— Иди сюда, двигай ногой! — внезапно крикнул часовой зеку, воровато выглянувшему из-за штабеля со швеллером.

Зек подошел к «запретке», озираясь по сторонам. Часовой вытащил из кармана леску с крючком и с грузилом и, обвязав ее вокруг пальца, бросил заключенному.

Тот быстро нацепил на крючок сверток.

Миг — и сверток оказался в руках часового.

Солдат надорвал обертку, пересчитал деньги и, вынув из-за пазухи полиэтиленовый пакет, швырнул его в сторону штабеля, куда, как кот за мышью ринулся зек.

— Наркота? — вопросил я, удивленный откровенностью такого мероприятия.

— Не-е, — расплылся в хитрой улыбочке часовой. — Я говно от овцы брал, цвет такой же, вид такой же…

— А кайф?

— Не знаю… — Солдат пожал плечами. — Они балдеют… — Он решил сменить тему, пожаловался: — Харитон стреляет, совсем водки напился, опасный, как двадцать бандит, боюсь, убить зека может, шайтан…

— Пьянствование водки ведет к гибели человеческих жертв, — выдал я перл из филологических джунглей русского языка. — М-да… Ничего не понимаю… Только что связь была!

— Был, сплыл… — Часовой сплюнул в зону. — Срать хочу, скажи, пусть грузин подмена делает, совсем не хочет служить…

— Ладно, — пообещал я, осторожно спускаясь с вышки по скользким, словно намыленным, деревянным ступеням.

Зона охранялась двумя постами, расположенными по диагонали ее прямоугольника, и, сымитировав безуспешную попытку дозвониться в караулку с другой постовой вышки, я неспешно двинулся к жуткому месту бойни, гадая, что теперь буду делать.

Двери проходного тамбура остались незамкнутыми. Мне пришлось выйти из караулки и затворить их, затем я снова вернулся в помещение, вдвинул запорные штыри в трубы и позвонил на посты, сообщив, что караул мертв, возможно, совершен побег и от часовых требуется усиленное внимание. После, включив полевую рацию, попробовал соединиться с радистом роты, но ничего, кроме грозовых помех, в трубке не услышал.